Александр Солженицын - Красное колесо. Узел I. Август Четырнадцатого
Самсонов надеялся, что тем завтраком от гостя и отделается, что тут же Нокс вернётся к Жилинскому, к великому князю, в Санкт-Петербург, только от него отстанет. Но нет! – шёл Нокс садиться в автомобиль, нёс плащ в трубке на ремешке, а остальные вещи, объяснил переводчик, повезёт денщик вместе с хозяйством штаба.
Переглядясь со своими, командующий распорядился Филимонову в автомобиль не садиться, вместо него британец с переводчиком, а Постовский послал круговую черезо всё Царство Польское телеграмму в Найденбург, штабс-капитану Дюсиметьеру, чтобы готовили особый обед и сервировку.
И – тронулись, оставляя прочий штаб поспевать за ними на фургонах, шарабанах и верхами. Открытый жёлтый автомобиль командующего с выпученным передом и высоковыставленным рулевым колесом сопровождали восемь казаков, нельзя сказать чтоб отборных: лучших сотен от дивизий не отрывали. Не на полную скорость погнал шофёр, а так, чтоб на рысях не отставали восемь казачьих пик.
Вот теперь-то и нуждался Самсонов – молчать. Молча разглядывать эти вёрсты, пройденные его корпусами, а им самим не виданные ещё никогда: полсотни вёрст до Хоржеле и пятнадцать до Янува, и ещё десяток вдоль германской границы, наконец переезд через неё – и дюжину вёрст по чужой земле, без капли крови и без выстрела завоёванной его корпусами.
День расходился жаркий, душный, как все перед тем, но на ходу обвевало – и думалось хорошо, и может быть хоть сейчас, на этом бегу-лету, могла прийти многожданная ясность в голову командующего. Он сам не понимал, в чём же неясность, приказы разосланы и выполняются, – а неясность была, несдутый туманец, несовмещённые точки, как будто двоилось в глазах. Самсонов чувствовал это непрерывно и мучился.
На коленях у себя утвердил командующий большой аршинный планшет с туго натянутою, но треплемой ветром десятиверсткой всего театра действий – и так попеременно, то через борт автомобиля, то в карту намеревался он смотреть весь путь.
Но теперь за его спиной на заднем сиденьи оказался доведчивый британец и хотел тоже всё понимать, и заглядывал через плечо Самсонова, вот уже и палец тыча в планшет и требуя пояснять себе каждое обстоятельство.
К тарахтению мотора ещё этот шмелиный гул добавился, и отчаялся Самсонов в пути устояться, прояснеть, побыть с самим собой.
Особенно интересовался Нокс правофланговым 6-м корпусом, потому что глубже всех он уже врезался в немецкую территорию, и до Балтийского моря ему оставалось не много больше, чем он прошёл.
Да, должен был 6-й корпус ещё вчера занять Бишофсбург, а сегодня уж он, очевидно, и северней.
Так было отмечено на карте, и так теперь приходилось считать вместе с британцем, потому что нельзя ж было признаться европейскому союзнику, что мы на карте отмечаем, а на деле не знаем; что искровая телеграмма доходит не всякая, а больше нет никакой связи кроме нарочной, да и то не прикрытой, не охранённой, по чужой стране. Корпус Благовещенского настолько уклонился вправо, что перестал быть флангом, он уже ничего не прикрывает, он стал одиночный отдельный корпус, жертва спора.
Но, к счастью, упросили штаб фронта, и сегодня утром разрешено было перевести 6-й корпус налево, к центральным. Да, он уже сейчас переходит – вот, мимо озера Дидей – и к Алленштейну.
А там дальше – Ренненкампф? Он наступает? Да, имеем такие сообщения.
А это – кавалерийская дивизия? Да, на обеспечении правого фланга.
Туда же, в ту же прорву забрали и кавалерийскую дивизию Толпыго, так бы нужную сейчас под рукой! Пропала для командующего и она.
Чем было делиться с непрошеным гостем? Что неукомплектованы все части, а 23-й корпус вообще не собран? Что только с виду командуя армией, владел Самсонов по сути лишь двумя с половиной центральными корпусами, к ним и ехал? Но даже и их положения он точно не знал.
Именно о центральных теперь и спрашивал дотошный Нокс: где они?
Крупным пальцем показывал Самсонов: 13-й, Клюева, вот здесь… Вот тут примерно, вот… Вот сюда на север он примерно перемещается, между этими озёрами…
Значит, на север?… Да, он на север пойдёт… Он пойдёт на Алленштейн. И уже сегодня должен его взять. (Вчера должен был, не дошёл).
А 15-й?… А 15-й, Мартоса, должен быть ему вровень, тоже на север. Вчера должен был взять Хохенштейн. (Взял ли?…) А сегодня – далеко за него.
