Ведьмины камни - Елизавета Алексеевна Дворецкая
– Но как же я могла бы поехать? – Удивленная Хельга даже не понимала, хочется ей этого или нет. – Девушки не нанимаются на службу!
– Ты… ты могла бы выйти замуж за кого-нибудь из людей Ингвара, кто всегда при нем, и сама была бы при мне. Подумай, – Огняна-Мария наклонилась к ней, – неужели тебе никто не нравится из наших людей? Или, может, ты замечала, что ты нравишься кому-то из них?
Мгновенно Хельге на ум пришел Эскиль, и она смутилась. Ощущая жар на щеках, не могла решить, как лучше ответить. «Да есть тут один»… «Вроде никого такого нет»…
– Что тут замечать? – вставила Альдис к облегчению Хельги. – Эскиль, вон, с Логи соперничать вздумал! Но только куда ему? Логи – сын конунга, а этот кто? Если чья-то бабка нашла деда в лесу под кустом, будто гриб, это не очень хорошо, даже если он и окажется конунгом.
– Конечно, настоящий сын конунга лучше, – с облегчением согласилась Хельга. – Да и как я могу выйти замуж, если здесь нет никого из моих родичей, только Хедин?
На самом деле ее родители, дядя Вигнир, дядя Эйрик, тетя Арнэйд скорее приняли бы сватовство медведя из леса, чем какого-то безвестного дренга Ингваровой дружины! Медведь все-таки у них в роду уже был…
– Может быть, Хельга выйдет за Логи, – Альдис дружески взяла ее за руку, – а потом Ингвар захочет, чтобы Логи приехал к нему в Киев, найдет там для него дело какое-нибудь, и ты поедешь с ним.
– Если так… конечно, я не откажусь.
Огняна-Мария не сразу ответила; Хельге показалось, что этот выход ей не слишком понравился. Может, она считает, что для родного брата ее мужа Хельга недостаточно хороша?
– Но тогда лучше бы это случилось поскорее, – вздохнула Огняна-Мария. – Когда мы вернемся в Киев, мне будет там одиноко… Тамошние люди очень привязаны к княгине Эльге, и мне будет трудно найти тех, кто сможет меня полюбить…
– Едва ли наша мать очень скоро разрешит Логи жениться, – заметила Альдис. – Ему только восемнадцатый год. Правда, наш отец в первый раз женился рано, но Логи-то некуда спешить!
Хельга задумалась: даже если Сванхейд и не против ее брака с Логи, еще года три или четыре придется подождать. Вот если бы Эскиль годился ей в женихи, она могла бы уехать с ними уже сейчас, в эту зиму, когда Ингвар соберется восвояси!
А Ингвар здесь не задержится – ему нужно захватить санный путь, а до Киева далеко. Может быть, еще несколько дней… Замерло сердце от мысли: если бы она могла выйти за Эскиля, то уже через несколько дней вся ее жизнь совершенно переменилась бы. Другие страны, город Кёнугард, где лето приходит на месяц раньше…
Но в этой жизни не нашлось бы уже ничего, что связывало бы ее с привычным окружением, и Хельга отогнала пустые мысли.
* * *
Ловцы вернулись в первых сумерках, заполонив широкий двор конским топотом и говором. Женщины, челядь, все прочие, кто оставался дома, высыпали смотреть добычу – несколько кабанов, косуль, три волка, множество зайцев. Хельга глянула на волков в санях – оскаленные морды, белые мертвые глаза с заведенными под веко зрачками, темно-красная кровь на серой слипшейся шерсти… поморщилась и отвернулась. Замерзшие и голодные, усталые и возбужденные, ловцы повалили в гридницу, где их уже ждали столы. Стоял особо громкий гомон: хирдманы подшучивали друг над другом, рассказывали, кто как какую добычу взял, нетерпеливо требовали еды и питья.
Готовясь разливать мед, Хельга невольно искала глазами светловолосую голову Эскиля, прислушивалась, не раздастся ли его голос. Вдруг ощутила, что позади нее кто-то стоит; помня, сколько раз Эскиль вот так же неслышно оказывался за спиной, она повернулась, пронизанная удивительным чувством радости…
И вытаращила глаза: это оказался Видимир.
– О… Это ты! – Хельга постаралась скрыть, что ожидала другого. – Был ли к тебе благосклонен Улль?
