Башмаки на флагах. Том 2. Агнес - Борис Вячеславович Конофальский
Теперь купцы совсем попритихли, стали вести разговоры с Волковым про будущий урожай пшеницы, но он говорил им, что его земля совсем скудна и пшеница на ней не растёт, а растёт лишь рожь да ячмень с овсом. Поговорив так ещё немного, купцы стали расплачиваться и откланиваться. И Волков тому был рад, так как ему-то всяко веселее с ландскнехтами, чем с людом торговым. Как купцы ушли, он к ним и пересел.
Стали они сразу выпивать, поднимать тосты и первым делом говорить о бригантах, о графе, об убиенном рыцаре фон Клаузевице; и к радости Волкова, все как один, безоговорочно, признали графа подлецом и бесчестным убийцей.
— Будь граф воином, так не прятался бы ни за разбойников-убийц, ни за своих чемпионов, а сам бы звал рыцаря на поединок, — кричал один из старых вояк, размахивая медным кубком с портвейном.
— Истинно, истинно, — отвечали ему другие господа ландскнехты.
— Нет, такому поединку не бывать, — отвечали им те, что были потрезвее, — граф знает, что против Эшбахата он мозгляк, он и полминуты против него не выстоит.
— Это так, нипочём графу против рыцаря не выстоять, — сразу соглашались первые. — Так что этот подлец граф снова будет убийц нанимать.
— Надо бы его окоротить. Сказать ему, что он бесчестный человек. Вот бы ворота перед ним закрыть.
— Точно, ворота запереть перед носом, пусть знает, мерзавец, что ему тут не рады.
— Бургомистр и капитан стражи не посмеют.
— Никогда не посмеют. Пусть он тут хоть баб на улице режет, но ворота перед ним закрыть они не решатся.
— Да и в городе он бывает редко!
— Зато его пёс фон Эдель бывает часто!
— Точно, господа ландскнехты, фон Эдель, чёртов графский холоп, из города нашего не вылезает.
— Вот и уговоримся, господа ландскнехты, что всякий из нашей роты при встрече будет ему говорить, что он и его сеньор — подлецы и убийцы.
— Но без грубости и поединков, — вставлял Волков, откровенно радуясь такой помощи.
— Да-да, — кричали старые воины, — без грубости, чтобы до железа дело не доходило, вежливо, но чтобы понимал.
— За то нужно выпить!
— Эй, трактирщик, ещё три кувшина портвейна, — требовал Волков.
Вино, пиво лилось рекою; теперь на их стол неслось всё вкусное из печей и каминов. Волкову очень нравилось то, что все как один старые солдаты встали на его сторону. И тут, хоть и был он уже совсем нетрезв, вспомнил он ещё одну свою заботу:
— Господа ландскнехты, а был ли кто из вас на службе у нового епископа?
Епископ, видно, служб ещё вёл мало, и почти никто не был, кроме пары людей:
— Строг, — констатировал один.
— И рьян, — добавил другой. И чуть подумав добавил: — И скареден.
— Жаден? — переспросил кавалер.
— Точно, — вспомнил первый, — сетовал, дескать, горожане зажиточны, даже низкие едят булки на масле, но в храмы несут денег мало. Просил не жадничать и церковную кружку наполнять из почтения к матери-церкви.
— Ещё говорил, что в Ланне люди богобоязненны, а тут, говорит, нет в людях к матери-церкви уважения должного.
— А к чему он это всё?
— Деньги ему нужны! Вот к чему!
— Дома у него нет как у отца Теодора, теперь он будет на дом себе собирать, — сказал Волков. — А дома тут у вас отнюдь не дёшевы.
— Да, старому попу он всяко не чета, — замечали ландскнехты. — А что вы, кавалер, думаете? Будет новый поп себе дом строить?
— Обязательно будет, рода он знатного, из Гальдебургов, и дом ему понадобится непростой. Так что, господа горожане, готовьте кошельки, — отвечал Волков.
— Чёртов прохвост! — возмущались ландскнехты. — Все эти знатные господа весьма жадны.
— Изведёт теперь своими поборами! — говорили другие.
— И попробуй ему не дай, — говорили третьи. — Будет гееной огненной стращать.
— Да, куда ему до старого, тот был истинно божий человек, — говорили другие. — Он скорбных кормил, в холодные дни разрешал больным в приходах греться по ночам.
— Истинно божий был, царствие ему небесное, истинно, — соглашались иные.
— Выпьем, господа, — сказал кавалер, — за старого епископа, пусть земля ему будет пухом, ну а нового… Нового терпите, как Бог велел.
— Не бывать такому! — крикнул один из ландскнехтов. — Мы и поважнее людей видели и пред ними шляп не снимали, а тут этого плюгавого терпеть будем?
— И что же вы сделаете с ним? — спрашивал кавалер, да ещё с подначкой.
— Будет спесь и важность свою показывать, будет лишнего требовать, так и до ворот проводить можем, — важно отвечал ему старый ландскнехт.
— Да как же вы его проводите? — смеялся Волков. — Он же благословлён на кафедру самим архиепископом.
— А и мы не лыком шиты, — хвастался почтмейстер Фольрих, — благословим его в путь не хуже архиепископа, благословим как положено у ландскнехтов — пинками да тумаками. До самых ворот проводим.
Все засмеялись, застучали стаканами.
— Истинно, не хуже архиепископа благословим, истинно.
Волков тоже смеялся, тоже пил с ними, но хмель ему был не помеха, он всё запоминал, а вдруг и вправду придётся нового епископа из города провожать. Тогда лучше этих людей ему не сыскать.
Пили до ночи. Уже все иные посетители харчевни давно разошлись, на улице темень; господа из свиты кавалера по лавкам разлеглись, им-то Максимилиан хмельного пить не дал. А господа ландскнехты и господин фон Эшбахт чуть не до полуночи требовали у засыпавших уже разносчиков и квёлого от усталости трактирщика нового вина или хоть пива.
Волков уже никуда после не пошёл. Оказалось, что в харчевне есть пара комнат для гостей. В одной из них он и остался спать, когда пьяные ландскнехты разбрелись по домам.
Вермут, портвейн, вино и пиво смешивать нельзя. Неизвестно, как у других с лицами было, но Волков к утру опух. Чувствовал себя дурно. Не помывшись как должно, не надев чистые одежды, сидел угрюмый в кабаке с другими утренними забулдыгами и через силу пил крепкий говяжий бульон с толчёным чесноком и жареным хлебом. Да не помогало. Тогда трактирщик принёс ему горячего вина с мёдом и специями. Выпил без радости. Сладкого сейчас совсем не хотелось. И вдруг полегчало. А тут и пожаловал молодой родственник Людвиг Вольфганг Кёршнер, что женат был на его племяннице. Как узнал, как нашёл — непонятно. Стал сетовать на то, что кавалер его домом пренебрёг, что спит в грязном трактире, а не в доме, где ему рады будут, не в покоях добрых. Хотя трактир Волкову грязным и не казался.
Волков похлопал молодого человека по плечу, обещал в следующий
