Дэвид Бейкер - Путь слез
Петер не ведал, что позади молодого дерева притаился потрясенный Карл. Широко раскрытыми глазами он наблюдал, как старик борется со своим Создателем. Слова священника глубоко ранили сердце мальчика, и он стал дрожать от собственного замешательства. Дух его никогда доселе не был в подобном смятении а сомнения, которые последние недели мучили его, еще никогда так плотно не окутывали его разум. Борьба Петера напугала его.
Петер вел войну, доколе вконец не обессилел. Наконец он упал ничком ни землю и закричал словами певца псалмов: «Восстань, что спишь, Господи! Пробудись, не отринь навсегда. Для чего скрываешь лице Твое, забываешь скорбь нашу и угнетение наше? Ибо душа наша унижена до праха, утроба наша прильнула к земле».
Затем он притих и лежал спокойно, словно ожидая ответа. Но ночь была безмолвна, и, в конце концов, он поднялся на ноги, вытер лицо грубым рукавом и нехотя вернулся к детям. Когда он вышел на желтоватый свет костра, все крестоносцы замерли, ибо теперь они видели перед собой иного Петера. Ласковая улыбка и добрый взгляд исчезли, их место заняли жесткое выражение лица и чуждый блеск в глазах.
Он первым нарушил томящее молчание, пристально наблюдая за горящими ветками.
– «Горе тому, кто строит дом свой неправдою и горницы свои беззаконием. Горе тебе, опустошитель, который не был опустошаем, и грабитель, которого не грабили! Когда кончишь опустошение, будешь опустошен и ты; когда прекратишь грабительства, разграбят и тебя».
Затем он подозвал к себе Вила с Томасом и что-то прошептал им. Спустя мгновенье они втроем поспешно исчезли в темноте.
* * *Ночь окутала Дюнкельдорф, и теперь дымные сосновые факелы коптили его опустевшие улицы. Город стал жутким зверинцем, где шумят скандальные таверны и мрачно зияют опасные проулки. Городской люд тяжко спал за надежно захлопнутыми ставнями и толстыми засовами. Петер с двумя спутниками проскользнули мимо пьяной стражи в открытые врата, и теперь осторожно крались от одного темного угла к другому, обшаривая базарную площадь.
Священник нашел несколько одеял, накинутых на повозку с фруктами, и сунул одно в руки Вилу, другое – Томасу. Тройка всматривалась во тьму, чтобы случайно не натолкнуться на охранников. Как кошки, они воровато переходили от лавки к лотку, от лотка к ящику, стаскивая солонину, сельдь, овощи, фрукты и хлебы. Они тихо и проворно набивали провизией свои одеяла. Спустя недолгое время они едва могли нести в руках все то набранное, включая горшок с медовыми сотами, которые Петер стянул с чьего-то подоконника. Затем они вышли из ворот так же расторопно и неслышно, как и вошли, и заторопились под защиту леса.
Отойдя на безопасное расстояние, Петер приказал мальчикам остановиться.
– Идите далее без меня и накормите всех, – сказал он. – Мне осталось завершить кой-какие дела, и я скоро присоединюсь к вам.
– Но куда ты пойдешь? – спросил Вил.
Петер не ответил. Он медленно натянул на голову капюшон и исчез в ночи, чтобы снова оказаться у врат Дюнкельдорфа. И вновь он проскочил мимо спящей стражи и проследовал прямиком к деревянной часовне. Нимало не опасаясь за собственную участь, он бесстрашно схватил с ближайшего столба пламенеющий факел и понес его над головой к намеченной цели.
– Всему свое время, – тихо бормотал он. – Время любить и время ненавидеть. Сильвестер, ты заслужил для своего burg, этого грешного города, должное наказание, которое свершится сегодня же ночью.
Петер швырнул пылающий светоч на сухую соломенную крышу часовни. Он стоял не шелохнувшись, и с порочным наслаждением внимал первым потрескиваниям занимавшегося огня. От нежного дуновенья ветра пламя вдруг поднялось ввысь и адски загудело, мгновенно перекинувшись на кровли соседних торговых лавок.
Желтый свет озарял лицо Петера. Его заострившиеся скулы и нос отбрасывали резкие тени, а кипящие страстью глаза поблескивали пламенем, внутренним и внешним. Но неожиданно его внутренности содрогнулись от приступа тошноты, который нарушил его молчаливое созерцание. Он крепко прижал края накидки к подбородку и отвернулся, заспешив по рыночной площади мимо несущихся солдат и горожан, которые стали стекаться на пожар. Он проталкивался и пихался, пока не выскользнул из ворот – в последний раз.
Старик, спотыкаясь, торопился к своему стаду. С каждым шагом радость его умалялась, а сам он все больше терзался тем злом, которое обнаружил в собственном сердце. Лишь раз он бросил взгляд за плечо, но то, что он увидел, только обострило его муки.
