Степан Злобин - Степан Разин (Книга 1)
Казак из крещеных татар Иван Пинчейка учил Степана и Клина обычаям кочевников, словам приветствия и дружбы, названиям самых простых обиходных вещей. Он тоже ехал в посольстве.
– Ну, добрый путь! – на прощанье сказал Степану Корнила. – Вступил ты на атаманскую дорогу. А в большом атаманстве, Степан, и хитрость, и кривда, и разум, и силы, и жесточь, и зоркий глаз, и слух острый, и сердце широкое надобны. Войску правдой служи да учись – и взрастешь в атаманы!
И вот в сопровождении толмача и двух десятков казаков Степан и старый Ерема Клин выехали с целым караваном даров в калмыцкие степи.
Даже толмач Пинчейка, бывалый в степях, толком не знал, как добраться до цели: стойбище тайши так же меняло место, как и кочевые улусы простых степняков.
Толпы бродячих калмыков встречались и тут и там и, внезапно подкарауливая, пускали в казаков стрелы. Один молодой казак был убит стрелою. Казакам не терпелось нагнать кочевников и порубить их саблями, но Клин запретил даже выстрелить раз, и казаки не вступали в бой.
На ночлеге они опасались разжечь костер, чтобы огонь не обнаружил их стана перед врагами. Леденящий ночной ветер знобил так, что стучали зубы, и люди спасались от холода, лишь прижимаясь друг к другу...
Двигаясь по степи на восток, казаки заметили, что из-за холмов за ними, как волки, окружающие добычу, следят кучки вооруженных всадников в островерхих шапках.
– Дик народ! Обычаев посольских не разумеют. Заманят в пустыню, в арканы, да продадут трухменцам, – опасливо говорили между собою казаки.
Этот назойливо преследовавший их отряд разрастался все больше, и вскоре, вместо двух десятков шапок, на небосклоне уже маячило больше сотни. Когда казаки останавливались, они исчезали. Потом появлялись снова.
Наконец это надоело казакам. Когда островерхие шапки снова мелькнули днем на краю пустыни, казаки припустились за ними в погоню. Калмыков, сросшихся с детства с конями, было не так-то легко настигнуть. Они уходили, но не терялись из виду.
– Наше посольское дело – к хану попасть, – сказал Ерема Степану. – Может, ружье положить: пусть сами берут нас да и везут к своему царю. Так или сяк – лишь попасть бы!
Но Степан возразил:
– Разбойный народ! Не к хану сведут, а невесть куда. Увидят: дары для хана богаты, разграбят да и самих продадут... Лучше пускай не они нас ведут, а мы их захватим...
По совету Степана казаки в степи разложили к ночи костер, кочевники тотчас его заметили и, покинув своих коней, все тесней и тесней окружали огонь, вокруг которого расположились беспечно сидевшие и лежавшие на земле казаки.
Подобравшись близко, калмыки вскочили и кинулись с гиканьем на огонь...
– Убили бобра! – усмехнулся Степан, который рядом с Еремой лежал в стороне на вершинке холма, пока остальные казаки отгоняли в степь оставленных кочевниками лошадей.
У костра в это время сидел один лишь переводчик Пинчейка, остальных казаков изображали чучела, сделанные из казацкого платья. Калмыки подняли дикий галдеж, когда поняли, что попались в ловушку.
Недолго спустя от костра послышался крик Пинчейки, призывавший Степана и Ерему Клина. Начались переговоры.
К рассвету договорились, что калмыки пойдут пешком впереди казаков прямо к кочевью своего тайши, а казаки сзади на лошадях будут гнать их табун.
Они достигли кочевья неожиданно быстро: на второе же утро казаки проснулись, окруженные тысячью воинов с направленными на них стрелами.
Длинноусый всадник в кольчуге, на белом коне, с копьем, на котором был вздет белый флажок, въехал в круг своих воинов и закричал тонким голосом длинную, непонятную речь:
– Премудрый тайша Шикур-Дайчин, сын Хо Ормока, повелитель Зюнгар-орда, хозяин большая пустынь, старший брат Великого Змея, велит нам ружье положить, – перевел Пинчейка. – Ружье не кладем – собака нас жрать будет.
Делать было нечего. Объяснив, что они везут тайше подарки, что не враги, а послы, казаки сложили оружие. Тотчас же их окружила стража.
Казаки увидали большой шатер из белого войлока, обнесенный частоколом, а снаружи и внутри, за частоколом, – множество конных и пеших воинов с тощими псами, похожими на волков. Попасть на обед к этим псам было невесело. Собаки скалили зубы и рычали на казаков. Кочевники мрачно глядели на послов, превратившихся в пленников.
– Не робей, молодцы атаманы! Бог не выдаст, свинья не съест! – подбодрил старый Ерема Клин своих товарищей, но слышно было по голосу, что у него тоже мрачно на сердце.
