На день погребения моего - Томас Пинчон
— Ладно, — говорил Грюндиг, вручая ему монеты. — Значит, у нас равноценный обмен. Постарайтесь не потратить их все в одном заведении.
— Там пять долларов, — сказал Риф. — Не понимаю, на что он жалуется.
Большая часть расходов — мелкие монеты, пятицентовики и бронзовые стотинки, обычно — на обед на ходу: кебабчета, баничка, палачинки, пиво, и где-то переночевать. За несколько стотинок можно было найти ребенка, который готов был повернуть ручку, включающую записывающее устройство с помощью коробки передач и маховика, сглаживающего разницу наклона.
— Словно раздувать мехи церковного органа в прошлом веке, — решил профессор Слипкоут. — Безо всех этих анонимных уличных мальчишек у нас не было бы Баха.
За это Яшмин наградила его взглядом, который при других обстоятельствах мог бы спросить у него, в какой степени, по его мнению, история западной культуры зависит от столь постыдно низкооплачиваемого труда. Но это была не та дискуссия, в которую у них было время вступить.
Однажды вечером Профессор работал допоздна, вдруг он услышал, как из долины доносится песня молодого тенора, сначала он принял ее за типичный трансильванский канастанц свинопасов, каким-то образом просочившийся через горные хребты и развеявшийся над водоразделами. Но вскоре раздался другой молодой голос — более широкого диапазона, девичий, отвечающий, в сумерках два голоса отвечали друг другу в маленькой долине, иногда антифоном, иногда — вместе, созвучно. Они были пастухами, слова были на диалекте Шоп, исполнялись на Фригийский лад, никогда им не слышанный прежде, он знал, что никогда его больше не услышит, не так непосредственно и неуязвимо для Времени. Поскольку он мог понять только то, что имели право петь молодые, он неизбежно вспомнил о своей собственной ушедшей юности, ушедшей прежде, чем у него была возможность ее заметить, сейчас он мог услышать то, что скрывается за острым чувством потери, словно певцов разделяла не просто долина, разделявшее их расстояние можно было преодолеть только с помощью затеи по крайней мере столь же метафизической, как песня, словно Орфей когда-то спел ее Эвридике в Аду, взывая к бездне сквозь ядовитые пары, сквозь громоподобные спирали рек, эхо которых раздается среди фантастических скульптур из известняка, создававшихся Временем в течение многих поколений, Временем, персонифицированным, как демиург и слуга Смерти и записывающее оборудование, конечно, и Энрико вернулся в гостиницу. На самом деле нельзя сказать, что нужна была какая-то запись, поскольку двое певцов повторяли песню достаточно долго, еще долго после наступления ночи, так что она вошла в гробницы памяти профессора Слипкоута, прямо рядом с теми, которые посвящены сожалениям и горестям, и так далее.
Позже Профессор, кажется, вспомнил про Орфея.
— Он не мог себя заставить поверить в ее желание снова вернуться вместе с ним к жизни в верхнем мире. Ему пришлось оглянуться, просто чтобы удостовериться, что она идет за ним.
— Типичная мужская неуверенность в себе, — фыркнула Яшмин.
— Типичная женская жажда богатства, достающегося в конце — вот как я всегда это понимал, — прокомментировал Грюндиг.
— Он — бог смерти, бога ради, там никаких денег.
— Девочка моя, деньги — повсюду.
Сейчас главное задание для Рифа, Киприана и Яшмин — найти местонахождение линии Интердикта и нейтрализовать ее. Ландшафт был полон намеков, знаков, намеренно вводящих в заблуждение — любой мираж чего-то неестественно прямого, мерцающего вдоль горизонта, мог заставить их совершить дурацкую ошибку и потерять драгоценное время. Горожане были достаточно дружелюбны, пока он не доставал карту — тогда они отводили глаза и даже начинали дрожать и совещаться на каких-то вдруг ставших туманными диалектах. Использование таких терминов, как «фортификации» и «газ», приносили мало толку, даже в общении с людьми достаточно спокойными, чтобы остановиться и поболтать.
— Вы их не ищите, — часто предупреждали они, — если они захотят, они вас сами найдут. А будет лучше, если не найдут.
В конце этих дискуссий добрые люди часто отворачивались и начинали нервно креститься, и делать другие жесты, менее знакомые, некоторые — действительно довольно сложные, словно сохранившиеся с древних времен, ручной комментарий.
Наконец однажды удача повернулась к ним лицом. Они были в Велико Тарнаво, куда Профессор приехал на поиски варианта свадебного танца «рученица», по слухам содержавшего дотоле не записанные синкопы 7/8. Была середина февраля, День святого Трифона, совпадавший с ритуалом обрезки виноградной лозы.
Все пили домашний «димьят» и «мискет» и танцевали под музыку маленького местного оркестра, состоявшего из тубы, аккордеона, скрипки и кларнета.
Риф, никогда не упускавший случая постучать каблуками, находился в окружении множества очаровательных партнерш, кажется, из них сформировалась очередь. Яшмин, пропустившая свою очередь где-то в середине, довольствовалась тем, что сидела под навесом и наблюдала за происходящим. Киприан и смотрел, и не смотрел на молодых горожан, которых назвал бы желанными, но вдруг к нему подошел худой загорелый мужчина, одетый для свадебного торжества.
— Я тебя знаю, — сказал Киприан.
— Салоница. Позапрошлый год. Ты мне спас жизнь.
— О, так ты — Худой из Габрово. Но, насколько я помню, в основном я пытался найти для тебя феску, которая хорошо сидела бы на твоей голове.
— Я думал, ты уже умер.
— Стараюсь. А это ты только что женился?
— Сестренка моей жены вышла замуж. К счастью, она сможет работать на сборе урожая до того, как у них появится первенец, — его взгляд скользнул по Яшмин. — Это твоя жена?
— Мне не так повезло, — он их познакомил.
Худой улыбался, глядя на живот Яшм.
— Когда ждете малыша?
— В мае, думаю.
— Приезжайте к нам, когда малыш появится. Так будет лучше для вас, для малыша, особенно — для отца.
— Он — такой гаврик, — сказал Киприан с налетом веселья.
Рифа поздравили и заново пригласили остаться с Худым и его семьей, у которой, как оказалось, была небольшая ферма роз возле Казанлака, в самом центре Розовата Долина, или Долины Роз. Киприан, после приезда обжившийся на карте Полуострова в масштабе «один к одному», сразу насторожился. Долина шла на «восток-запад», между Балканской грядой и Средной Горой, это могло быть место, где нужно искать Интердикт, в той же мере, что и любое другое.
Он выждал момент, чтобы поболтать с Худым и коснуться этой темы.
— Ты не замечал — там
