Евгений Анташкевич - Хроника одного полка. 1915 год
Володечка помолчал и ответил:
– Ага! – Он ещё помолчал: – Но как-то не по внешности, но, вы знаете, только вы не смейтесь, сияет она вся! Я сначала, когда очнулся, даже не понимал, что она не ангел, думал, что видение…
– А она?
– Она… у неё… таких, как я, был целый лазарет… она сияла для всех! И, не подумайте дурного, тут нет ничего плотского… уже когда сняли лубок, а потом была операция и я снова был в беспамятстве, я потерял её… Даже не знаю, как сказать… однако третьего дня она снова появилась из Гродно, она служит на санитарном поезде… я подарил ей это письмо… она прочитала его и приняла от меня, как подарок, и я хотел ей ещё подарить томик Чехова, но она сказала, что один раненый уже подарил ей Чехова перед операцией, а на операции он умер, и она письмо возьмёт, а Чехова нет, и сама подарила мне Библию с иллюстрациями Доре. Я как только могу, так листаю… – Володечка замолчал на полуслове. Вяземский сидел и слушал в умилении, он напрасно опасался, что услышит что-то доморощенное, как его кадеты в корпусе, а Володечка молчал, и вдруг Аркадий Иванович услышал от того места, где находился Володечка, слабый стон.
– Володечка, – позвал рыбак, – Володечка, что вы замолчали вам плохо?
Вяземский всё понял, поднялся и пошёл к сестрам. Те мигом освободились от сна, встали, одна пошла к Володечке, другая в другую сторону, включился дежурный свет, и через несколько минут по вагону уже шли санитары с носилками. Сестра посмотрела на Вяземского, с сожалением развела руками и ушла. Артиллерист-рыбак молчал. Вяземский сидел на полке рядом со своим ампутированным соседом, мысли путались, он в деталях вспомнил сестру милосердия Татьяну Ивановну из осовецкого лазарета и понял всю правоту Володечки, что та действительно была ангел.
Аркадий Иванович проснулся. Поезд стоял. Мимо с носилками двигались санитары, между ними медленно шли к выходу ходячие ампутированные, это были офицеры, чаще молодые: прапорщики, подпоручики, поручики, но вот пронесли подполковника. Аркадий Иванович хотел встать, но было неудобно, он поджал ноги и остался сидеть, пока все не пройдут. Он вспомнил Володечку и весь ночной разговор соседей, стал осматриваться, однако полки, где они могли быть, были пустые. На его полке ещё лежал раненый без ног, укрытый с головой простынью, умерших выносили последними.
Клешня ждал на перроне. По его виду Аркадий Иванович понял, что тому спать, наверное, не пришлось – и без того мешки под глазами налились на щёки и подрагивали.
В Москве у Вяземского было два дела: купить английскую охотничью винтовку с оптической трубкой-прицелом и пересесть на Симбирск.
Клешня странно мялся.
Вяземский стал осматриваться – он Москву почти не знал. Он несколько раз был здесь по делам дворцовой службы, но это были путевой Петровский замок или Кремль и ближайшие гостиницы в Китай-городе или на Тверской.
– Где мы? – спросил он Павлинова.
– Виндавский вокзал, ваше высокоблагородие, Крестовская застава…
– Я вот что хотел спросить, Александр, мне нужен английский оружейный магазин и добраться до вокзала на Симбирск.
– Это просто, ваше высокоблагородие! – Тут Вяземский увидел, что Павлинов переменился, он распрямился, он был москвич и чувствовал себя дома, хозяином положения и довольно радушным. – Оружейный магазин я знаю на Мясницкой, а в Симбирск поезда уходят с Казанского вокзала.
– Это далеко?
– Москва маленькая, ваше высокоблагородие, кругом можно быстро добраться…
Положение складывалось не очень понятное – конечно, хозяином был подполковник Вяземский, но здесь, в Москве, он попал в подчинённое положение от собственного денщика Сашки Павлинова, по полковому прозвищу Клешня.
– Тогда вот что, – сказал Аркадий Иванович, – вам мои цели известны, позовите грузчиков, достаньте извозчика и сопроводите меня в магазин и на вокзал.
– А?.. – начал было Павлинов, но Вяземский его перебил:
– Не беспокойтесь, я учту ваши интересы.
Пол-Москвы они проехали неспешно, но довольно-таки быстро, сказался характер этого старого города, в котором ни из одного угла не пахло столицей. По дороге Павлинов рассказывал, что это, мол, Мещанская, а это Сухарева башня, это Сретенка, а вот Большая Лубянка, а за Лубянкой Лубянская площадь, а сейчас повернём налево, и будет Мясницкая, а на ней магазины какие душе угодно. Возница с любопытством оглядывался на Павлинова, цокал языком и щёлкал кнутом. Вяземского поразило одно слово, которое Павлинов сказал вознице, когда сели в коляску: «Ехай!»
