Владимир Прасолов - Вангол
«Стреляй, Вангол, ну стреляй же!» — всем своим лицом, красноречивее некуда, Семён Моисеевич мысленно умолял Вангола. Мысленно, потому что язык, словно ватный, не подчинялся начальнику экспедиции, и он, ухватив свой карабин за ствол, как дубину, медленно отступал, проваливаясь в мох и путаясь ногами в мелкой, но густой поросли колючего кустарника, пока спиной не упёрся в скалу. Раненный им медведь, хрипло рыкая и разбрызгивая кровь из пробитой лапы и головы, медленно шёл на него. На долю секунды перед последним броском он приостановился. Кровавый туман застилал глаза хозяина тайги, он видел перед собой это жалкое двуногое существо, вторгшееся в его владения. Он не причинил бы ему вреда, он бы просто не обратил на него внимания, как на десятки других живых существ, не представляющих для него опасности. Однако этот человек стрелял в него, он хотел его убить. Теперь, когда его грохочущее оружие молчало, пришло время расплаты за это нападение. По мощному телу прокатились буграми мышцы, ещё мгновение и… тонко прошелестев, две стрелы, одна за другой, насквозь пробили шею и грудь зверя. Поднявшись на задние лапы, медведь как-то по-человечьи застонал и рухнул в трёх метрах от оцепеневшего в страхе охотника. Семён Моисеевич уронил карабин и, медленно сползая спиной по крошащемуся красному камню, сел на корточки. Увидев приближающихся Вангола и Тингу, он виновато улыбнулся и обеими руками стал размазывать по лицу то ли пот, то ли слёзы.
— Зачем, начальник, ты стрелял в медведя? Сейчас весна, он худой, жира нет, мех линяет, мясо у нас есть, зачем? — подходя к нему, заговорила Тинга.
Вангол вытаскивал стрелы, остановившие жизнь этого таёжного увальня. Медведь был большой, и нужно было посылать кого-то в лагерь за подмогой, около двухсот килограммов мяса втроём не вынести, думал Вангол.
— Тинга, иди за молодыми в лагерь, пусть возьмут мешки под мясо, а в лагере ставят палатки и запасаются дровами. Придётся задержаться на два дня, закоптить мясо. — Всё это Вангол сказал по-русски, не обращая внимания на начальника экспедиции, ещё не пришедшего в себя.
Тинга, выслушав Вангола, бесшумно исчезла, словно растворилась в тайге.
— Вангол, простите, пожалуйста, но мы не можем задерживаться, мы и так вышли из графика экспедиции, нас ждут в Удогане, — очухавшись наконец и сообразив что-то, сказал, поднимаясь, Семён Моисеевич. — Я признателен вам за спасение, но я начальник экспедиции, и я несу ответственность за сроки и её результаты.
— Вы — начальник экспедиции, вы обратились за помощью к нам, мы ведём вашу группу в Удоган и приведём её в срок, если вы не будете палить из своего карабина по всему живому в этой тайге. Бросать битого медведя нельзя, духи тайги не простят, нужно забрать мясо и закоптить. К тому же ваши лошади нуждаются в отдыхе, они не могут идти так же быстро, как олени. Им нужна трава и овёс, трава ещё слабая, лошади не успевают за короткие остановки восстановить силы, а овёс у вас кончается. Я проводник, и я предлагаю вам принять правильное решение.
Вангол вытащил остро отточенный нож с костяной рукоятью, свадебный подарок Новикова, и начал разделывать тушу. Семён Моисеевич внимательно поглядел на Вангола, точными короткими движениями подрезавшего медвежью шкуру на задних лапах. Из перерезанной Ванголом шеи медведя уходила кровь. Вангол набрал её в берестяной ковш и не торопясь выпил. Капельки тёмно-красной крови скатились ему на грудь. Он набрал ещё ковш и протянул, улыбаясь, Семёну Моисеевичу:
— Пейте, это очень полезно.
— Наверное, это точно очень полезно, но я, пожалуй, воздержусь. Боюсь, мой организм не примет такого угощения. Вот если её поджарить, пожалуй, поем с удовольствием. — Семён Моисеевич, как будто забыв свои слова о несогласии с задержкой, стал ломать сушняк и складывать костёр. — Вангол, не обижайтесь, это вышло случайно, если честно, с испуга. Но вы уж не говорите всем, что я так оплошал, смеяться будут. Пожалуйста, будьте добры, договорились? — уговаривал начальник экспедиции Вангола, пластавшего медвежье мясо.
— Хорошо, Семён Моисеевич, это останется нашей тайной, — смеясь, сказал Вангол, впервые назвав его по имени и отчеству.
Часа через полтора к дымящему костру вышли Тинга и двое студентов, за ними, слегка прихрамывая, подошла Нина Фёдоровна Мыскова.