Дела посольские
Степан и его спутники стояли перед тайшой. Угрюмый, толстый и длинноусый тайша Шикур-Дайчин сидел на шелковых подушках. На голове его красовался золотой двухконечный колпак с бобровой опушкой, на плечах была широкая соболья шуба. Вокруг ложа тайши дымились жаровни, в которых на горячих углях потрескивали какие-то благовонные курения. Позади тайши на коврах и подушках сидели его приближенные с редкобородыми и одутловатыми бабьими лицами, в богатых одеждах из мехов, шелков и парчи. За ними стояли мрачные воины в кольчугах и железных колпаках, вооруженные пиками, топорами, мечами. Монгольские глаза их глядели озлобленно, широкие скулы, выпирая, лоснились, усы топорщились, придавая страже хищный и устрашающий вид.
Брюхатый военачальник, ведший переговоры с казаками, вошел в шатер и повергся ниц – то ли перед тайшой, то ли перед красно-медным широкоскулым идолом, стоявшим по правую руку тайши, на возвышении, подобном алтарю.
Шикур-Дайчин лениво и невнятно сказал какое-то слово, и снова брюхатый заголосил тонким голосом.
Только тут впервые тайша с любопытством посмотрел на казаков. Глаза Степана встретились с его взглядом. Бегающие маленькие зрачки Дайчина снова спрятались.
«Хитрый», – подумал Степан.
Тайша Дайчин что-то заговорил, изредка взглядывая на казаков. Лица окружающих оживились. Они грозно хмурились и выражали гнев...
– Пошто, придя в землю премудрого тайши, казаки калмыцких людей обидели? Так нешто пригоже делать в чужой земле? – перевел Пинчей.
– Скажи: мы дорогие подарки везем тайше Дайчину. А в степи какой народ ходит – никак не узнаешь. Нападут разбойники да пограбят, тогда нам от нашего государя немилость будет за то, что не сумели подарков сберечь, – ответил Клин.
Тайша согласно кивнул головой и что-то оживленно спросил.
– А все ли подарки целы? – весело перевел толмач Пинчейка.
– Скажи: все блюли пуще глазу. Малости не истеряли, – ответил Ерема Клин.
Дайчин приказал показать подарки. При этом все казаки сразу повеселели.
Они развязывали тюки, вынимая шитые полотенца, богатые шубы, перстни, ожерелья, подносы, украшенную саблю, драгоценный кинжал, боевой топорок с каменьями, шелк, пряности, благовония в золоченых сосудах. Иные из даров тайша желал осмотреть лично, брал в руки, рассматривал и оценивал взглядом. Особенно он остался доволен собольей с бобрами шубой, янтарной турецкой трубкой, седлом и конским прибором, украшенным чеканной отделкой и бирюзой. Он тут же напялил соболью шубу, прямо поверх своей, надел на пальцы два перстня и прицепил дареную саблю к поясу.
– Сам царь прислал мне подарки? – спросил он.
– Его величество царь и великий князь всея Великия, Малыя и Белыя России, государь Алексей Михайлович нас к тебе не посылал, а послало Великое Войско Донское, а государь свое царское повеление дал, – ответил Ерема Клин.
– Казаки – наши соседи, – сказал тайша. – Соседи соседей должны любить. Мы донских казаков не обидим, а ваши казаки моих пастухов грабят. Так хорошо ли?
– Твои молодцы тоже спуску нам не дают. Зазевайся в степи – лошадей покрадут, а то и самих уведут, продадут в Дербень, – возразил старый Клин.
Тайша засмеялся, трясясь в своих шубах. Калмыки захихикали вслед за ним.
– Зевать ведь не надо, – сказал Дайчин.
– Сосед у соседа коней покрадет, барашков сведет, а сойдутся в шатре – помирятся, – ответил Клин. – А то бывает такой сосед, как крымцы. Те нападут – ни детей, ни женщин не пощадят, все разграбят, а что увезти не могут – огню предадут. Такие соседи – беда!
При упоминании о своих вечных недругах калмыки помрачнели. Глаза их сверкнули злостью.
– У донских казаков нет хуже врага, чем крымцы, – вставил Степан.
– У калмыцких людей нет больше врага, чем крымцы! – воскликнул тайша.
– Великое Войско Донское прислало нас к тебе, Шикур-Дайчин, просить твоего союза против ногайцев. Тебе одному не справиться с ними. Войско Донское вместе с тобою на них ударит, – прямо сказал старый Ерема.
Стояло непогожее время. Казаки сидели целыми днями на мягких подушках и ели баранину, пили кумыс. Приближенные тайши угощали их, легонько похлопывали ладонями по плечам, о чем-то по-своему говорили им, дружески улыбаясь.
Степан обменял своего жеребца на молоденького степного жеребчика, дал перстень за кречета.
