Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Кронин Арчибальд Джозеф
— Извините, что побеспокоил вас, — сказал он, — но мне необходимо, просто необходимо было вас увидеть.
Он неожиданным движением опустился на стул и заслонил глаза рукой.
— Я знаю, что вы чувствуете при виде меня, и ни капельки вас за это не осуждаю. Я бы не обиделся даже и в том случае, если бы вы не захотели со мной говорить. Но я не мог не прийти, я в таком состоянии, что мне необходимо было увидеть вас. Вы мне всегда нравились, я вас уважаю, Дэвид. И я чувствую, что только вы один могли бы мне помочь.
Дэвид спокойно сел за стол напротив Артура. Контраст между ними был поразителен: одного терзало мучительное волнение, другой вполне владел собой, и лицо его выражало сдержанную силу.
— Для чего я вам нужен? — спросил Дэвид.
Артур порывисто отнял руку от глаз и с какой-то отчаянной решимостью остановил их на Дэвиде.
— Услышать правду — вот что мне нужно. Я не буду знать ни сна, ни отдыха, ни покоя, пока не открою правду. Я хочу знать, виноват ли мой отец в катастрофе. Должен знать, понимаете? И вы должны мне помочь.
Дэвид отвёл глаза, пронзённый той непонятной жалостью, которую Артуру, видно, суждено было всегда вызывать в нём.
— Что же я могу сделать? — спросил он тихо. — Всё, что я имел сказать, я сказал на суде. Но они не хотели меня слушать.
— Можно требовать нового следствия….
— А что пользы? Чего мы этим добьёмся?
У Артура вырвалось восклицание, полное горечи, не то смех, не то рыдание.
— Правосудия! — крикнул он страстно. — Справедливости, простой справедливости! Подумайте об этих убитых людях, внезапно отрезанных и умиравших ужасной смертью. Подумайте о страданиях их жён и детей. О боже! Эти мысли невыносимы. Если отец виноват, то слишком жестоко и ужасно то, что это дело замяли и забыли о нём.
Дэвид встал и подошёл к окну. Он хотел дать Артуру время успокоиться. Наконец он заговорил:
— Вначале я чувствовал то же самое, что вы. Пожалуй, даже нечто похуже… Ненависть… жуткую ненависть. Но я старался побороть её в себе. Не легко это. Когда человек бросает в вас бомбу, то первое ваше естественное побуждение схватить её и бросить в него обратно. Я говорил обо всём этом с Нэджентом, когда он был здесь. Жаль, что вы незнакомы с ним, Артур, это самый разумный человек из всех, кого я знаю. Так вот, Артур, ничего нет хорошего в том, чтобы бросить бомбу обратно. Гораздо умнее не обращать внимания на того, кто её бросил, и заняться организацией, которая его послала. Бесполезно добиваться наказания отдельных лиц за несчастье в «Нептуне», когда виновата вся экономическая система. Понимаете, что я хочу сказать, Артур? Что пользы отрубить ветвь, когда болезнь подтачивает самые корни дерева?
— Значит, вы ничего не намерены предпринять? — спросил Артур в отчаянии. Слова как будто застревали у него в горле. — Ничего? Абсолютно ничего?
Дэвид покачал головой, лицо его было сурово и печально.
— Я хочу попробовать что-нибудь сделать, — сказал он медленно, — после того как мы избавимся от войны. Пока ничего не могу вам сказать. Но, поверьте, я приложу все силы…
Оба долго молчали. Артур нервным, растерянным жестом провёл рукой по глазам. Лоб его был покрыт бусинками пота. Он встал, собираясь уходить.
— Так вы не хотите мне помочь? — сказал он сдавленным голосом.
Дэвид протянул ему руку:
— Бросьте это, Артур, — промолвил он с искренним дружелюбием. — Не давайте этим мыслям завладеть вами, иначе тяжелее всего придётся вам. Забудьте обо всём.
Артур густо покраснел, его худое мальчишеское лицо выражало нерешительность и страх.
— Не могу, — сказал он все тем же измученным голосом. — Не могу я забыть об этом.
Он вышел из комнаты в крошечную переднюю. Дэвид отпер входную дверь. Шёл дождь. Не глядя на Дэвида, Артур пробормотал «до свиданья» и нырнул в сырой мрак. Дэвид постоял ещё на пороге, прислушиваясь к его торопливым шагам, постепенно замиравшим вдали. Потом уже не слышно было ничего, кроме медленного шороха дождя.
