22 июня, ровно в четыре утра (СИ) - Тарханов Влад

И хотя Рива была поглощена своими проблемами, автоматически здороваясь с прохожими, от тети Фиры, соседки напротив, ей отвертеться не удалось. Пожилая еврейка вцепилась в рукав ее пиджачка и тут же запричитала, забыв, по обыкновению, поздороваться:

— Ривочка, ты себе не пГедставляешь, что там твориться, этот товаГищ МайстГенко не думает даже выдавать эваколистки! Он всех посылает! Как он всех посылает! С фантазией, так даже мой покойный свекоГ, светлой памяти Гувим Моисеевич не Гугался, даже когда ныне здГавствующая свекГовь, СаГа АГоновна, ему выливала гоГячий боГщ на новую Губашку! И всем твеГдит, что наши пГийдут и немца пГогонят… Так никто же и не споГит… Таки пГГийдут и таки пГогонят!

Ребекке еле удалось вырваться из слишком цепких лапок Фиры Генриховны, голод и усталость, совместно с тревогой за родных подгоняли ее к дому. Она даже не поняла, что такое ответила соседке, что та сразу же отпустила ее руку и бросилась к себе в дом. А молодая и голодная учительница почти бегом вошла в дом, в котором вся семья была уже в сборе. Единственно сытым человеком в семье была Марочка, только что насосавшаяся маменькиной груди и потому отчаянно спавшая, в этом возрасте девочка больше спала, чем бодрствовала. Надо сказать, что в дни войны сразу же изменились привычки в семье. Теперь пищу вечером принимали все вместе, спокойно дожидаясь последнего, кто приходил, будь то Ребекка или Абрахам или Эва, хотя последней слишком позднее появление грозило отеческой выволочкой. Эва любила отца (хочу сказать, что у всех сестер это была общая черта), а потому к ужину почти никогда не опаздывала. Началась война… нехватку продуктов семья Гольдбергов еще не ощущала, но необходимость строгой экономии на всем сидела в памяти поколения, пережившего Мировую и Гражданскую войны. Лейза умела готовить, нет, это надо сказать по другому: она УМЕЛА готовить. В ход шли самые обычные недорогие продукты, но умела даже самый обычный салат из вареной свеклы сделать изумительно вкусным, а как? Никто не понимал. Вот ты берешь такую же свеклу, так же отвариваешь, так же натираешь на мелкой терочке, добавляешь ту же соль, подсолнечное или кукурузное масло, все это перемешиваешь, потом щепотка сахара, а вот теперь результат: у тебя в руках что-то несъедобное грязно-коричневого цвета, а у тети Лейзы яркий мазок красно-бордового цвета с тонким изумительным вкусом. Почему? А кто знает его, почему, и у кого откуда растут руки и для чего ему эти грабки Господь приделал? А вот хозяйке Гольдбергов руки Господь дал золотые.

Ужин был простым и вкусным. Мама положила каждому в тарелку по две средних картофелины, отваренные в мундирах, горку салата из свеклы, описанного мною ранее, по куску хлеба и по половине воблы — это рыбное чудо сегодня поутру притаранил Эвочке очередной поклонник, хозяйственная девочка от подарка не отказалась, но и лететь на свидание с прыщавым ухажером не спешила. Вот только отличия были в напитках — всем Лейза налила чай, а вот Моне досталась большая кружка чаю с молоком — Марочку надо кормить. Рива смотрела на любимых людей, таких разных, но самых-самых близких, ближе и не бывает. Она смотрела на них с любовью, потому что это был ее дом, ее семья, ее крепость. Незаметно тарелки стали пустыми. Пришло время чая, который тоже пили в полном молчании. А потом пошли разговоры: эмоциональная Эвочка рассказывала о налете на железную дорогу, отец немного рассказал о работе, поговаривали, что будут эвакуировать завод имени Кирова, машиностроительное предприятие, самое большое в городе, но никто в это не верил. Этот механический завод был построен еще до революции, Лейза долгое время воспитывалась в семье хозяина завода, была компаньоном его жены. Этот домик достался ей как приданное, только благодаря хорошему расположению к ней самого богатого семейства города. Сейчас завод выпускал сельскохозяйственный инвентарь и механизмы, сеялки, молотилки, мельницы, но военной продукции не выпускал никогда. А кому сейчас будут нужны сеялки? Сейчас нужны танки и снаряды.