– А это кто? – Древних северных богов Видимир не знал. – Это у тебя откуда? – Он вдруг заметил новое ожерелье у нее на шее и протянул к нему руку, но Хельга отбросила ее, не дав к себе прикоснуться. – Греческое!
Догадаться было нетрудно: греческие украшения сильно отличались от тех, что встречались в Северных Странах и на Руси. На Волхове, в Мерямаа, даже в Свеаланде женщины носили снизки из крупных стеклянных бусин ярких цветов, с точечками, полосками, волнами; их делали в сарацинских странах, а торговые люди привозили на север, выменяв на куньи и бобровые меха. Привозили иногда бусины из хрусталя или огненно-рыжего сердолика, но иные самоцветы – кроваво-красные, зеленые, голубые, лиловые, – происходили только из Греческого царства и попадались так же редко, как золото, если не реже.
– Греческое! – с гордостью подтвердила Хельга.
– Это кто тебе такое дал?
– Не твое дело.
С какой стати он ее допрашивает?
– Не мое дело? – Его ноздри гневно затрепетали. – Это мое дело! Если этот бес варяжский… с его рожей опаленной… этот сучий выродок, что своего деда не знает… Как тебе не стыдно от него подарки принимать? Люди подумают, что ты… чем ты с ним расплатилась за это?
Вспыхнув от гнева, Хельга вскинула руку, чтобы дать ему пощечину, но Видимир отшатнулся.
– Как ты смеешь! – прошипела она, горя негодованием и все же опасаясь, что их услышат. – Как ты смеешь так обо мне думать!
– Что такое?
Чьи-то крепкие руки вдруг взяли Хельгу за плечи, и она с облегчением узнала голос Хедина.
– Он меня оскорбил!
– Хедин, ты смотришь, что твоя сестра делает? – одновременно прошипел Видимир. – Кто ей такие подарки дарит? Ты что, собираешься выдать ее за того ублюдка, если разрешаешь ей…
– Тише! – тоже полушепотом осадил его Хедин. – Ей подарила Ингварова жена. Утром, пока мы были на лову и женщины тут одни сидели.
– Ингварова жена?
Видимир стиснул зубы, соображая, может ли это быть правдой. Потом покраснел.
– Что же ты не сказала? – Он бросил на Хельгу пристыженный и раздосадованный взгляд. – Я подумал…
– А почему я должна тебе говорить, кто что мне дарит? Ты мне не муж. И даже не жених.
– Я…
– И если ты так обо мне думаешь, – Хельга не дала ему договорить, – то нечего и свататься! Я не выйду за человека, который будет меня оскорблять!
– Ну, прости… – Видимир опустил глаза. – Я же не хочу, чтоб ты себя опозорила…
Но Хельга, больше не желая даже смотреть на него, забрала кувшин и удалилась. Она шла по гриднице, с пылающими щеками и яростно блестящими глазами; какой-то смуглый болгарин из гридьбы у нее на пути выразительно поцеловал кончики пальцев и помахал ей.
Сначала ловцы набросились на еду, как волки. Хельга, постепенно успокаиваясь после стычки с Видимиром, ходила с кувшином, подливая меда в быстро пустеющие чаши. Эскиль улыбнулся ей, но она не ответила: чувствовала, что Видимир и сейчас не спускает с нее глаз.
После дня на холоде мед быстро туманил головы. Наевшись, ловцы начали рассказывать: кто как брал кабанов, где наткнулись на козла косули.
– За Ольшанкой подходит к нам мужик из местных и говорит: вот сюда к промоине каждый вечер козел воду пить приходит, как раз перед сумерками, – рассказывал Воислав, свекор Альдис. – Рожины, говорит, во! – Подражая тому мужику, псковский князь показал растопыренными пальцами обеих рук «рога» возле своей головы, и Хельга засмеялась, хотя не понимала по-славянски. – Лось, говорит, а не козел, прям! Едем шагом вдоль озера, тихонечко, по сторонам смотрим. Вдруг глядь – стоит в кустах, родимый! Я лук тихонько поднимаю… Он нас увидел, гавкнул, к ельнику метнулся, и вдруг сорока в кустах с его стороны – тыртыр-тыр! Он голову поворачивает на нее, я лук вскидываю и как дам ему срезнем! Он вверх прыгает, задние копыта поджимает и наземь – шлеп! Под лопатку прямо!
Воислав, опытный ловец, так хорошо все изобразил, что даже Хельга поняла, как было
