Валерий Волошин - Ленинград — срочно...

— Ты опытный специалист, поэтому в пехоту тебя не отпустим. Денек порисуешь плакаты: ничего не поделаешь, очень нужна нам, брат, наглядная агитация. А после этого на «семерку» поедешь, к дружку своему, Калашникову. Новое пополнение в батальоне не скоро появится. А на «дозорах» знающих, умелых операторов осталось — раз-два, и обчелся. Так что не ропщи, браток.

…В сорок четвертом был взят в плен один из руководителей радиотехнической службы группы армий «Север». Допрашивал его полковник Соловьев.

Соловьев: — Что вы можете сказать об операции «Племянник»?

Пленный: — Только то, что она потерпела крах. Мы так и не уничтожили ни одного вашего «Редута».

Соловьев: — Предпринимали ли вы еще какие-либо диверсионные акции против наших радиоулавливателей?

Пленный: — Да. За ними мы охотились все время. Ибо нашу авиацию постоянно преследовали неудачи. О причине мы догадывались — ваши установки… Засылали агентов, самолеты совершали специальные разведывательные полеты. Мы привлекли нашего крупного изобретателя в данной области: пытались запеленговать ваши радары с помощью своих установок. Физик, к сожалению, не смог этого осуществить. Его станция была чересчур громоздка и ненадежна в эксплуатации… Как разведчик я восхищен постановкой радиолокационной службы у вас. Ее организация так и осталась для нас тайной за семью печатями…

Глава XII

«Цель была обнаружена в районе Луги. Самолет летел с типичной скоростью бомбардировщика. Когда он подошел к району Лисино, импульс от него уменьшился, а затем слился с отражениями от «местных» предметов. Старший оператор сообщил об исчезновении цели.

Спустя шесть минут в районе Шапки появилась новая цель, которая, пройдя 35–40 километров к линии фронта, пропала.

Когда разобрались, проследили движение этих двух целей и сверили их скорости по времени, то стало ясно: отраженные импульсы были от одного и того же самолета. Однако главный пост получил о нем неполные данные и не имел возможности своевременно предупредить активные средства ПВО. Вражеский бомбардировщик, беспрепятственно проникнув в город, сбросил бомбы».

До этого случая «Редуты» еще пару раз пропустили одиночные цели. Началось расследование. Бондаренко объявили, чтобы он готовился к отчету на Военном совете в Смольном. Все понимали, что это такое: может войти туда комбатом, а выйти… Нужны веские доказательства, что ЧП — случайность.

Однако контрольные замеры, проведенные Осининым и Червовым, свидетельствовали о том, что маху дали некоторые старшие операторы. В основном из-за неопытности: новых людей не успевали тщательно обучать. В этом повинны были, конечно, и инженеры. Сказалось и долгое отсутствие Осинина, которого комбат отправил на «шестерку», и недоукомплектованность батальона…

— Теперь-то ты понимаешь, что дальше тянуть нельзя, надо связываться с военкоматами и набирать пополнение, тренировать его! — доказывал Ермолин комбату.

— Хорошо, будь по-вашему, — как-то безразлично согласился Бондаренко и приказал присутствующему на совещании начштаба: — Призывайте женщин… Сколько бойцов нам не хватает по штату?

— Двести пятьдесят, Борис Юрьевич, минимум.

— Что?! Вы хотите, чтобы у нас было женское подразделение? — вскипел Бондаренко, но, вспомнив о предстоящем отчете, махнул рукой: — Ладно, что поделаешь. Набирайте… Но только… — потряс кулаком, — чтобы не шашни крутили, а рвались в бой! Какие еще предложения есть? Что мне Военному совету докладывать?

— Надо, Борис Юрьевич, поменять местодислокацию «семерки», — сказал Червов. — В Манушкино очень часты артобстрелы. Мы с Осининым вычислили: в Мяглово она проявит себя лучше.

— Где это Мяглово?

— Рядом с Колтушами, неподалеку от бывшей лаборатории академика Павлова.

— Ладно. Еще кто хочет что-нибудь сказать?

— Разрешите? — поднялся Осинин. — Надо бы вам, товарищ майор, на Военном совете рассказать о высотной приставке, которую мы делаем.

— Вы ее сначала опробуйте, что языком раньше времени трепать? — отрезал Бондаренко.

— Сейчас тактику борьбы с авиацией противника нужно пересматривать. Чтобы не было таких казусов, какие случились, — загорячился Осинин. — Фрицы отказались от массированных налетов, не по зубам они им больше. А самолет-одиночку нелегко обнаружить, но еще труднее проследить за его движением по всему маршруту. И сбить такой бомбардировщик непросто. Имея приставку и определяя высоту полета цели, наши «Редуты» могут наводить истребители на рыскающих «ворон» и днем, и ночью. Мне кажется, надо теперь учить наших операторов взаимодействию с летчиками. Тогда ни один фриц к городу не подлетит, его перехватят!

