Камила - Станислава Радецкая
Я тихо встала, стараясь не привлекать лишнего внимания, и обошла стул, чтобы взять Якуба на руки, пока он не свалился со своего насеста. Он доверчиво ухватился за мою шею, так и не проснувшись, и я попробовала поднять его. То ли на меня напала слабость, то ли он так сильно прибавил в весе после еды, но я еле удержала его, и мне пришлось поставить его на пол. Иштван то и дело поглядывал на нас, а когда мы чуть не завалились на пол, он ловко снял горшок с табурета и похлопал по сиденью рукой. Я села рядом, и Якуб устроился у меня на коленях, по-прежнему прижимая к себе ложку.
— А ты хочешь чего, девица? — коробейник глядел на меня серьезно, хоть и растягивал губы в широкой улыбке. — Или твоя… сестра?
— У нас нет денег, — просто ответила я. — Госпожа Доната накормила нас из милости.
— Из милости, — протянул Иштван. — Так я тоже милостив. Хочешь, выбирай что-нибудь. Бесплатно отдам.
— Пусть вместо платы назовет себя, — со смешком заметила одна из служанок. На правой щеке, когда девушка улыбалась, появлялась симпатичная ямочка, и я заметила, что Иштван поглядывает на девицу с интересом.
— Меня зовут Камила, — мне даже не пришло в голову назвать другое имя. — А это моя сестра.
— Камила… Вот, гляди сюда: желтый с красным — нравится тебе? — Иштван протянул мне пестрый шнур, и я взяла его. – Он тебе пойдет к лицу. Желтый, как лечебный Цветок-Кудряшка, как солнечный свет, красный – как кровь… Эй, ты что?
Я хотела сказать ему, что он ошибается, что кровь на самом деле ржавая, темная, и коричневая, когда засыхает. Наверное, я переменилась в лице, потому что он нежно загнул мои пальцы, и я крепко схватилась за моток шнура.
— Да у нее, наверное, другие цветы на уме. Запах-то характерный, — хихикнула одна из служанок, и вторая подхватила ее смешок. Я не поняла, о чем они говорят, но кухарка прикрикнула на них:
— Негоже смеяться над этим, да еще при мужчине!
— Ладно, — Иштван сделал вид, как будто хочет убрать свой товар назад в короб. — Раз уж от меня тут секреты, то отдавайте мой товар назад, красавицы!
— Мы заплатим тебе, погоди, — наперебой запротестовали девушки. — И прибавим по поцелую!
Коробейник задумчиво почесал гладко выбритый подбородок.
— Королевское предложение, — якобы решился он и картинно махнул рукой. — Была не была! Вечно страдаю за свой отходчивый характер! Но от каждой по два поцелуя!
— Ишь чего удумал, — Доната хлестнула его по голове свежекупленным платочком. — Иди на улице к девкам приставай, а не в хорошем доме, пакостник!
— Слушаю и повинуюсь, госпожа Доната, — он подмигнул девицам, которые все еще не могли угомониться. — Клянусь, я не буду целовать их в доме! И тяжелая же у вас рука, прямо как у тетушки моей. Я-то подумал, Камила убийством напугалась, я ж о крови заговорил.
— Каким еще убийством? — кухарка схватилась за необъятную грудь. — Что еще случилось? Опять разбойники лютуют? В прошлом месяце вдову зарезали в своем доме, в позапрошлом — священника ограбили, а сейчас — что?
— Я хотела рассказать вам еще утром, госпожа кухарка, — бойко заговорила служанка с ямочкой на щеке. — Говорят, ночью девку гулящую убили в постели, и вроде подруга ее.
— Не подруга, а друг, — поправила ее подруга. — Виданное ли дело, ее избили же плетью и горло перерезали от уха до уха.
Якуб заворочался у меня на коленях, и я спохватилась, что сильно сжала его в объятьях. По затылку у меня побежали мурашки. То есть, они думают, это я убила Аранку?
— Там говорят, все в крови было. Постель, стены, пол… Я слышала, даже отстирать ничего нельзя, сжигать будут, представляете? Старьевщик половину не взял, говорит, на бумагу уже не годно.
— Страсти какие, пресвятая Дева, — пробормотала кухарка и перекрестилась. — Хоть и гулящая она, но жалко, душа христианская.
— А мне — нет, — отрезала та, что с ямочкой, и я возненавидела ее. — Хорошая девушка никогда такой не станет, значит, сама виновата. Известно кто к шлюхам ходит, на кого приличные девушки не смотрят или кто всяких извращений хочет…
— Ну-ну, — успокаивающе сказал Иштван, как будто ему было не семнадцать, а семьдесят. — Вот вы, женщины какие… Ничего не знаете, но уже все решили, сами себя напугали, сами осудили.
Худо мне стало, как будто я уже оказалась в тюрьме. Даже если пересидеть здесь, куда идти дальше? Можно было добраться до юноши, что называл Аранку невестой, но зачем ему мы с Якубом? Слуги продолжили судачить о смерти моей подруги, выдумывая невероятные подробности, но ведь никто ничего не знал о ней, и мне казалось, что еще чуть-чуть, и я расплачусь или закричу. Я уткнулась лицом в чепчик Якуба, чтобы не видеть