Потом Рива рассказала о тете Фире и ее пространном монологе по поводу эвакуации. Про бомбежку комендатуры девушка решила промолчать, отделавшись фразой о том, что про бомбежку комендатуры она тоже слышала, как и о бомбежке железнодорожного вокзала. Тут Абрахам ласково улыбнулся, вытащил на свет Божий небольшой мятый кулек с леденцами, их было немного, и он купил эти сладости еще до начала войны, но подсластить разговор решил именно сейчас. Лейза принесла кипятка и теперь разговор пошел по новому кругу. Обсуждали, что им делать. Старый Менахем, отец Цили Фаерзон, говорил, что никуда ехать не надо, ни в какую эвакуацию, что немцы культурная нация и ничего плохого евреям делать не будут. Вспомните Гражданскую, разве был хоть один погром евреев со стороны немцев? Петлюровцы, белогвардейцы, белополяки, анархисты, да просто бандиты устраивали погромы регулярно, а вот немецкие солдаты никогда никаких погромов не допускала. Менахем был человеком авторитетным, его многие слушали, особенно когда он начинал говорить в синагоге, почему-то ребе его постоянно поддерживал. Хотя на этот раз ребе заметил, что слишком многие говорят про другое, что фашисты евреев уничтожают, хотя и в его раввинской голове как-то не укладывается, как может происходить такое. Абрахам знал, что такое может происходить. Ведь посылал Г-дь евреев уничтожить племя ханаанское, причем уничтожить всех — и женщин, и детей, и стариков, не говоря о мужчинах. И евреи шли, уничтожили племя, да по дороге пожалели кого-то из соседних племен, вроде бы евсеев, и прогневался за это Г-дь на евреев, и гневался долго и яростно. Так мог же какой-то потомок случайно выживших мечтать уничтожить все семя Израилево во всем мире? А почему же и нет? Тора ведь говорит про то, что сердце человека, отвергающего Г-да и законы Его — черно, и мысли его отвратительно грязные, и замыслы его чернее ночи в час лунного затмения. А равви все твердил, что карает Г-дь евреев за их неверие и посылает Гитлера как кару на их бедные еврейские головы, как будто мало было кар на головы евреев до сих пор? И говорил, что нечего бежать от длани карающей, все равно бесполезно. Но тут подала голос Лейза. Она вообще редко говорила, больше была в тени мужа, большого, яркого, красивого мужчины, но от этого мнение ее было еще более весомым.

— Я не слишком хорошо знаю историю нашего народа, я не знаю, кто такой Гитлер и что он делает там, откуда пришла к нам война (Лейза указала пальцем в направлении реки), но я точно знаю, что мои девочки комсомолки и что это для них будет плохо. Что у нас пожитков? Разве есть что-то более ценного, чем жизнь наших дочек и Мары? Мы должны уходить.

Абрахам согласно кивнул головой.

— Я тоже так думаю… а что говорила Фира, так она ведь говорила с чужого языка, а разве такому можно верить? Надо пойти и все самим узнать.

И тут точку в разговоре поставила Ребекка:

— Мы закончили копать, я завтра пойду в исполком и всё узнаю.

Глава двадцать четвертая. Или как все бывает нехорошо, когда все и так плохо

Глава двадцать четвертая

Или как все бывает нехорошо, когда все и так плохо

29 июня 1941 года

Утро началось для председателя Могилев-Подольского райисполкома Ивана Архиповича Майстренко из рук вон плохо. Вчерашняя сводка о боях с внезапно напавшим врагом была, честно говоря, безрадостной. Оставленные города говорили сами о себе. Немного утешали данные о немецких потерях, ну не десятимиллионная же армия на нас навалилась! Судя по сводкам вот-вот самолеты, танки и солдаты у врага должны закончиться. Вот тогда-то Красная армия и наподдаст зарвавшемуся захватчику! Как наподдаст! Вот только какой-то червячок сомнения все грыз и грыз краснокаменное сердце предисполкома. Что, не готовились разве к войне? Готовились! Что, Красная армия не доказала свою непобедимость? Еще как доказала! С румынами доказала! С финнами доказала! Даже с японцами доказала! Про поляков никто даже и не вспоминает! А вся экономика, производство танков, самолетов, пушек, разве не росло с каждым днем? Росло! А разве наша разведка худшая в мире? Лучшая! Так почему же проспали удар? Кто позволил врагу напасть неожиданно? Предательство? Но кто? И что будет сейчас? Будут искать врагов? Надо, надо искать… вот только не полетели бы праведные головы вместе с виноватыми. У нас ведь так, лучше девять невинных голов снести, чем одну виноватую упустить. А еще уполномоченный НКВД по району четко сказал о том, что обострилась обстановка, что шпионов враг засылает в тыл. Вот, перед налетом на железнодорожный узел удалось им задержать шпиона, он был в том районе, имел ракетницу, должен был указать самолетам врага направление на цели. И что теперь, не верить органам? Ха! В военное время ведь не шутят… А сколько надо еще сделать, сколько сделать! Ну а враг к городу, его городу не подойдет, вот ему через всю Молдову идти… захлебнется своей кровью.