Давид Малкин - Король Давид
Вдова хотела было уйти, но вдруг обернулась и заговорила:
– Спасибо тебе, король Давид, но пусть на мне будет грех за неотмщённую кровь, а ты и престол твой будете неповинны.
– Пусть будет так, – согласился Давид. – Твои сыновья, твоя и месть. Тебе решать, а не родственникам твоим. Обещаю, что никто из них не тронет тебя.
– Король! – громко сказала вдова.– Да запомнит народ слово твоё, именем Господа, Бога твоего. Пусть не преумножит гибели кровный мститель, пусть не погубят сына моего!
– Как жив Господь, не падёт и волос сына твоего на землю, – поклялся Давид.
И тогда она попросила:
– Позволь рабе твоей сказать слово господину моему королю?
И велел он:
– Говори.
– Король, – начала вдова, – ведь все мы умрём. Жизни наши подобны воде, пролитой на землю: её уже не собрать. Вот Господь, Он не прощает душе грех её, но и не отторгает от себя отверженного. А ты? <…> Ведь тебе, как ангелу Божьему, дано понимать Зло и Добро.
Только теперь все догадались, к чему клонит старуха, притихли и уставились на неё: разве она не знает, что король запретил просить о милосердии к убийце?
Давид приподнялся, пристально посмотрел в глаза просительницы и приказал:
– Уйди!
Она попятилась к выходу и исчезла за спинами давидовых Героев. А король так и сидел, сложив на коленях руки и опустив голову.
Все заговорили между собой, обсуждая неожиданный поворот суда. Стоящий справа от Давида Иоав бен-Цруя, не дыша, вглядывался в лицо короля.
Давид повернулся к нему. Иоав поднял взгляд и кивнул: да, это моих рук дело.
И тогда Давид рассмеялся. А за ним – Иоав, Герои, Ахитофель и все советники. Смех покатился вниз, хохотали все, кто стоял на террасах. Весь южный склон горы Мориа сотрясался от смеха, хотя никто, кроме Давида и Иоава, ещё не знал причины внезапного веселья.
И сказал Давид Иоаву:
– Ладно, сделаю так. Пойди и приведи юношу Авшалома.
И пал Иоав лицом на землю, и благословил короля. И сказал Иоав:
– Нынче узнал раб твой, что обрёл я благословение в очах твоих, раз решил король по слову раба твоего.
И встал Иоав, и пошёл в Гешур, и привёл Авшалома.
Сказал Давид:
– Пусть идёт он в дом свой, но лица моего он не увидит.
И повернул Авшалом к дому своему, а лица короля он не видел.
– Я слышал, ты посылал в Текоа подарки? – сказал Рыжему Ира бен-Икеш. – Это для той, что просила за Красавчика?
– Для неё.
– Странно. Я ведь сам из Текоа, а старушки, у которой один сын убил другого, не помню. Где стоит её дом?
– Где-то у кузницы, – Рыжий неопределённо махнул рукой.
– Давно я дома не был, – вздохнул Ира бен-Икеш и спросил у командующего: – Вот скажи, Иоав, придёт оно, мирное время, или детям так и расти без нас?
Герои, услышавшие этот разговор, подошли ближе.
– Откуда мне знать! – Рыжий засмеялся. – А детей у меня нет.
***
Глава 20. Сыновний бунт
Элиам, сын Ахитофеля Мудрейшего, приехал в Гило и привёз матери фиги из своего сада. Ещё издали он заметил возле родительского дома высокую колесницу, вокруг которой толпились слуги отца, а их дети старались забраться в неё по колёсам с железными ободьями. Привязывая к каменному столбу мула, Элиам увидел под деревьями с десяток крепких мужчин: одни что-то ели из глиняных плошек, другие просто лежали в тени. Незнакомцы повернули головы к Элиаму, стали его разглядывать, но в это время кто-то из рабов сказал: «Сын хозяина приехал», и они отвернулись. Элиам догадался, что это – охрана и скороходы, которые сопровождают Авшалома бен-Давида – другой колесницы с железными ободьями не было в Земле Израиля. Не было и таких прекрасных длинногривых лошадей. Сейчас они щипали траву, перешагивая через брошенную на землю верёвочную упряжь.
В том, что Авшалом заехал к Мудрейшему, не было ничего удивительного: Давид назначил Ахитофеля бен-Хура воспитателем своего сына. Учителя и ученика часто видели вместе, но Элиаму, хоть он и жил неподалёку от дома Маахи и Авшалома, до сих пор не представился случай с ним познакомиться. Элиам передал мешок с фигами рабу и вошёл в дом.
Через дверь была видна затенённая комната со столом и двумя скамьями. В углу, как во всех домах иврим, было прислонено к стене копьё хозяина, лежали его доспехи и пояс с мечом. Копьё было семейной ценностью Бен-Хуров. Его вручали на тринадцатилетие мальчику, а потом оно возвращалось в дом старшего в роду. Ахитофель был ещё крепок и искусен во владение оружием, они с Элиамом, отец и сын, участвовали в сражении с арамеями.