Оружейный магазин на Мясницкой был в низком двухэтажном доме и занимал первый этаж, со стеклянными витринами, в которых стояли самые разнообразные ружья и лежала охотничья амуниция. Вяземский не был охотником, и у него возрадовалась душа от увиденного, и не было сомнения, что он купит здесь то, что нужно. Однако получилось не так, приказчик выслушал подполковника и сказал, что сейчас таких винтовок нет, но можно заказать из Англии, и через неделю, максимально через десять дней заказ будет исполнен.
– А что так? – спросил его Аркадий Иванович.
– Спрос велик, офицеры покупают, те, что, как вы, с фронта. Стало модно!
Слово «модно» Вяземского покоробило, но он заказ сделал.
Выйдя из оружейного магазина, Аркадий Иванович увидел, что Павлинов снова мнётся и хочет что-то сказать. Аркадий Иванович внимательно посмотрел на него.
– Ваше высокоблагородие, господин подполковник, мой дом тут совсем недалеко и трактир Тестова, где я служил, тоже близёхонько, отобедать не желаете…
Для Вяземского такое поведение денщика, хоть и москвича и хозяина положения, было слишком, он промолчал, и Сашка насупился.
На Казанском вокзале Вяземский его спросил:
– Вам повидаться с семьёй хватит… три дня? Четыре?
– Сколько позволите, ваше высокоблагородие, и я и маменька с отчимом будем вам премного благодарны.
– Тогда так – бумаги у вас в порядке! До Симбирска сами доберётесь? – и, не дав ответить, добавил: – На всякий случай вот деньги, и я вам напишу записку к московскому губернатору князю Юсупову.
* * *Так и подтвердилось практически, что по тылу вою ющей России увереннее всего передвигаться на поездах, осуществляющих военные перевозки, мол, верховное командование приказывает-приказывает, а железные дороги всё сами решают! Не слишком комфортно, но зато можно попасть к месту назначения вовремя.
Аркадий Иванович занимал небольшую каморку в почтовом вагоне военного эшелона, перевозившего на запад две сотни оренбургских казаков. Четырнадцать дней назад он очень быстро, почти что мгновенно добрался в санитарном поезде из Шавли до Москвы, а потом почти четверо суток плёлся в пассажирском из Москвы в Симбирск и хвалил себя за то, что послушался предчувствия и не стал давать жене упреждающей телеграммы.
Вчера перед самым отъездом из дома он посетил симбирского городского голову, был отлично принят, особенное впечатление на голову и его помощников произвёл «неснимаемый Владимир», а мечи говорили о том, что кавалер ордена Святого Владимира IV степени Аркадий Иванович Вяземский получил его за военную доблесть. Голова и подсказал график воинских перевозок. С комендантом железнодорожной станции договориться не представило труда. Только одно было плохо – воинские эшелоны не отправлялись от пассажирского перрона, а из тупиков, с боковых веток, со станций и сортировочной и товарной, и семья переживала, что не сможет Аркадия Ивановича проводить как следует. Особенно переживал Жоржик.
Аркадий Иванович вышел из каморки, и проводник, старый, как он себя называл, «матёрый» железнодорожник, стал протирать полку, стены, окно. Аркадий Иванович остановился у открытой двери, смотрел на плывущую перед ним степь, обсаженную вокруг города яблоневыми садами, и, не видя себя, улыбался. Ксения родила дочку. Назвали Полина. Крикуша. Только на третьи сутки после прибытия Аркадия Ивановича тётушка сообразила, что у кормилицы мало молока, и тогда Ксения взялась кормить сама, и крики прекратились. Не совсем, конечно, но в основном. Полина родилась в ночь с 8 на 9 мая, поэтому, когда Аркадий Иванович приехал, девочке уже было восемь дней, совсем большая.
О своём отбытии этим поездом Вяземский телеграфировал военному коменданту московского Казанского вокзала и денщику Александру Павлинову на Поварскую улицу.
Когда Аркадий Иванович приехал в Симбирск, то понял, что Павлинов ему тут не нужен. И был рад, что хлопоты, неизбежно возникшие бы в связи с его приездом, затмились хлопотами в связи с появлением новорождённой. Он даже почти не сделал визитов, только к губернатору, вице-губернатору, встретился с военным комендантом, начальником кадетского корпуса и городским головой. Его попытки встретиться с полковником Розеном не увенчались успехом, потому что Розен, как было сказано денщиком, «отбыли в Казань по медицинским надобностям». Зато половина Симбирска перебывала в доме тётушки и на крестинах Полинушки. Полинушка была этому, как ворчала кухарка Софья, «жуть как рада» и орала благим матом. Но «это ничего, – добавляла Софья, – голосистой будет!», и обе блаженно улыбались.