— Что произошло, Семён Моисеевич? Мы слышали выстрелы. Потом пришла Тинга и позвала нас на помощь. Боже! — Увидев ободранную тушу медведя, Мыскина замолчала, прикрыв рот рукой. — Совсем как человек! — Отвернувшись от туши и устремив взгляд на скромно молчавшего и жарившего на костре свеженину Семёна Моисеевича, она восхищённо спросила: — Семён Моисеевич, вы убили медведя? Вот это да! Вот это трофей! — Мыскина подошла к раскрасневшемуся и смущённому Семёну Моисеевичу и чмокнула его в щёку. — Вы — настоящий охотник, я готова с вами отправиться в дикие джунгли. Когда наша следующая экспедиция в Африку? — смеясь, тараторила она.
Молодёжь тем временем под руководством Тинги укладывала вырезанные полосы мяса в мешки. Вангол передал Семёну Моисеевичу сердце медведя.
— Начальник, зажарь и кушай сердце убитого тобой зверя, это сделает тебя таким же сильным и храбрым.
— Нет, Вангол, садитесь все к костру. Если бы оно сделало меня более мудрым, я бы съел его один, а силой и храбростью я хочу поделиться со всеми. Прошу всех на свеженину.
Семён Моисеевич по-хозяйски хлопотал у огня, угощая пришедших кусками подгоревшего на огне, но сочного мяса.
Игорь и Владимир, усевшись у костра, с удовольствием уплетали медвежатину. Присоединились и Вангол с Тингой.
Уже неделя, как Вангол и Тинга, уступив уговорам, согласились стать проводниками этой заблудшей экспедиции. Вышедшая из Иркутска экспедиция должна была, обойдя Байкал с северной стороны, произвести разведку наиболее близкого маршрута до Удоганского месторождения. По картам, имевшимся в институте, они должны были уже выйти на Удоган. Однако или сбились в пути, или карты были несовершенны. Старый Такдыган, которому они показали карту, смеялся, по его мнению, по этим рисункам на бумаге они никогда не придут к цели. Нужно ходить по звёздам и знать тайгу. Узнав о том, куда идёт экспедиция, Такдыган сказал им, что туда десять дней пути, и он мог бы их вывести на Удоган, но плохо себя чувствует. Посоветовал обратиться к Ванголу, который также хорошо знает этот путь. Вангол, выслушав пришедших к нему Пучинского и Мыскову, согласился не сразу, он для порядка поторговался и, как истинный эвенк, согласился на то, что проведёт экспедицию до Удогана и там получит в качестве оплаты две палатки, два спальных мешка, большой медный чайник и железную лопату. Заключив такой договор, удовлетворённые стороны разошлись, чтобы ранним утром следующего дня отправиться в путь. Вангол и Тинга отправлялись налегке, взяв с собой четырёх ездовых оленей и важенку с телёнком. Оба были вооружены луками и пальмами. Десятидневный запас вяленого мяса и рыбы, взятый Ванголом с собой, предназначался скорее для угощения членов экспедиции, чем для себя, и занимал небольшой кожаный мешок, притороченный к спине одного из оленей. Увидев их, готовых к пути ранним утром, Пучинский только развёл руками.
— Вот, товарищи, — обращаясь к своим просыпающимся коллегам, сказал он, указывая на проводников, — как должен выглядеть настоящий путешественник. Ничего лишнего, и хорошее настроение всегда.
Атлетически сложенный Вангол и миниатюрная Тинга с луками за спиной и пальмами в руках выглядели в глазах членов экспедиции как сошедшие со страниц книги древней истории народов Сибири живые образцы. Мыскова, Новиков и оба студента буквально как в музее ходили вокруг них, трогая руками их одежду и оружие, чем вызвали улыбку у Вангола и смутили Тингу. Через два часа Ошана с младшей дочерью и Такдыганом проводили уходившую в тайгу экспедицию.
— Так должно было случиться, не беспокойся за них, Ошана, они скоро вернутся, чтобы уйти уже надолго, может быть, навсегда, — сказал Такдыган, обняв свою внучку.
На прощание Пучинский подарил Ошане небольшой букет полевых цветов и нежно поцеловал в щёку. Не знал Семён Моисеевич, что он подарил ей не только цветы и немножко женского счастья, но и черноглазого, кудрявого сына, который родится через девять месяцев и никогда не встретит на земле своего отца. Впрочем, встретить-то он его встретит, так получится, но не узнает.
Насытившись жареным мясом и загрузив мешки, под весёлые шутки Мысковой и Пучинского охотники вернулись к лагерю, где оставался Новиков. Он сидел у костра и кипятил чайник, ожидая ушедших. Палатки были расставлены, лошади паслись неподалёку, выщипывая редкую молодую зелень. Появившаяся мошка мучила несчастных животных, забивая им ноздри и заставляя постоянно передвигаться, ища спасения в дыме костра.
