Избранные и прекрасные - Нги Во
– Это от Джея, – сказала она. – Из Кэмп-Тейлора. Ну, ты помнишь.
Я сглотнула. Да, я помнила светлые глаза. Помнила руку, протянутую к Дэйзи так, словно он не верил, что может быть достойным ее. Помнила, как зной лета два года назад окутал их обоих дымкой, словно я видела нечто странное и немного неземное, то, что не предназначено для моих глаз.
– Он вернулся. Он жив. Он хочет меня.
От этих слов мое сердце затрепетало. Казалось, ожили и явились сюда, в дом, все те чудесные истории, о которых нам рассказывал кинематограф. Я увидела единственную сумку, прибытие на далекую автобусную остановку, где каблукам Дэйзи пришлось бы цокать по бетону – сначала медленно, потом бегом навстречу…
Она медленно села, пользуясь напряженными внутренними мышцами и не помогая себе руками. Во всем происходящем было что-то жутковатое, ее глаза словно стали незрячими.
– Иди сюда, милая, – пробормотала она. – Посиди немножко со мной в обнимку. Для июня мне слишком зябко. Ведь сейчас июнь, да? Как странно. Ведь еще вчера было Рождество, и мама принесла для елки такие роскошные золотые и серебряные украшения. Интересно, рассердится ли она, если я попрошу прислать их ко мне в Чикаго на следующий год. Но я ведь к тому времени буду замужней дамой, не так ли? С собственным домом у озера и, может быть, животиком, в котором поместится милый малыш для нас с Томом…
Она приложила вялую ладонь к своему плоскому животу, и нас обеих слегка передернуло.
– Дэйзи… – начала я, потому что, наверное, отчасти не была готова отказаться от фантазий о ней и Гэтсби. – Ты говорила, что передумала…
– А потом передумала снова, – перебила она жестким практичным тоном. – Родня ведь уже съехалась, правильно? Отели забиты, на рассвете доставят гиацинты. Нельзя всех расстраивать, милая, ни в коем случае… а с Джеем Гэтсби именно так и выйдет.
Минуту, всего одну минуту она выглядела копией миссис Фэй, а потом разрыдалась так неистово, что мне пришлось снова вести ее в ванную. Ее затошнило, но рвать было уже нечем. И ее выворачивало впустую, пока голубые жилки на лице не образовали отчетливый рельеф. Ее лицо превратилось в фарфоровое блюдо, на котором трещины обнажили то, что скрыто под глазурью.
Я спустила воду из ванны и на этот раз налила просто прохладной воды, но, когда сказала ей, что можно забираться, она схватила меня за руку.
– Залезай вместе со мной, – позвала она. – Иначе мне будет так одиноко. Без тебя я утону.
После недолгих колебаний я разделась и вместе с ней погрузилась в воду, слегка взвизгнув от ее прохлады и оттого, что от нас двоих она перелилась через край. Вода выплеснулась на голубую плитку, и я откинулась в руках Дэйзи, поместив ноги между ее ногами, положив голову на ее плечо.
Она играла со мной порывисто, как с куклой, ее руки были легки и беспокойны, а я сидела, затаив дыхание, потому что это было чересчур. Такова Дэйзи, цветок Луисвилла. Мои мысли зудели, как гнездо бумажных ос, а она запела мне низким голосом, вытягивая слова «Лох-Ломонда», как темно-синюю ленту из волос.
– Дэйзи, – шепнула я, – что ты будешь делать?
В гулкой ванной мой голос прозвучал по-детски слабо. Дэйзи была всего двумя годами старше меня, но казалось, будто она каким-то образом вырвалась далеко вперед. Я думала, что наверняка любовь преобразила ее, придала отрешенность ее взгляду, сделала голос мягким и глубоким. В тот момент она выглядела почти неизъяснимо взрослой, в ней не осталось ничего от девочки, которая умоляла меня съездить вместе с ней к «Фулбрайту». Я гадала, как она это сделала – или же все это снизошло на нее разом, будто следствие какого-то таинства, которое я забыла совершить.
– Ну как же, дорогая, завтра я выйду замуж, разумеется, – ее голос зазвучал медленно и невнятно. Она дотянулась до моих рук, крепко сжала пальцы. Для нее я была тем, чего она могла коснуться, за что уцепиться. Я никуда не собиралась.
Когда вода стала неприятно теплой, мы вытерлись и отправились на поиски демоника ее матери, который хранился в хрустальном пузырьке размером не больше ладони. К этому зелью я относилась настороженно, а Дэйзи сделала глоток, потом еще один. А когда у нее перехватило дыхание, она нанесла несколько капель на кончики пальцев и размазала их по векам и под глазами. И почти сразу ее кожа обрела привычный оттенок, припухлости вокруг глаз исчезли. Она подмигнула мне – сначала одним голубым глазом, потом другим.
– Видела? Этому фокусу меня научила Виктория Пауэлл. И не подумаешь, что я недавно плакала, верно?
– Да, Дэйзи, – согласилась я. Сама я налегала на виски «Талискер», который предпочитал ее отец, – чтобы согреться и немного притупить чувства, потому что я представляла, что будет дальше.
Предсвадебный ужин закончился во втором часу ночи, присутствовавшие на нем вернулись навеселе, шумные и довольные. Мистера Фэя пришлось сразу уложить в постель, но миссис Фэй держалась, пока не устроила всех: показывала родственникам из Колумбуса их постели, убеждалась, что всем хватает зубных щеток, пижам и подушек, необходимых, чтобы цивилизованно выспаться.
– Что ж, Джордан, уверена, мы и так слишком долго задерживали тебя, – сказала она с многозначительным видом. – Некрасиво со стороны Дэйзи утруждать тебя шитьем.
– Для Дэйзи – что угодно, – я слегка улыбнулась. Она догадалась, что я угостилась виски ее супруга, но, как я уже сказала, для Дэйзи – что угодно.
Я спустилась со ступенек веранды, вышла на тротуар, словно собираясь идти домой, а сама обогнула дом и юркнула на заросший задний двор, где под кизилом уже ждала меня Дэйзи. На моих глазах она сняла платье, повесила его на ближайшую ветку и, оставшись в белой шелковой комбинации, повернулась ко мне лицом.
– Готово, – сказала она, и я подхватила с земли несколько мелких камушков.
Они звонко ударились об стекло в окне Дэйзи, и мгновение спустя кружевная занавеска отдернулась. Я мельком увидела ее округлое лицо и сияющую улыбку. Потом занавеска задернулась, а через несколько минут двойник Дэйзи уже легким шагом спешил по газону ко мне. Я схватила ее за руку и завела подальше под кизил.
– Как все прошло? – спросила я, чувствуя, что язык и горло все еще немеют от виски.
– Хорошо, так хорошо! – защебетала она. – Все были так добры, все мы словно сошли со страниц прекрасного романа. Том подводил меня ко всем поговорить,
