Жан-Луи Фетжен - Вуали Фредегонды
Двери за Хильпериком закрылись с мрачным скрежетом. Он пошел по проходу, стараясь ни на кого не смотреть, — ни на эту надменную толпу, ни на своих братьев, сидящих в глубине зала, хотя ему предстояло опуститься перед ними на колени и молить о прощении.
Ничего другого ему не оставалось. Зигебер захватил его столицу, взял в плен его жену — что было не так уж важно, — но главное — его сыновей, наследников королевской крови. Отряды наемников Зигебера, тюрингских и саксонских варваров, одетых в звериные шкуры и похожих на диких зверей, разбили войско, которое Хильперик выслал ему навстречу. А затем и сам Зигебер, во главе своих основных сил, обрушился на Реймс, сметая на своем пути последние остатки войска Хильперика и обращая в бегство его лучших рыцарей. Хильперик смог избегнуть позора пленения, лишь спешно бежав среди ночи, вместе с Фредегондой и крошечной горсткой своих людей, бросив все золото, драгоценности, мебель и манускрипты — все, что он успел захватить во время этой безумной авантюры. Все произошедшее повергло его в ярость, но не удивило. Суассон — он всегда об этом знал — был населен предателями, которые поспешили сдаться его брату. Что касается его собственного войска — разве могло оно противостоять натиску варваров-наемников? Не имея союзников, он был не в силах одолеть Зигебера Оставалось лишь надеяться, что старшие братья его поймут.
Продолжая идти, он невольно думал о том, чтобы обнажить свой кинжал и вонзить себе в сердце — прямо здесь, перед всеми, и в первую очередь — перед Зигебером. Или, еще лучше — сначала убить его: приблизиться к трону, выхватить кинжал и, резко бросившись вперед, прежде чем стражники успеют встать на защиту, перерезать ему горло. И только потом убить себя. Победить, наконец. Увидеть в его глазах страх. Наконец-то стереть с его лица всегдашнее выражение спокойного безразличия, которое Зигебер сохранял при любых обстоятельствах.
Когда до подножия трона оставалось всего несколько шагов, Хильперик вздрогнул и чуть не попятился от удивления. Прежде скрытые от него плотной толпой, слева от возвышения стояли в ряд Одовера и их сыновья, склонив головы и опустив глаза, словно скованные цепью пленники. Зигебер выдержал его взгляд, и несколько мгновений братья пристально смотрели друг на друга с холодной яростью в глазах. Потом вперед выступил герольд и, ударив в пол стальным жезлом, провозгласил:
— Слушайте и смотрите все! Хильперик, король Суассонский, предстает перед общим судом — его величества мессира Карибера, короля Парижского, прославленного мессира Зигебера, короля Реймса и Остразии, и монсеньора Нисетия, епископа Лионского, посланца короля Бургундского сеньора Гонтрана, — а также перед всевидящим взором Господа нашего Иисуса Христа.
— Да предстанет он пред нами, — откликнулся Карибер.
Согласно церемониалу, оба короля и епископ одновременно встали, между тем как Хильперик, дрожа от ярости и стыда, словно волк, посаженный на цепь, опустился на одно колено и склонил голову.
— Благородные мои братья, монсеньор епископ, сжальтесь над грешником, который молит вас о прощении перед Богом.
Он резким жестом выхватил кинжал и бросил его перед собой. Клинок со звоном, показавшимся в тишине особенно громким, ударился о каменные плиты пола.
— Вот я перед вами без оружия, всецело полагаюсь на ваше милосердие. Ради уз крови, я прошу прощения за свои преступления, совершенные против брата моего Зигебера. Окажите мне покровительство — и не будет у вас отныне более преданного друга, чем я. Или, если захотите, предайте меня смерти, но не причиняйте вреда моим сыновьям, ибо они не виноваты в моих деяниях.
Произнеся эти слова, он поднял голову и пристально посмотрел на Зигебера, чье замкнутое выражение лица и особенно взгляд выражали презрение и гнев. На сей раз Зигебер первым отвел взгляд, не в силах скрыть своих чувств или даже не пытаясь этого сделать. Скрестив руки на груди, словно для того, чтобы лучше сдерживаться, он кивнул, словно подтверждая вынужденное раскаяние своего брата. Король Парижский для соблюдения формы склонился к епископу Нисетию, и тот в свою очередь поспешно кивнул. Тогда Карибер, изобразив на лице сочувствие, приблизился к обвиняемому, протянул ему руку и помог подняться с колен.
— Хвала Господу, Хильперик, прибывший сюда, к нам во дворец, с оружием, поклялся нам в верности! — провозгласил он, воздевая руки, словно бы призывая в свидетели всех окружающих. — Поэтому его величество Зигебер, король Остразии, чья столица, славный город Реймс, была предательски захвачена, прощает своего брата. Мы постановляем, чтобы все его богатства и почести были ему возвращены, так же как и его супруга, благородная дама Одовера, и сыновья.