А 23-й?
Знал бы командующий сам уверенно – когда 23-й соберёт Кондратович и представит на передовую?… Дивизия Мингина сбилась с ног, догоняя Мартоса, и сразу в бой.
А 23-й… Да должен быть тоже недалеко… Вот это шоссе от Хохенштейна на северо-запад сегодня перерезать.
Но что бы отвечать Ноксу, если б допытывался о германцах: где их корпуса? сколько? куда идут?… Пустое, незаселенное пространство озёр, лесов, городков, шоссейных и железных дорог – вот были германцы, всё, что видно, известно о них, беззащитная и привлекательная добыча.
Он вот что! Он всем корпусам рассылал точные повседневные приказы – куда идти, что взять, и это согласовывалось с желаньями выше его, но вот что: эти приказы не были спаяны одним ясным планом, что именно делать? Углубляться… перерезать пути… не допустить… – а в чём план операции? При сегодняшнем (неизвестном) расположении нашем и противника – на что можно рассчитывать?
Только-только стал настигать Самсонов – опять Нокс перебил: а – 1-й корпус? а вот эти две кавалерийские дивизии что?
А, будь ты неладен!… Они все… обеспечивают операцию с левого фланга… Создают прочный уступ.
Сняв с колен планшет, Самсонов поставил его на пол у дверцы, чтоб только кончить разговоры с англичанином через шум мотора. От объяснений этих и нарастающей жары Самсонов почувствовал отлив сил, и ему уже не одумываться хотелось, а вздремнуть бы в мягком сиденьи.
Скорость автомобиля придерживали – к казачьим лошадям. Среди пути один раз сменили их подставою. Обгоняя обозы, подвижной госпиталь, шорный ремонт – всякий раз останавливались, и командующий выслушивал рапорты. В Хоржеле и Януве проверили комендантские пункты и от кого оставлены, с какой целью, стоящие там подразделения. Один раз выходили, сидели в тени около речки. Солнце было за полудень, когда, с подтянутым строем казаков, настороже и торжественно, они по польскому склону спустились на деревянный старый мосток и по прусскому склону поднялись на новую землю.
Замелькали кирпичные деревни, в каждом доме сиди, как в крепости, – а без выстрела сданы. Вскоре вывернули на отличное шоссе из Вилленберга в Найденбург, нигде не повреждённое. Шоссе чуть прикоснулось к южным отрожкам обширного грюнфлисского леса, а дальше несло их местностью открытой, ныряя с холма на холм, как будто и невысокие, но с просторным обзором.
Для Нокса особая приятность этого путешествия и этого дня была та, что он – первый англичанин, ступивший на землю врага в этой войне. Он уже в пути сочинял несколько писем в Англию, которые сегодня вечером, непременно в немецком городе, намеревался написать, а пока вбирал как можно больше впечатлений, ибо хороший стиль требует не повторяться из письма в письмо.
С потягом тяжёлой гари возник перед ними и Найденбург. Ещё издали виднелся в зелёном шпиле крупный белый циферблат с кружевными стрелками, теперь расступались розовые, серые, синеватые дома, все надписи камнем по камню. До боевых действий здесь было очень благоустроено, сейчас же, хотя не виделся нигде прямой пожар, но много было следов пожаренных: пустые обугленные проёмы окон, кой-где рухнувшие крыши, очернённые стены, брызги лопнувших стёкол на мостовую, вонючие сизые дымы от недотушенного в разных местах, и общий зной неостывших камней, черепицы, железа, добавленный к зною дня.
На въезде в город командующего встретил офицер из высланных квартирьеров и побежал по улице вперёд, показывая дорогу. За поворотом, на ратушной площади, открылся и выбранный дом – не только сам не горевший, но и окружённый целыми домами, в него попало две русских гранаты, но он не пострадал. Это была приветливая гостиница, маленькая, в три этажа, по углам крыши с двумя как бы шлемами на немецкий лад. С крутых ступенек крыльца сбежал подполковник и, вытянясь перед автомобилем, доложил громогласно о готовности здания, телеграфной линии, обеда, ночлега, и о том, что город горит с самого дня взятия, но сейчас усилиями выделенных частей пожары устранены.
Затем доложился комендант, полковник, назначенный здесь Мартосом три дня назад. Представился и вальяжный бургомистр (жители где-то были, но не видны).
Въезжая в город, не сразу заметили, что сюда доносится глуховатая, ослабленная жарою, но обильная дружная толчея как бы во много крупных ступ, и непрерывно. Первый Постовский несколько раз прислушался, покрутил головой: “Близко.” Слишком близко к расположению штаба армии. Комендант уверял, что далеко.
