Уильям Нэйпир - Собирается буря
Гунны взяли лучшие куски и разбили лагерь позади холма, на дальней стороне, повернувшись лицом на восток, чтобы встречать первые лучи солнца по утрам. Они пообедали еще теплой сырой печенью и обглодали суставы и кости, высосав мягкий мозг. Затем подкоптили немного мяса над огнем и вознесли благодарность небесам, пока приятный аромат распространялся вместе с поднимавшимся до самых звезд дымом.
Гунны спали крепко и спокойно, видя стадо сайгаков, несущееся по степи на зимовку на юг, и шкуры антилоп по цвету гармонировали с падающим снегом. Когда отряд отправился на следующий день в путь, мешки и животы всадников заметно округлились.
* * *Из Бухары шел караван верблюдов и торговцев — бородатых, с темными глазами, с укутанными и спрятанными лицами. Он проехали поблизости от того места, где высокая трава превращалась в низкую поросль, а затем пустыню, считая, что тут безопаснее и вряд ли можно столкнуться с воинами-кочевниками. Один из путешественников оглянулся и закричал. Все остановились, посмотрели туда, куда указывал торговец, стали молиться богу Ахура-Мазде и ждать. К ним по траве неслись дикари! Через несколько минут они осадили лошадей. Вожак подъехал поближе и осмотрел караван. У незнакомца были синие татуировки на щеках, следы от трех тонких шрамов на широком загорелом лбу и узкие и жестокие глаза. Он улыбнулся.
Торговцы оказались высокими мужчинами, верблюды — обычными грязными созданиями с двумя горбами, но лошади — породистыми, с упряжью, украшенной бирюзовыми амулетами и дымчато-серебряными лигатурами. Вожак дикарей поинтересовался последними новостями, и несчастные рассказали, дрожа от страха и раздумывая, какая же смерть им уготована. Распятие на кресте? Или, может, варвар велит посадить всех на кол?
Но он по-царски взмахнул рукой, словно был правителем, и пожелал хорошего дня. Затем повернулся к своей компании разбойников, вместе с которой поехал на восток. Торговцы с изумлением смотрели дикарям вслед. Через мгновение они взглянули на небо, поблагодарили удивительного и непредсказуемого Ахура-Мазду, после чего отправились на запад.
— Они никогда не вдохнут в Бухару жизнь, — сказал Аттила, пошевелившись в седле и провожая караван глазами. — Здесь нет места торговцам или торговым судам. Дураки!
Гунны ехали по лесистой местности и пустыне («дикой Хоразмии» в представлении греков), и через день оказались на далеких нефтяных промыслах, где черная смола проступала на поверхность сквозь бесплодные пески. От некоторых смоляных ям постоянно шел дымок. Лошади остановились и смотрели на масляные озера с подозрением.
Иногда нефть воспламенялась сама по себе и горела много дней и даже лет. Как пишет Геродот, такое случается в пустынях Парфянского царства. Персы называют это «радинак», и, будучи умными, хитрыми и ненадежными людьми, не считают черную жижу полезной. Она уничтожает урожаи, загрязняет воздух, несет смерть и человеку, и животному, горит и не гаснет. Из-под земли вырываются высокие желтые языки пламени, заметные в звездную ночь на расстоянии многих миль вокруг. Но днем кажется все совсем другим — черным, коптящимся и адским, гибельным для всего, что живет и дышит.
Но Аттила усмотрел в нефти некую пользу. Без дальнейших объяснений он велел четырем воинам спуститься с лошадей и наполнить тягучей жидкостью большие кожаные короба, что вызвало возмущение среди гуннов.
Аттила гнал отряд к нечестивому месту, находящемуся в вечном сумраке, даже когда полуденное солнце освещало все остальное окрест. Лучи лишь едва проникали сквозь пелену густого дыма. Лошади склонили головы и прикрыли глаза и ноздри. Был темно и душно, пахло дымом и серой. Повсюду витал резкий запах просачивающейся или горящей нефти, не слышалось ни единого звука, кроме тихого скрипа песка от проседания копыт лошадей. Здесь жили демоны. В любой миг воин мог почувствовать, как под ним тонет конь, и тогда вопли животного ненадолго прорывали гнетущую тишину. Всадник и лошадь оказывались тогда в озере смолы, опускаясь все ниже и ниже в беспросветную тьму, распластавшись, открыв рот и молча с трудом дыша во мраке. Человек по-прежнему сидел верхом на уходящем в небытие коне, и, связанные некими адскими узами, оба навсегда исчезали в глубине мертвого полночного мира…
Скоро после чудовищности природы воины столкнулись с чудовищностью человека. Купцов из Бухары не отпустили по пути, подобно тому, как поступил Аттила. Очевидно, их схватили на где-то далеко на западе и привезли сюда. Устроили игры. Злобные родственники, кутригурские гунны, издевались над жертвами, создав из смерти театральное зрелище.