Шум голосов, нараставший, когда собравшиеся принялись обсуждать между собой королевское решение, заглушил его последние слова. Но самое главное было уже сказано. Даже Хильперик немного расслабился и бросил взгляд на сыновей. Но в этот момент Карибер снова подошел к нему и схватил его за руку.
— Следуй за нами, — приказал он резким тоном, не имеющим ничего общего с его недавней речью.
Зигебер сошел с возвышения и направился к боковой двери, не обратив внимания на Одоверу и детей. Оба других брата в сопровождении посланца Гонтрана проследовали за ним в небольшую комнату, примыкающую к залу. Там стоял стол, на котором были вода, вино и фрукты, и Зигебер уже налил себе вина. Когда они закрыли за собой дверь, он поставил пустой кубок на стол, снова скрестил руки на груди и посмотрел на младшего брата с таким презрением, словно перед ним была какая-то падаль, принесенная в дом собакой.
— Благодари Бога и Карибера, что тебе сохранили жизнь! — жестким отрывистым тоном произнес он. — Но не думай, что так легко отделался! Я взял Суассон и оставляю его себе, так же как виллу Брэн и все фискальные земли до самого Реймса, в возмещение всех убытков, которые твоя глупость принесла моим землям и моему народу.
Хильперик вздрогнул, но Карибер взглядом намекнул ему, что лучше повиноваться без возражений. «Пусть все богатства и почести будут ему возвращены», — сказал он совсем недавно. Реальность оказалась совсем другой. Без половины земель, его королевство сокращалось до размера жалкого лоскутка.
— Твой старший сын, Теодебер, остается со мной как заложник твоей доброй воли, — продолжал Зигебер тем же отрывистым тоном. — И если ты когда-нибудь еще осмелишься…
— Не осмелится, — перебил старший. — Дело кончено. Монсеньор епископ, могу я предложить вам вина?
Епископ Нисетий кивнул с улыбкой гурмана. Несколько мгновений все молча осушали кубки, избегая смотреть друг на друга. Хильперик первым поставил свой кубок на стол.
— Если Суассон больше мне не принадлежит, где же будет моя столица?
— Почему бы не Бове? — примирительным тоном спросил Карибер. — Это не так уж далеко.
— Это даже слишком близко, — возразил Зигебер. — Пусть будет Руан.
Король Парижский, очевидно, позабавленный, вопросительно взглянул на Хильперика.
— Руан, — повторил Хильперик и не добавил больше ни слова.
— Итак, решено. Выпьем за ваше примирение. И за будущего короля Руанского!
Он взял кувшин, налил вина в кубок, поставленный братом на стол, и протянул ему. Хильперик, сознавая иронию этого жеста, взял кубок, не говоря ни слова. Лишенный своей столицы и всех богатств, какие там были, он к тому же потерял свои лучшие фискальные земли — Бонней, Ножан и Компьень — и, соответственно, немалую часть своих доходов. Его королевство стало ничтожным, немногим больше обычного графства. Однако пристальный взгляд Карибера удержал его от каких бы то ни было возражений. На сей раз, без всякого сомнения, именно ему и Гонтрану Хильперик был обязан тем, что не потерял все. Старшие братья, разумеется, не хотели чрезмерного возвышения Зигебера. Хильперик медленно поднес оловянный кубок к губам и одним глотком осушил его, буквально испивая чашу унижений до дна. Карибер удовлетворенно кивнул.
— Да, Руан, — он повернулся к епископу. — Это ведь красивый город, правда? Говорят, там хороший воздух… когда не идет дождь.
* * * * *Дождь шел.
Мелкая морось, принесенная с моря, поблескивала, словно масляная пленка, и камни казались лакированными. Все вокруг слилось в одну общую массу, приобретя одинаковый уныло-серый оттенок: зимнее небо, леса, поля, излучины Сены, протекавшей у подножия замка, острова на реке.
Раскрасневшаяся от холода, Фредегонда выпростала обнаженную руку из складок плаща, взяла кувшинчик с горячим молоком и начала пить маленькими глотками, не обращая внимания ни на приглушенное бормотание служанок, которых распекала Уаба, ни на сумрачность этого унылого утра. Сейчас ничто не могло задеть ее или омрачить ее блаженство.
Это был еще один зимний день, холодный и дождливый, — но только не для нее. Фредегонда отставила кувшинчик и плотнее запахнула на себе плащ, отороченный мехом куницы, потом неясно погладила кончиком пальца одну из двух круглых фибул, которые удерживали плащ на плечах, — настоящий шедевр золотых дел мастера, украшенный рубинами глубокого темно-красного оттенка и бледно-желтыми топазами. С фибулами гармонировали такие же серьги и пояс, который она наденет чуть позже, после того как ее оденут и причешут.
