Пол Догерти - Тёмный рыцарь
— Уокин? — де Пейн пристально посмотрел на крестьянина. — Ты точно помнишь?
Священник перевел вопрос, но Тэрстон твердо стоял на своем и несколько раз повторил имя, решительно кивая.
— Но вот что удивительно, — священник улыбнулся де Пейну, — Тэрстон спросил, как зовут второго чужака, и тот назвал то же самое имя. И это еще не все. — Джон Фицуолтер махнул рукой, показывая, что им надо идти дальше, и крикнул своим прихожанам, чтобы не отставали. — Сюда ведь кто только не бежит; всякого рода преступники из городов и сел. Кое-кто прибивается к нам. Не многим удается выжить здесь, но тем чужакам это явно удалось. Как правило, они нас не трогают, а мы их. Очень редко происходят какие-то столкновения, но в последнее время, в последний месяц, стало по-другому.
— Что же изменилось?
— Девушки, — проговорил священник, — вообще молодые женщины: за последние недели не меньше трех пропало бесследно. Оно бы и не удивительно само по себе: некоторым нашим юношам и девушкам лесная жизнь становится в тягость, они бегут в города или села. Но это не тот случай: у этих девушек есть семьи, есть любимые, одна была помолвлена и готовилась к свадьбе. А они просто исчезли, как снег под лучами солнца.
Де Пейн с трудом подавил нервную дрожь: он вспомнил рассказы о похожих зловещих исчезновениях девушек в Иерусалиме.
— И тел не находили?
— Оглянись вокруг, тамплиер. В этом лесу можно закопать покойников целого большого города, и ни единой могилы не сыщешь. Но если хочешь прямого ответа, то мы не думаем, что эти женщины сами убежали. С ними случилось что-то страшное.
— И ты полагаешь, что в этом могут быть повинны эти чужаки?
— Кто знает? — Священник покачал головой. — Мы ведь и на тебя грешили. Мы следили за тобой на прогулках, поэтому ты и детишек встретил. Мои прихожане, — сухо подытожил он, — не спускали с тебя глаз ни на минуту. Deo Gratias,[101] потому они тебя и спасли.
— И давно ты живешь здесь, отче?
— Да уж, почитай, четырнадцатое лето минуло. А что?
— Знаешь ты про знаменитого мятежника Мандевиля, графа Эссекса?
— Ну конечно — этакий дьявол!
— А почему ты его так назвал?
Священник помолчал, обратив взор к небу.
— Я слышал рассказы о том, что он колдун, чернокнижник, но это неправда. Мандевиль, как и другие знатные господа, был жаден до золота и земель. Он страшно оскорблял Бога: захватывал монастыри и аббатства, разорял святые обители. Из-за этого он привлек к себе легион духов тьмы, людей, закоренелых в злодействах всякого рода. Понимаешь, тамплиер, я пастор, мое дело — заботиться о душах людских. И знаешь, что я думаю? — Он искоса взглянул на де Пейна. — Мы грешные люди, и души наши подобны замкам, которые посещают и ангелы, и демоны. От нас же зависит, кто из них возьмет верх. — Он вздохнул. — Вот это отражается и в рассказах, какие мы слышим о тех, кто шел за Мандевилем. Некоторые из них посвятили себя злу. Они совершали кровавые ритуалы, и получали от этого великое удовольствие. Возьми, например, принца Евстахия. До нас дошли слухи о его кровавых набегах на соседние графства. Что могут поделать мои прихожане против закованных в сталь всадников, вооруженных мечами и арбалетами? Такие врываются в селение и делают все, что им заблагорассудится. Ни шериф,[102] ни судейские чиновники им не помеха. В королевстве нет ни мира, ни покоя. Как хорошо, что король Стефан помирился с Генрихом Плантагенетом!
Они вышли на опушку леса и вскоре оказались у аббатства. Священник забрал у своих прихожан седло и сбрую. Дальше они с Эдмундом пошли вдвоем. У подъемного мостика через узкий ров священник остановился.
— Рыцарь, — сказал он, передавая седло и сбрую де Пейну, — да хранит тебя Бог! — И с этими словами он повернулся и ушел.
