На день погребения моего - Томас Пинчон

 Он пожал плечами:

— Тогда лучше будь не более чем тем, кем ты кажешься.

 — Но я не могу просто...

Преподобный, который вряд ли когда-нибудь улыбался, сейчас был близок к этому:

— Нет, ты не можешь, — он кивнул. — И Господь благословил тебя на это, брат по классу.

  — Вы мне скажете, когда я начну засыпать?

  — Засыпать? Когда начнешь. Это всё, что тебя волнует?

  — Я просто не хочу, чтобы кто-то мог ко мне добраться — мне, конечно, понадобится безопасный уголок для сна.

 — Тайный уголок. Но повторяю — у тебя не должно быть слишком много секретов, если пытаешься казаться обычным.

 Этот Нормальный Мир Колорадо, безопасно ли на него полагаться, если смерть подстерегает за каждым углом, если всё может исчезнуть с отлетевшим вздохом, внезапно, как под лавиной? Не то чтобы Преподобный мечтал о Рае, он довольствовался бы местом, где людей не натравливают друг на друга, как собак на собачьих боях, за разрушающую легкие работу, на которой платили в лучшем случае 3 доллара благословенные 50 центов в день — нужна была зарплата не ниже прожиточного минимума и право на самоорганизацию, потому что человек был мулом, балансирующим на краю горной тропы жизни, готовый быть расплющенным в лепешку или сброшенным в пустоту.

Как выяснилось, Преподобного волновали другие последствия Восстания.

— Так мы вновь обрели наш дорогой потерянный Юг, может быть, не искупление было у нас на уме. Вместо старой плантации в этот раз он был похож на лагерь добычи серебра, и негритянские рабы оказались нами. Владельцы шахт поняли, что могут заставить нас работать аналогичным образом, а в случае чего — проявлять еще меньше милосердия, они высмеивали и пугали нас, как наши соотечественники поступали с рабами поколением ранее, большая разница заключалась в том, что в случае нашего побега они, конечно, не стали бы нас преследовать, для них не созданы законы о беглецах, они просто сказали бы: «Прекрасно, скатертью дорога, всегда найдутся те, кто готов работать дешевле......»

  — Это безнравственно, Преподобный.

  — Возможно, но мы получили то, что заслужили.

  В эти дни атмосфера в Колорадо была так отравлена, что владельцы шахт были готовы поверить чему угодно о ком угодно. Они нанимали тех, кого называли «детективами», и те начинали собирать досье на интересующих их лиц. Эта практика быстро стала общепринятой. Поскольку технология бюрократии развивалась, этот шаг не казался радикальным даже в первый раз, и быстрее, чем кто-то мог об этом подумать, слежка превратилась в почти незаметную рутину.

 Вебба тоже так зафиксировали, хотя, на первый взгляд, что такого опасного было в нем, ну, правда? Не более чем рядовик в Западном союзе горняков — но, возможно, эти анархистские ублюдки прячут свои документы. Он может оказаться тайным конспиратором. Полуночные клятвы, невидимые чернила.

 Не он первый, не он последний. И он, казалось, слишком часто переезжал, слишком часто для семейного человека, у него всегда были деньги, немного, но больше, чем можно было бы ожидать от живущего на одну зарплату горняка...хороший работник, не похоже, что его увольняли, нет, это он всегда уходил, переезжал из лагеря в лагерь, и каким-то образом всегда приносил с собой неприятности. Ну, не всегда. Но сколько раз это должно произойти, чтобы превратиться из совпадения в закономерность?

Так что они начали расследование. Просто незначительные вещи. Предупреждения от десятника. Вызовы на собеседование в контору. Рутина унижения при выявлении недовеса или вычеты из зарплаты. Изгнания из салунов и внезапно закрытые кредиты в ресторанах. Назначение в менее перспективные, даже опасные забои и туннели. Дети росли, наблюдая, как Вебба выбрасывали, со временем — всё чаще и чаще, они всегда были с ним, особенно Фрэнк, когда это происходило. Подбирал его шляпу, помогал ему принять вертикальное положение. Зная, что на него смотрят, Вебб пытался обратить всё в шутку, насколько это было возможно.

  — Почему они это делают, папа?

  — О... может быть, у этого есть какая-то воспитательная цель. Ты подсчитываешь, как я тебя просил, где это происходит чаще всего?

  — Магазины, салуны, кухмистерские, в основном.

 — Имена, лица? — и они называли ему всё, что могли вспомнить. — А вы заметили, как некоторые приносят эти свои изысканные извинения, а другие просто велят проваливать к чертям?

 — М-да, но...

 — Это заслуживает вашего пристального внимания, дети. Вариации лицемерия, взгляните. Это как изучение разных видов ядовитых растений, одни убьют скот, другие убьют вас, но используйте их правильно, и некоторые из них, верите вы или нет, вас вылечат. Не существует растения или человека, из которого нельзя извлечь пользу, вот что я должен сказать. Кроме владельцев шахт, наверное, и их чертовых шпиков.

 Он пытался перейти к теме, которую, по его мнению, они должны были знать, когда у него была свободная минута, хотя времени никогда не было:

— Вот самая драгоценная вещь, которая у меня есть.

 Он доставал из кошелька свой профсоюзный билет и показывал им, каждому по очереди.

— Эти слова вот здесь, — указывая на девиз на оборотной стороне билета, — это то, к чему всё сводится, вы не услышите это в школе, может быть, Геттисбергская речь, Декларация независимости и так далее, но если вы не выучите ничего другого, выучите на память то, что здесь написано: «Труд производит богатство, богатство принадлежит тому, кто его производит». Разговор начистоту. Никаких двуличных петляний плутов, в разговоре с ними то, что вы должны услышать, всегда противоположно тому, что они говорят. «Свобода» — самое время оглянуться, что у вас за спиной, когда вам говорят, насколько вы свободны, что-то здесь неладно, следующее, что произойдет — ворота за вами захлопнутся и капитан позволит вам на них смотреть. «Реформы?». Больше новых рыл у корыта. «Сострадание» означает, что станет еще больше голодающих, бездомных и мертвых. И так далее. Вы можете составить целый разговорник иностранных фраз, которые должны произносить республиканцы.

 Фрэнк всегда принимал Вебба за того, кем он казался — за честного и ревностного горняка, которого эксплуатировали до