Ближние соседи - Станислав Петрович Федотов
Рассказ у Павла получился длинный, а на деле всё произошло очень быстро. Трое саней-розвальней были основательно нагружены тушами свиней, коз и баранов, связками гусей, уток и кур, впереди обоза стояла кошева, запряженная парой добрых лошадей – чёрной и пегашкой; возницы с ружьями за спиной (Павел хохотнул: для защиты от разбойников) ждали выхода управляющего. Марьяна приказала Павлу взять короб со спящим ребёнком и идти за ней. На выходе столкнулись с управляющим, на нём была распахнутая белая борчатка, на голове – лисья шапка с длинным хвостом.
– Что несёте? – удивился он, увидев женщину в шубе цю из меха козы и пуховом платке, а за её спиной – работника в стёганом халате, с коробом в руках. – И куды это вы намылились?
– С тобой прокатиться, – сказала Марьяна и показала ему ствол браунинга. – Учти: я стреляю без промаха.
– Далеко не прокатитесь, – ухмыльнулся управляющий. – Макака быстро найдёт вас и посчитается.
– Когда найдёт, тогда и поговорим. А пока поехали.
Они вышли втроём и заняли кошеву. Павел сел за кучера, оттолкнув стоявшего наготове возницу. Застоявшиеся кони с места взяли разгон, кошева вылетела из ворот на дорогу – только её и видели.
Возницы у розвальней ничего не успели понять. Никому и в голову не пришло стрелять вдогонку. Груз в санях мешал пуститься в погоню. Одни розвальни всё-таки перевернули, свалив в снег гору туш и мешков. Несколько человек с ружьями запрыгнули в сани, хлестнули лошадей, однако пристяжная запуталась ногами в брошенных вожжах и упала, сломав оглоблю. Погоня провалилась.
Дорога вилась по берегу реки и привела к китайской деревеньке. Множество ребятишек катались на санках с берега прямо на лёд. И вдруг лёд треснул, несколько ребятишек с санками в одно мгновение оказались в воде.
– Стой! – крикнула Марьяна.
– Тпрру! – осадил коней Павел.
Марьяна бежала к берегу, на ходу скидывая с себя козью шубку и платок. Павел спрыгнул с облучка, но не решился оставить кошеву с управляющим. А тот схватился за вожжи и стал разворачивать упряжку в обратный путь. Павел бросился задержать, но от удара по голове отлетел в сугроб и на какое-то время потерял сознание. Когда очнулся, увидел рядом лежащий на боку короб с ребёнком – малыш заливался рёвом. Павел поставил короб на днище и оглянулся на реку – там уже сбежались китайцы из ближайших фанз, в воде барахтались несколько человек, взрослых и детей.
Детей спасли всех, а из взрослых двое то ли нахлебались воды, то ли просто замёрзли – они лежали рядом на берегу, седобородый китаец и черноволосая русская…
Павел вдруг хлюпнул носом, вытер глаза кулаком.
– Ты чё раскис? – вскинулась Еленка. – Али смерти не видал?
– Так… вспомнил… Красивая она была… Жалко…
– Мне жальче, она была мне тёткой, – жёстко сказала Еленка. – Ишь, нюни пустил! Чё далето было?
– Управляющий вернулся, но китайцы меня с Никитой спрятали, а потом проводили в город, какой-то Суйхуа. И вот, добрался. – Павел глубоко вздохнул, как вздыхают дети после плача.
– Чем же ты его кормил, как пеленал?
– Не поверишь, китаянки помогли. Сначала в той деревне, где Марьяна погибла, нашлась грудью кормящая. Накормила Никитку и с собой молока нацедила. У неё много было молока. Ну и обмывали, пеленали, само собой. Потом в поезде тож… Китайцы детей шибко любят, да и люди они хорошие.
– А робёнок-то чей, она сказала?
– Говорила. Сын генерала Павла Иваныча Мищенко. Я слыхал про него.
– О, как! И чё с им делать, с генеральским сыном?
– Чё делать? Ро́стить, как своего. Он так и так – Павлович. Ты не против?
– Ну, что ж, считай, у тебя теперь два сына. Но третьей будет дочка!
– Как скажешь, – усмехнулся Павел.
– А чё лыбишься-то, чё лыбишься? Дочку делать – не дрова колоть: пару раз тюкнул, и поленница готова. Потрудиться надобно.
– Так чё сидим-то? Пошли трудиться! До свету успеем!
23
Императрица Цыси умирала.
Умирать она начала, по её собственным ощущениям, ещё на пути из Сианя в Пекин. Три месяца путешествия в паланкине по разорённой стране подействовали на неё столь шокирующе, что случился сердечный приступ. Она лицом к лицу столкнулась с результатами своего отступления и пришла в ужас. Разве для этого она совершила когда-то переворот и сорок лет потихоньку, понемногу, без крови и потрясений обтёсывала бесформенную глыбу Китая, стремясь создать из неё гармоничную скульптуру? И ещё она вдруг поняла, насколько близок конец её пути и сколь много надо успеть сделать.
Собрав в кулак всю свою волю, она пережила этот приступ, не привлекая внимания слуг и врачей, но для себя решила максимально ускорить свои действия.
Интервенты зачистили столицу от повстанцев и их сторонников, заставили вывезти из города огромные горы мусора и нечистот, и к возвращению императрицы Пекин если и не блистал чистотой, то всё же не походил на свалку. Цыси была благодарна интервентам за наведение порядка, а также за то, что они вывели свои войска, не разграбив дворцовые ценности.
Она поспешила наладить отношения с дипломатами всех государств, принимавших участие в разгроме ихэтуаней, для чего устроила приёмы с неофициальными обедами как для них самих, так и для их семей, чего никогда не было в Цинской империи. Она пошла на нарушение вековых традиций, потому что знала, какое влияние оказывает семья на европейского мужчину, а уж жён и детей дипломатов она сумела обаять.
Жена американского посла Сара Конгер после приёма записала в своём дневнике: «Она взяла мои руки в свои ладони, и было видно, что ее переполняли добрые чувства. Когда она справилась с наплывом чувств и смогла говорить, то сказала: “Я сожалею и скорблю по поводу пережитых вами бед. Мы допустили роковую ошибку, и впредь китайцы будут дружить с иностранцами. Ничего подобного никогда больше не случится. Иностранцы в Китае должны жить в мире, и мы надеемся на дружбу с ними в будущем”».
Она поспешила оправдаться перед подданными, выпустив Декрет о самопорицании (цзыцзэ чжичжао), в котором признавалась, что «ощущает себя пронзенной чувствами стыда и ярости по поводу допущенных ошибок». Главную вину за катастрофу империи она взяла на себя: «Какое я имею право упрекать других людей, когда не могу по достоинству упрекнуть себя?»
Цыси умела раскаиваться и проделывала это не один раз из определённых целей. Ещё находясь в Сиани, она выпустила указ, в котором призвала население учиться у Запада: «Вдовствующая императрица повелевает своему народу внедрять все передовое, что достигнуто в зарубежных странах, так как только таким