Возвращение де Пейна в столь плачевном состоянии вызвало немалый переполох среди благочестивых братьев. К нему сразу же поспешили Парменио, Майель и Изабелла. Когда де Пейну удалось убедить монахов в том, что он цел и невредим, все посланцы ордена собрались в трапезной гостевого дома, и Эдмунд торопливо рассказал товарищам, как на него напали, при этом он внимательно следил за выражением их лиц, особенно за Парменио, который явно был обеспокоен. Едва вернувшись в аббатство, де Пейн сразу же расспросил привратников, не отлучался ли из аббатства кто-нибудь из его товарищей, не отлучался ли вообще кто-либо, но его заверили, что никто не выходил за ворота. Поразмыслив, он заключил, что ни один злоумышленник не сумел бы ускользнуть из монастыря, пробраться по лесным чащобам, выследить его и попытаться убить — времени было слишком мало на все это. Тем не менее, Эдмунд не желал и дальше действовать вслепую, ведь в лесу его вполне могли убить. А разве похожее нападение не было совершено у стен Аскалона, когда неподалеку от него находился Парменио? Он преднамеренно не стал рассказывать ни о повстречавшихся ему детях, ни о чем беседовал со священником, зато упомянул о хорошо вооруженных чужаках, появившихся в лесу, скрывающих лица под капюшонами и называющих себя, все как один, Уокинами.
— Возможно, они выбрали себе такое прозвище, — предположил Парменио. — Называть себя именем или званием предводителя — дело довольно обычное, так и приближенные знатных баронов поступают.
Беррингтон и Майель согласились с этим мнением.
— Эдмунд, — заговорил Беррингтон. — Пока ты отсутствовал, мы тут кое-что узнали — прискакал гонец из Эссекса. Ходят слухи, будто Уокин высадился на Колвасском полуострове близ Оруэлла, в безлюдном месте недалеко от его поместья Борли. Понятно, что ему не хотелось встречаться с портовыми властями, а в какой-нибудь иностранной гавани всегда можно найти пиратское судно, которое за хорошую плату кого угодно доставит в глухое местечко на побережье Эссекса.
— И как ему это удалось? — недоверчиво спросил де Пейн.
— Что ты имеешь в виду? — не понял Парменио.
— А вот что, — де Пейн простер руку. — Посмотрите на меня, рыцаря-тамплиера, отвергающего богатство. Ведь ты, Беррингтон, и мы все приехали в Англию на те деньги, что нам выдали в Иерусалиме из сундуков казначейства. Мы полностью зависим от того, что выделяет нам орден, от гостеприимства добрых монахов да от щедрот короля, который снабдил нас лошадьми. Откуда же Уокину взять столько денег? Ведь он тоже был неимущим тамплиером.
— Он еще и возглавлял целый ковен[103] ведьм!
— Да, но ведь он был схвачен, — не сдавался де Пейн. — Арестован, отдан под твою, Беррингтон, охрану, связан, как пленник, потом закован в цепи, и лошадь ему дали, должно быть, далеко не резвую. У него при себе ничего не было, ведь так?
— Конечно не было, — согласился Беррингтон. — Но не забывай и о том, что его сообщники напали на нас. Они завладели всеми нашими доспехами, оружием, деньгами, какие были при нас. И коней наших увели. Да еще могли прихватить все свои запасы из Иерусалима.
— А Триполи? — заговорил Майель. Он отмахнулся от Беррингтона, чтобы тот его не перебивал. — Вспомните, братья, когда был убит граф Раймунд, в городе начались резня и беспорядки. Часть города подверглась разграблению, у богатых купцов отобрали все, что они хранили дома. Если это организовал Уокин, он мог нажить на этом небольшое состояние, не так ли?
— Да, — Парменио уперся локтями в стол, — ты прав, так вполне могло быть, — он словно беседовал сам с собой. — Об этом уже и раньше думали. Возможно, в том и был весь смысл покушения в Триполи: убить графа, вызвать смятение и воспользоваться этим, как дымовой завесой. Подлинным намерением Уокина мог быть грабеж зажиточных горожан, таким образом он хотел раздобыть необходимые ему средства.
— Которые он начал тратить, — подхватил Майель, — как только отправился в путешествие. Серебро да золото обеспечили ему беспрепятственный проезд на рыбацком судне, а в Эссексе они же помогли ему собрать свой ковен, навербовать туда новых людей и нанять убийц.
Спор о намерениях Уокина накалялся. Изабелла, весьма обеспокоенная, скользнула по скамье ближе к де Пейну, взяла его за руку и покачала головой.
— Эдмунд, Эдмунд, — прошептала она лукаво, как прежде, когда показывала свой интерес к нему. — Я могла бы составить тебе компанию на прогулках. — Она игриво улыбнулась. — Прекрасная дева на зеленой лужайке…
— Сестра! — одернул ее Беррингтон, поднимаясь из-за стола. — Эдмунд, тебе нельзя больше выезжать из аббатства в одиночку. — Он стал расхаживать по комнате. — Вполне вероятно, что в лесу, вполне подходящем для Уокина убежище, собираются его вооруженные приспешники, лица которых закрыты масками да капюшонами. У него даже здесь, в аббатстве, могут быть свои люди. А мы и без того уже злоупотребляем гостеприимством братьев. Завтра отправляемся в Лондон. Не исключено, что Уокин последует за нами, там мы ему и устроим ловушку.
