Гурам Батиашвили - Человек из Вавилона
А на берегу Куры караван торговцев уже готовился в путь. Вокруг царила предотъездная суета. Пришла пора прощания. Провожающие молча обнимали Иошуа, у кого была возможность, дарили ему серебро.
Тут показался Занкан, он направился к Иошуа, но его опередил неизвестно откуда взявшийся Какитела. Какитела твердой походкой уверенного в себе человека подошел к Иошуа, пожал ему руку и ссыпал ему в карман серебряные монеты. Настал момент уступить место оказавшемуся за ним Занкану, но Какитела не спешил отходить от Иошуа, он оглянулся по сторонам, увидел в отдалении Иорама Базаза и подозвал к себе. Иорам издали же оценил ситуацию, понял, для чего зовет его Какитела, и не торопясь направился к нему. Подошел, пожал руку Иошуа, стал что-то говорить ему. Иошуа, в свою очередь, понял уловку Какителы и Базазы — они как бы говорили Занкану: плевали мы на тебя, кто ты такой! Старались разозлить, вывести из себя, короче, устроить неприятность. Иошуа почувствовал себя неловко, украдкой бросил взгляд на спокойное, невозмутимое лицо Зорабабели — с легкой улыбкой на губах он стоял, дожидаясь, когда освободится Иошуа. А Базаза продолжал что-то говорить. Иошуа терпеливо выжидал, когда закончится этот маленький праздник мести. Наконец, кивнув Базазе, он сделал несколько шагов к Занкану.
— Да благословит тебя Господь, Занкан, может быть, из моего парня действительно выйдет толк, и он станет на путь истинный. Благослови тебя Бог!
— Мирного тебе пути, Иошуа! — Занкан ссыпал ему в карман серебро и удалился.
— Оставляю сына на твое попечение, Занкан!
— Все мы ходим под Богом, ты это знаешь!
Раздался звон бубенцов. Все было готово к отбытию, когда появился хахам Абрам. Он успел пожелать Иошуа доброго пути, и караван тронулся.
Иошуа с хурджином через плечо, чуть сгорбленный в плечах, утративший былую остроту зрения, некогда состоятельный, а затем обнищавший, уже не ищущий земных наслаждений, медленным шагом ступил на дальнюю дорогу к своей могиле. В хурджине у него лежали тфилин, талит, Торы, небольшой свиток переписанной Торы и две горсти грузинской земли. Провожающие с завистью смотрели ему вслед — у него хватило мужества отправиться в дальний путь с таким багажом. Если такое возможно, какой же смысл во всей этой жизненной суете?
Всходило солнце, и люди молча стали расходиться. Большинство направилось в сторону синагоги — наступало время утренней молитвы.
Сердце юной девушки
Бачева с нетерпением ждала появления очередного письма. Семья Зорабабели возвратилась в город, а письма все не было, и Бачева утешала себя тем, что неизвестный автор любовных посланий, вероятно, не знает, что она переехала в город. Наступила осень, похолодало, но окно ее комнаты было постоянно открыто. Выходя из комнаты, она тут же спешила назад и, войдя, шарила глазами по полу.
А письма все не было.
И Новый год — Рош Хашана — прошел в ожидании письма. Настали дни оценки собственных деяний, покаяния, но Бачева думала не о своих грехах, а о том, кто посылал ей письма. И вот в субботу утром в праздник Сукот, когда Занкан молился в синагоге, Иохабед занималась своим обычным делом перед зеркалом, а Бачева увлеченно читала повесть о трагической любви меджнуна к Лейле и уже отчаялась получить очередное послание, она почувствовала, как что-то плавно опустилось на пол. Резко обернувшись, увидела письмо. Сердце ее забилось, на лбу выступили капельки пота. Приятно было смотреть на листок бумаги на полу. Это зрелище доставляло ей удовольствие. И, словно желая продлить его, она с улыбкой смотрела на письмо, потом не спеша поднялась и стала читать:
«Письмо от меня ангелу моей жизни!Грешен я — в праздник Кипура в синагоге вместо того, чтобы молить Господа простить мне мои грехи, я говорил с тобой, лишь ты стояла перед моим глазами. Простит ли Господь мне этот грех? Доколе мне мучиться? Покуда ты не прикажешь мне: „Приди ко мне!“, я так и буду жить затворником. Я жду этого дня, жду, когда наконец ты это скажешь, ангел мой! Когда мы будем вместе?! И надеяться ли мне на это? Ты думаешь, ты камень выбросила в реку? Это меня ты бросила в Арагви, тебе не было жаль меня? Ты не пощадила меня потому, что не хочешь знать меня, или потому, что еще не свыклась с мыслью, что я всегда буду рядом с тобой?! Я жажду жизни! А моя жизнь в твоих руках! Если ты даришь мне жизнь, сегодня же после полудня, когда Занкан уйдет в синагогу, перейди через мост. Это будет знаком того, что ты даруешь мне жизнь, поскольку она возможна только рядом с тобой, вместе с тобой.