Беднягу Петера напугали Вил с Томасом, которые спрыгнули с верхушки дерева, где они поджидали и откуда вели слежку за скрытным товарищем. Мальчики смотрели, как языки пламени лизали ночное небо над Дюнкельдорфом, и уже заподозрили священника. Томас шагнул вперед и призвал его к ответу.
– Петер, это ты его поджег, так?
Старик ничего не ответил, а только уставился в землю.
– Я снова спрошу. Ты ли поджег город?
Петер крепко поджал губы. Он вцепился в посох и глубоко вогнул его в землю, словно оттолкнувшись, чтобы быстрее пройти мимо мальчиков.
– Хо-хо1 Я так и знал! – засмеялся Томас. – Отличная работа, святой отец! Ничего не скажешь, сработано на славу!
Когда все трое пришли на место стоянки, Петер отошел к самому темному ее краю и тихо прислонился к дереву. Вил и Томас еще не открыли остальным свои трофеи, добытые во время ночного похождения, и гордо подтащили одеяла ближе к костру. Во не успели они рта раскрыть, как Георг выпалил:
– Смотрите. Посмотрите туда!
Мальчики обернулись и увидели кролика, который жарил на вертеле, и кочаны капусты в кипящем котле. Ионы первый и второй подбежали к Петеру.
– Отец, отец Петер! – закричал Ион-первый. – Когда ты ушел, Карл сказал, что нам надобно молиться о Божьей милости. И как раз, когда Карл молился, Фрида что-то закричала о сове с кроликом.
– Точно! – взволнованно воскликнула Фрида. – Я услышала громкий взмах крыльев над головой, посмотрела вверх и…
– И она заорала изо всех сил и швырнула в сову камнем.
– Она напугала птицу, и та из когтей выпустила целого кролика! Мы слышали, как что-то стукнулось о землю и потом нашли его.
Карл сиял.
– А потом Мария с двумя другими пошли к реке за водой и нашли несколько голов капусты, которые, должно быть, выпали с телеги! Господь благ, как ты и говорил.
Гертруда подошла к смятенному священнику и протянула пригоршню вареных капустных листьев.
– Попробуй! Кролик тоже почти готов.
Петер пошатнулся и отпрянул смутившись, не желая выдать ни малейшего намека на ту месть, которую он только что произвел. Он вернулся в тень, где его стошнило. А тем временем Вил с Томасом представили спутникам свою добычу. Хотя дети и поразились богатым сокровищем, добытым неправедным путем, Томас и Вил с досадой признали, что слава их успеха значительно померкла пред чудесными событиями в лагере. Однако крестоносцы с удовольствием сдобрили свое пиршество из жареного кролика и вареной капусты свежими фруктами и хлебом, и вскоре наелись досыта.
Спустя некоторое время, когда все было съедено, некоторые заметили, что Петер молчаливо и пристыженно сидит за пределами освещаемого пространства. Карл, как и все сбитый с толку поведением священника, подал знак всем собраться вокруг одинокого друга и окружить его заботой. После того, как несколько крестоносцев попытались по очереди ободрить его, священник заговорил:
– Мои дорогие, дорогие дети. Вы научили меня, старого дурака, верности, и мое сердце полно благодарности. Мой дух перестал было верить, и зло обуяло меня. Да смилуется надо мною Бог, и да простят ваши души столь скверного человека.
Соломон положил свою голову Петеру на колени и посмотрел на него своими печальными глазами. Петер погладил друга и на несколько минут задумался. Потом он поднял на детей слезящиеся, усталые глаза и вздохнул. Он наклонился к Соломону я тихо прошептал:
– «Сладок для человека хлеб, приобретенный неправдою; но после рот его наполнится дресвою».
Ведомый юными спутниками, Петер вернулся к костру и сев спиной прислонился к гладкому стволу дерева. Он закрыл глаза чтобы послушать, как оживленно щебечут дети, и вскоре их добродушные шалости умиротворили старика. Он умилился, как они не уставали утешать Отто и как все вдруг притихли, расплакавшись о маленьком павшем товарище. Но потом едкий голос Томаса, который рассказывал о своих ночных приключениях, перекрыл все остальные разговоры.
– А почему Петер оставил вас с Вилом одних в лесу? – спросил кто-то.
Сердце старика замерло в ожидании ехидного ответа Томаса.
– О, это самое интересное. Наш добрый, набожный священник хорошо повеселился этой ночью. После того, как мы обобрали город, он вернулся и поджег его!
Петер рыдал.
Глава 10
Успех покидает крестоносцев
Фридрих вздрогнул и проснулся. Он сел, озираясь в предрассветной мгле. Его карие глаза стали круглыми от страха, и он тревожно посмотрел на очертания спящих товарищей.