Бондаренко оживился:

— Та-ак, по-моему, это уже серьезно. Не детский лепет в оправдание от меня услышат, а то Колтуши, Мяглово… Мы и сами с усами решать. Новая тактика — вот это предложение! Слушай, Сергей Алексеевич, я тебя попрошу, напиши мне об этом докладную записку.

…Но не спасла она Бондаренко на заседании Военного совета фронта, хотя и показалась многим присутствующим интересной.

— Предлагаю освободить майора от командования радиобатальоном, — сухо изрек генерал Говоров. — За слабую подготовку специалистов. Дожили. Бомбы начали падать рядом со Смольным. В худшие дни блокады не было такого.

— Не будем торопиться, товарищи, — возразил Жданов. И обратился к Говорову: — Леонид Александрович, давайте примем окончательное решение после того, как ознакомимся с радиопеленгатором! Мы не очень-то хорошо знаем, что из себя представляет «Редут». Ни вы, ни я, да и другие члены Военного совета в глаза установку не видели.

— Думаю, что и после знакомства с работой пеленгаторщиков мое мнение не изменится, — глухо и равнодушно ответил Говоров.

Для посещения наметили «Редут-5». Теперь Бондаренко пожалел, что откомандировал с него Горелова на летучку. «Кто же сможет показать установку? — мучился комбат. — Нынешний начальник расчета растеряется, начнет путаться. Придется, наверное, Осинину или Червову поручить. А что, они мои замы, лучше них рассказать о «Редуте» никто не сумеет, — решил Бондаренко. — Пусть сами определяют, кого посадить за экран и телефон. На то они и инженеры…»

Червов предложил на место старшего оператора — младшего сержанта Микитченко. Осинин взбунтовался, мол, зачем пыль в глаза пускать? Микитченко, Калашников — асы, но они не входят в состав расчета «пятерки». Пусть за экраном находится дежурная смена, как обычно.

— А вдруг что-либо проворонят, — забеспокоился Бондаренко. — Вам-то что. А тут — последний шанс, — промолвил он упавшим голосом, и инженеры почувствовали, что комбат расстроен не на шутку.

«Да, трудно ему будет, если его снимут, — подумал Осинин. — Жаль, конечно, Бориса. Мужик-то он неплохой, и для батальона сделал много…»

— Не волнуйтесь, товарищ майор, — успокоил он его. — Хуже будет, если командующий узнает, что на установке люди подставные, из других подразделений. Пусть все будет как есть. Уверен, что расчет «пятерки» не подведет.

Задолго до прибытия на «дозор» высокого начальства комбат проинструктировал расчет. Старшего оператора, ефрейтора, предупредил:

— Не вздумай оборачиваться. А то небось захочется на командующего поглазеть или на товарища Жданова. Ни в коем случае не отвлекайся, все внимание на экран, ясно?

— Так точно, товарищ майор. Что я, не понимаю?!

На «дозор» прибыли только Говоров и Зашихин. Жданов остался в Смольном. Он было собрался ехать вместе с генералами, но когда уже садился в машину, то выскочивший следом офицер связи доложил:

— Ставка вызывает на переговоры генерала Говорова или товарища Жданова. — И уточнил: — Того, кто будет на месте.

— Я останусь, Леонид Александрович, — сказал Жданов Говорову, — а вы поезжайте.

— Может, наоборот? Может случиться так, что товарища Сталина будут интересовать проблемы чисто военного характера?

— А вы считаете, что член Военного совета фронта не сможет ему ответить?

— Извините, Андрей Александрович, вы меня не так поняли…

— Полно, полно, Леонид Александрович. Посмотрите радиопеленгатор. Это важно. Надо, в конце концов, разобраться с майором Бондаренко. Лучше вас этого никто не сделает.

…Бондаренко, сопровождающий генералов, приоткрыл дверь. Червов докладывал ровным, бесстрастным голосом, будто читал лекцию в аудитории перед студентами. Но как только Говоров с нескрываемым любопытством начал задавать вопросы, а Червов толково, без запинки, отвечать на них, комбат успокоился. Сожалел он только о том, что в небе не было ни одного самолета. Червов, рассказывая об импульсах, стал говорить об изображениях «местных» предметов на экране. Бондаренко подумал, что генералы не смогут в полной мере представить себе, как это трудно — разглядеть на их фоне импульс от цели, определить его характер, маршрут полета.