Вскоре после того боя король вызвал Ахитофеля в Город Давида и сказал так:
– Помнишь слова Авнера бен-Нера: «Мечом махать каждый иври умеет»? Тебя называют в Кнаане Мудрейшим, и я хочу, чтобы ты постоянно находился при мне и давал советы. Посмотри, какое государство собралось вокруг Города Давида! А ополчению Гило хватает крепких бойцов, да ещё и помоложе нас с тобой.
Видя, как исчезает с лица Ахитофеля его постоянная улыбка, Давид положил ему на плечо руку.
– Ты же первый сказал, что сильному королевству нужна армия, постоянно готовая к бою. Вспомни, как я поддержал тебя, а Шауль, – да будет благословенна его память, – показал на меня рукой и сказал: «Вот он и возглавит Героев».
– Ладно, – сказал Ахитофель, – значит, пришло время. Я буду при тебе, король.
Подбежавший раб развязал Элиаму ремни сандалий, омыл ноги, и тот вошёл в дом.
– Шалом! – обнял его Ахитофель и представил:
– Авшалом бен-Давид. А это – мой сын Элиам. Он служит в отряде Героев.
Молодые люди пожали друг другу руки. Ахитофель указал Элиаму на место за столом рядом с собой, раб принёс ещё одну миску и кубок. По местному обычаю, перед началом разговора хозяин и гости должны были хорошо поесть. Все трое молча жевали, запивая водой, пот с них капал на земляной пол. На поясе у Элиама висел меч. Когда отец предложил положить его у стены, молодой Герой ответил, что у них в отряде есть закон: никогда не расставаться с оружием.
Ахитофель наблюдал и сравнивал сына и своего ученика. Они были ровесниками, обоим шёл двадцать четвёртый год.
По Авшалому не даром три года скучал город Давида. Во всём Израиле не было человека, столь славного красотой, как Авшалом. От стопы до темени не было в нём изъяна. Улыбкой Авшалом напоминал мать, но на миловидном лице Маахи проступала надменность, она ни с кем не была на равных, хотя и старалась. Люди к ней не тянулись. Зато к Авшалому влекло всех. Он жил вместе с матерью и сестрой в Офеле, и их дом бывал полон гостей со всей Земли Израиля.
В сравнении с Авшаломом, Элиам, казалось, был сложен особенно грубо. Из-за ранения он поворачивался к собеседнику всем туловищем и постоянно оставался в напряжении.
Характером Элиам совсем не был похож на отца. Застенчивый и молчаливый, он был уверен, что Бог всё решит к лучшему, что Он неизменно добр к его народу и к нему, Элиаму бен-Ахитофелю, одному из иврим. Над тем, что вызывало у его отца страх или сомнение, Элиам просто никогда не задумывался.
Все трое насытились и отодвинули тарелки. Авшалом похвалил воду из колодца: она и прозрачна, и вкусна, и ароматна. Он повернулся к Элиаму.
– Я слышал, тебя сильно огорчила смерть Ури из Хита. Он был твоим другом?
Элиам кивнул, потом показал глазами на Ахитофеля.
– Отец сокрушается больше всех: Ури был его любимцем.
Авшалом посмотрел на Мудрейшего, тот сидел, опустив голову.
– Ты огорчён больше, чем Бат-Шева. Она ведь, кажется, твоя родственница?
Ахитофеля вздохнул
– Она – его племянница, – ответил за отца Элиам.
– Бат-Шева – дура,– сказал Ахитофель. – Это всё из-за неё.
– А Давида вы не вините в смерти Ури? – спросил Авшалом, вглядываясь в собеседников. – Он что, совсем не при чём?
– Давид – помазанник Божий! – отрезал Элиам. Было видно, что разговор ему неприятен.
Ахитофель понял и заговорил о другом.
– Элиам, ты участвовал в осаде Раббы?
– Он получил там стрелу со стены, – вставил Ахитофель – Видишь, шею не может повернуть.
Авшалом посмотрел и даже хотел пощупать шрам, но Элиам отодвинулся.
– Скажи, Элиам, почему у иврим были такие потери? Ты не винишь в них братьев Цруев?
– В армии об этом поговаривали, – ответил Элиам. – И в Городе Давида многие матери не могут произнести имени Бен-Цруев без проклятий. Но Герои, которые брали Раббу, говорят, на то и война.
– Война, – задумчиво повторил Авшалом.
– Война, – сказал Ахитофель и повернулся к Элиаму. – Авшалом после возвращения из Гешура поселился вместе с матерью и сестрой. Теперь пришло ему время построить свой дом, тем более что у него недавно родилась дочка. Как ты её назвал?