Тот, чья жизнь — Бачева, дочь Занкана и Иохабед».Бачева схватила все письма, полученные ею за это время, выбежала из комнаты и помчалась к Тинати.
После полудня, когда Занкан отправился в молельню, по мосту через Куру прошествовала Тинати. Она внимательно оглядывала окрестности. Никого. Возвращаясь назад, остановилась и долго смотрела на воду.
Перед бурей
Абуласан держал ухо востро. Он чувствовал, в стране грядут большие перемены, и готовился к ним. Со всеми, кого главный казначей считал достойным, он вел проникновенные беседы. Впрочем, и с теми, кого он не считал таковыми, он тоже вел сладкоречивые разговоры. Ему рассказывали новости с гор и долин, говорили о чести и совести, об опасностях войны и о том, как день от дня теряла свою мощь Византия. Естественно, он заводил разговор и о Георгие Боголюбском. Никто не отзывался непочтительно о царе-супруге, напротив, его хвалили за смелость — ходит, де, по лесам, распугивает врагов Грузии, они даже не смеют приблизиться к ее границам.
А это значило, время бури еще не пришло.
Абуласан не сомневался, что она грянет, не сегодня, так завтра, и все сметет на своем пути. И бурю эту поднимут не для того, чтобы причинить вред Георгию Боголюбскому, а для того, чтобы положить конец их союзу, его, Абуласана, и Георгия. Они не успокоятся, пока не разрушат этот союз.
Каждый вечер Абуласан садился у очага и думал о грядущей буре — как она пройдет, какую сторону затронет, что развеет в прах. Как далеко зайдут сеятели ветра?
Абуласан хотел владеть ситуацией, знать наверняка, откуда завтра ждать опасности и от кого. Хотя бы приблизительно предвидеть масштабы бури.
«Согласен, царь-супруг недужен. Непристоен. Ну и что? Что теперь делать? Кричать об этом на весь мир или молчать в тряпочку и самим справиться с бедой? Сколько царей мы знаем больных, никчемных, но их никто не позорит. Разве в сегодняшней Византии не процветает разврат. Женщины мечтают о мужчинах, те же так милуют друг друга, что…» — в очаге треснуло поленце, Абуласан взглянул на пламя, его языки ласкали друг друга, то отдаляясь и уменьшаясь, то сплетаясь, как юноша и девушка, в тесных объятьях. Абуласан прекрасно знал, что в Грузии не смирятся с этим пороком царя-супруга, никогда не смирятся. Он понимал и тщетность своих раздумий. Поэтому, сидя холодным вечером у камина, пытался представить себе, что последует за бурей.
«Стало быть, царица Тамар… она не хотела Боголюбского, но мы тем не менее выдали ее замуж за него, мы сделали это, мы привезли Боголюбского — это первое. Второе: Палаванди, Саурмаг, Тарханисдзе и иже с ними, которые были против Боголюбского, потому что мы ратовали за него, предлагали в зятья Алексея Комнина… Но я победил… Настоял на своем… Сейчас же… почти два года прошло, как Боголюбский живет в Грузии… а царица прислушивается к ним, амирспасаларом назначила их человека… Да, главный военачальник из их лагеря… Кто еще? Кто еще? Те, кто стоит за ними, и те, кто завтра встанет с ними, как только почувствует их силу. И если это действительно так, то… А что, мой меч совсем затупел?..»
И снова поленце так треснуло в очаге, что Абуласан вздрогнул. Он с упреком посмотрел на пламя, сощурившись, долго не отрывал от него глаз.
«Я привез Боголюбского, это моя идея. Потому-то сегодня я — главный казначей… но я отвлекся, расслабился, не то не бывать Мхаргрдзели амирспасаларом… Поэтому… А откуда мне было знать, что он с изъяном… откуда, откуда было знать…» — и тут Абуласан вздрогнул, как если бы его укусила змея. Он вспомнил Занкана Зорабабели, его письмо!
«Иудей Зорабабели! Зорабабели!»
Главный казначей вновь погрузился в свои мысли. С Зорабабели по-прежнему не поговоришь. Он избегает Абуласана, не общается с ним. Привез человека, тот стал царем-супругом, но и с ним не знается. А это значит… Абуласан понимал, что это значит, но за Зорабабели все же следует присмотреть.
«Тоже мне важная персона, будто не понимает, почему я выбрал именно его для переговоров с будущим царем!»
Кладбище
Занкан шел, погруженный в свои мысли. Гучу и Джачу следовали за ним на некотором расстоянии.
На перепутье остановился. Направо — дорога на синагогу, налево — на кладбище. Заметив невдалеке Бено Какителу — тот медленно, тяжело шел в его сторону, — Занкан решил подождать его.