Кое-кто из купцов еще был жив и стонал на колу. Чанат слез с лошади, вынул нож и положил конец их страданиям. Затем вытер острие об один из голубых шелковых халатов несчастных и снова уселся верхом, смотря с отвращением. Казнь на колу — редкий вид наказания у племени, предпочитавшего устраивать это за действительно тяжкие преступления, например, за изнасилование каганской жены или дочери, подлое предательство или пренебрежение погребением в земле. Но кутригуры сажали на кол для развлечения, руководствуясь своим чувством юмора. Шакалы среди людей, они, как и все жестокие человеческие создания, были настолько трусливыми, насколько и бессердечными. Волчье племя.
Чанат наклонился с лошади и сплюнул.
— Смерть, прими их.
— Люди делают так, как делают, — сказал Аттила. — Не боги удерживают их.
В конце ряда казненных купцов забрезжил неясный свет сквозь нефтяную копоть. Лошади тихо заржали от страха, легкие свело от сильной боли. Временами гунны думали, что видят темные тени, движущиеся в тумане вокруг и позади, но не говорили ничего, не желая нагнетать обстановку. Они убили еще нескольких, висевших в дымке и медленно и мучительно умиравших. Кутригуры насадили несчастных на кол с невероятной ловкостью, тщательно заострив вершину столба и намазав животным жиром. Затем, в определенное время, палачи осторожно вводили кол в каждого обнаженного пленника, сжавшегося на земле, но не убивали его. Постепенно кол медленно втыкался, все больше раздвигая внутренние органы, в печень и селезенку, кишки, желудок и легкие по мере своего продвижения. Потом мучители отрезали большой кусок от плеча, чтобы намазанное жиром острие могло выйти наружу, и привязывали ноги пленника к столбу, а руки стягивали сзади. Тогда жертва не соскальзывала бы вниз. Далее они устанавливали орудие казни вертикально к земле, и насаженный на кол несчастный висел там в течение двух или трех дней, моля о скорейшей смерти.
Пройдя немного дальше, гунны натолкнулись на более массивные столбы с отсеченными головами верблюдов, принадлежавших купцам. С их шей свисали красные лоскуты, откуда капала кровь. Кутригуры презирали этих животных. Лошадей же забрали, а заодно — и личные вещи.
Когда воины вышли из туманной сумрачной долины и поехали по лесистой местности, некоторые пустились вскачь на бешеной скорости, чтобы стряхнуть омерзение и отвращение. Затем резко остановились и посмотрели наверх.
На невысоком горном хребте к северо-востоку на полудиких лошадях сидели два сородича-кутригура, подняв копья над головой, словно бросая вызов. Затем они развернули коней и исчезли на дальней стороне гребня.
Аттила, очевидно, полный презрения к смерти, тут же пришпорил свою лошадь и понесся стремительным галопом за незнакомцами, но животное взвилось на дыбы и остановилось на вершине горы. Каган гуннов взглянул вниз. Его отряд встал позади и стал осматривать неглубокую долину, которая раскинулась перед глазами. Два всадника исчезли за дальним гребнем. Внизу огромный выстроенный по кругу лагерь был сожжен дотла, осталась лишь обгоревшая трава. Кутригурские гунны уже ушли.
Через несколько миль воины стали свидетелями очередных леденящих душу сцен. Низкорослая колючка в сухой канаве, пара последних высохших ягод, багрово-красные, словно кровь быка… Насаженные на длинные черные шипы человеческие руки, неровно отрезанные до запястья. Отряд остановился и не мог оторвать взгляда, уже почти не в состоянии понять это новое зверство. В конце концов, Аттила пришпорил коня и осмотрел руки. Мраморно-белые, кажущиеся ненастоящими, они были маленькими, вокруг каждого запястья висели рваные клочья кожи и капли крови. Рядом еще один кустарник оказался в серых и блестящих кольцах кишечника…
— Они боятся нас, — сказал Чанат, пытаясь разглядеть что-нибудь хорошее. — Они стараются запугать нас, словно не желают сражаться.
— Они не боятся нас, — ответил Аттила. — Они проверяют, испугаемся ли мы их.
Он дал сигнал, и воины отправились в путь. Сейчас большинство ехало с луками, зажав в кулаке несколько стрел. Во время охоты на сайгаков гуннов обуяла дикая радость, а затем наполнила гордость — им все-таки удается оставаться в живых в течение всего путешествия, даже в труднопроходимой местности. Но теперь всадники преследовали людей. А там, где люди — там свет добра и тень зла.