VI
Артур добрался до дому только к семи часам. В своём душевном смятении он испытывал потребность быть одному и надеялся, что дома уже отужинали. Но ужин ещё не кончился. Когда он вошёл, все сидели за столом.
Баррас ликовал. Он побывал сегодня в Тайнкасле и привёз весть о новой победе над немцами. В сражении при Лоосе 26 сентября английская армия на западном фронте одержала блестящую победу, потеряв всего только пятнадцать тысяч человек. «Тайнкаслский Аргус» исчислял потери противника в девятнадцать тысяч убитых и раненых, семь тысяч пленных, сто двадцать пять захваченных пушек. «Северная звезда» немного перещеголяла «Аргус», насчитав двадцать одну тысячу убитых и раненых германцев и три тысячи пленных.
Баррас весь сиял радостным удовлетворением. Он одновременно и ел котлеты и громким, торжественным голосом читал вслух официальное сообщение в «Северной звезде». До войны Баррас никогда не покупал вечерней газеты, удовлетворяясь чтением «Таймс», теперь же он никогда не приходил домой без вечернего выпуска «Аргуса» или «Звезды», или даже и того и другой вместе. С газетой в руке он вскочил из-за стола и подошёл к противоположной стене, на которой висела большая карта, вся утыканная флажками союзных армий. Внимательно сверяя газету с картой, он передвинул с полдюжины флажков Соединённого королевства. Передвинул вперёд.
Артур исподтишка наблюдал за отцом, и вдруг у него мелькнула жуткая мысль. Отец его, Ричард Баррас, передвигавший флажки, показался ему каким-то собирательным образом тех, кто вызвал войну. Он, ликовавший от того, что захвачено несколько сот ярдов разрушенных окопов, и был в сущности виновником гибели этих тысяч людей.
Переколов флажки, Баррас принялся внимательно изучать карту. Он весь, с головой, ушёл в эту войну, растворился в ней; он был патриотом и жил в каком-то вихре, забыв обо всём. Он уже состоял в шести комитетах и намечался в члены Северной комиссии помощи беженцам. Телефон звонил с утра до вечера. Автомобиль вечно носился в Тайнкасл и обратно. А из «Файв-Квотерс» и «Глоба» добывался уголь и великолепно раскупался по цене сорок шиллингов за тонну без доставки.
Баррас вернулся к столу. Садясь, он украдкой покосился на Хильду, Грэйс и Артура, точно желая проверить, видели ли они манёвры с флажками. Затем с явным удовлетворением снова уткнулся в газету. Его прежняя озабоченность и замкнутость исчезли. Жилы на висках немного набухли, и видно было, как пульсировала в них кровь.
В нём замечалось смутное, почти лихорадочное возбуждение. Он напоминал больного, который вопреки предписаниям врача упорно остаётся на ногах, у которого неправильный обмен веществ и усилены все отправления организма.
Читая газету, он всё время барабанил пальцами по столу. Звук этот немного напоминал быстрое выстукивание кровли в шахте.
Несколько минут тишину нарушало лишь это частое постукивание пальцев. Затем произошла невероятная вещь.
Баррас дважды перечёл про себя какую-то заметку в газете и поднял голову:
— «Лорд Келл любезно предоставил свой дом в Лондоне под временный лазарет для раненых. Оборудование лазарета будет закончено через месяц. Уже идёт набор добровольных сестёр милосердия. Лорд Келл выразил пожелание, чтобы сестры по возможности набирались из жительниц Северного района…»
Баррас остановился и посмотрел на Хильду и Грэйс с ласковым и пристальным вниманием.
— А вы хотели бы поступить туда?
Артур так и прирос к стулу. Его отец, этот каменный оплот идеи семейного очага, неумолимая скала, о которую до сих пор разбивались все мольбы Хильды! Артур сильно побледнел. Чуть не с испугом метнул он взгляд на Хильду.
Хильда густо покраснела. Казалось, она не верила своим ушам. Она спросила:
— Ты это серьёзно говоришь, папа?
Он ответил все с тем же ласковым оживлением:
— А разве я когда-нибудь говорю не серьёзно, Хильда?
Краска отлила от лица Хильды так же быстро, как появилась. Она взглянула на Грэйс, которая сидела рядом с ней, широко открыв глаза и сгорая от нетерпения. Голос её дрожал от радости:
