Дмитрий Петров - Юг в огне
Была создана сеть подпольных большевистских ячеек не только в самом Ростове, но и в ряде казачьих станиц и сел. Под влиянием большевистской агитации все больше возрастало забастовочное движение в городах, росло недовольство казачьей и крестьянской бедноты белогвардейскими порядками.
Еще при расформировании маршевой роты, в которой служили Виктор, Семаков и Афанасьев, они сумели припрятать оружие в надежном месте. В случае необходимости оружие могло быть использовано.
Семаков, являясь членом городского подпольного комитета большевиков, был связан со многими рабочими ряда предприятий, где были созданы ячейки. У него была даже налажена связь с тюрьмой и несколькими еще не расформированными воинскими частями.
На Виктора были возложены обязанности связного. Днем и ночью, почти не отдыхая, он бегал по городу с тем или другим поручением. Его было удобно использовать на такой работе. Статный, красивый юноша с погонами вольноопределяющегося и крестами на груди, он никогда не вызывал подозрений у белогвардейцев.
Однажды Виктора вызвали на конспиративную квартиру по Нижне-Бульварной улице.
Он и раньше бывал здесь. Небольшой, довольно уже ветхий флигелек, принадлежавший старику, сторожу какого-то магазина, стоял особняком от других домов, словно стыдясь быть с ними в одном ряду. Хозяин этого флигелька был человеком испытанным, проверенным. На него можно было положиться.
Когда Виктор, обменявшись с выставленым у дома товарищем условными паролями, вошел в низенькую комнату флигелька, он увидел сидевших за столом Семакова, Афанасьева и пожилого мужчину с седой бородкой и в очках, Андреева, того самого, который когда-то впервые давал поручения Виктору и принимал от него заявление о вступлении в партию.
— Садись, Витя, — сказал Семаков.
Юноша присел на табурет.
— Что-то Соловьева долго нет, — взглянул на часы Андреев.
Но в то же мгновение открылась дверь, и в комнату вошел бледнолицый, сухощавый мужчина лет сорока в шинели без погон.
— Легок на помине, — усмехнулся Семаков. — Товарищ Андреев только что тебя поминал…
— Садитесь, товарищи, ближе, — попросил Андреев.
Все пододвинулись к нему.
— Товарищи, — глуховатым голосом начал Андреев, — белогвардейцы арестовали некоторых наших товарищей, нескольких расстреляли… Сейчас в тюрьме томятся двадцать три самых видных активиста нашей партии. Ждут суда. Для нас будет большим несчастьем, если мы допустим, чтоб их всех казнили. Надо вооружиться, напасть на тюрьму и освободить их. Но, прежде чем идти на такой опасный шаг, мы должны связаться с наступающими частями Красной гвардии. Нам известно, что в Никитовке сейчас Антонов-Овсеенко со своими войсками. С севера наступает Красная гвардия под командованием Сиверса. А где-то около Миллерово находится отряд Петрова… Подпольный комитет для связи с этими частями выделил вас и поручил мне по этому поводу договориться с вами… Вы, товарищ Семаков, поедете в Никитовку. Вы, товарищ Соловьев, попытайтесь разыскать Сиверса, а товарищи Волков и Афанасьев — Петрова… Вот вам деньги на расходы, вот документы…
* * *Под видом демобилизованных солдат Виктор и Афанасьев, пересаживаясь с поезда на поезд, медленно продвигались на север. Они уже добрались до станции Глубокой, а о большевистских отрядах даже и слуху никакого не было. Всюду в пристанционных поселках были расквартированы казачьи полки, стянутые Калединым на Дон.
Проезжая станции, Виктор и Афанасьев на платформах видели праздно стоявших казаков. Они лузгали подсолнечные семена, с любопытством встречали и провожали взглядами проходившие мимо поезда. И по их непроницаемым лицам трудно было определить, что у них было на уме, кого они поддерживают: белых или советскую власть.
Однажды к вечеру поезд подошел к станции Миллерово. Как и всюду, на платформе вокзала было шумно: бабы торговали пирожками, яйцами, молоком, расхаживали молодые парни с девушками. Группе смеявшихся казаков что-то рассказывал небольшого роста казачок. Все его движения и жесты Виктору показались знакомыми. Он пристально вгляделся в казачка. Сомнений не могло быть — это Сазон Меркулов. Виктор окликнул его.
Меркулов с изумлением оглянулся и, увидев Виктора, заулыбался. Придерживая шашку, подбежал к нему.
— Здорово! — протянул он руку. — Куда едешь?
— Да туда, — махнул в неопределенном направлении юноша.
— А-а, понятно, — захохотал Сазон. — Туда, стало быть, на куличкины хутора хлебать киселя… Куда же тебя черти несут?.. Ведь на станции Чертково красные стоят… Какой-то навроде Петров ими командует.
— Петров? — переспросил Виктор.
— А чего ты обрадовался-то? Ай знакомый твой?
— А чего мне радоваться? — равнодушным тоном проговорил Виктор. — Что он делает, этот Петров, в Черткове?..
— Черти его знают, — пожал плечами Сазон. — Слыхал я, будто он хочет на Новочеркасск и Ростов идти, да нас, казаков, боится… Только зря боится-то, мы его не тронем… Наше дело — сторона.
— Откуда ты все это знаешь?
— Я все знаю, — хитро сощурился Сазон. — Э, парень, — вдруг вспомнил он что-то. — А ведь твой-то брат, Прохор, никак в Каменской станице. Полк-то Атаманский там стоит. Тут ведь такие, парень, дела были: в Каменской съезд фронтовиков состоялся и советскую власть принял… Я-то хоть на съезде и не был, но все знаю, что там было, потому как от нашей сотни на нем мой друзьяк был. Вон тот с большим чубом, что с бабой стоит разговаривает да языком губу облизывает, навроде как кот, почуявший сметану… Ух, и бабник же! Весь в меня, проклятый, уродился!
— Так что же там, на съезде, было?
— Избрали Военно-революционный комитет, — сказал Сазон. — Всеми делами в нем заворачивают гвардеец Подтелков да прапорщик Кривошлыков… Да и Прохора, говорят, избрали в комитет…
— Значит, он большевик? — спросил Виктор.
— А мы все теперь большевики, — важно сказал Сазон.
— Большевики?
— Ну, ясное дело. Тут, парень, под станцией Глубокой на казаков наших наскочил было есаул Чернецов со своими офицерьями да юнкерами. Так наши казаки такого дали им чесу, что они навсегда запомнят. Почти всех порубали… А самого Чернецова зарубил Подтелков… Ты б глянул на этого Подтелкова. Ох, и казачина же боевой!..
Виктор вспомнил есаула Чернецова, когда-то бывавшего у Константина в Ростове.
— Как бы мне подробнее узнать про Прохора? — спросил он. — Может быть, я бы к нему на денек заехал…
— А зараз узнаем, — проговорил Меркулов и закричал молодому казаку, любезничавшему с женщиной. — Чикомасов, чего ты губы-то облизываешь?.. Сколь ни крутись перед своей дамочкой, все едино она ноль внимания на тебя… Вот я — это другое дело. Погляди, как она на меня нежно поглядывает-то… Ох ты, милая моя, кундюбочка!..
Казаки захохотали. Женщина, стоявшая с Чикомасовым, покраснела и отошла от него. Чикомасов сконфуженно заморгал.
— Ну и дурило же ты, Сазон, — укоризненно покачал он головой. Родила тебя маменька да радовалась: думала, из тебя человек будет, ан черт знает что получилось.
— Я-то хоть омрок человечий, а ты отброс овечий, — под хохот казаков проговорил Сазон и, засмеявшись добродушно, добавил: — Не серчай, односум, я ж шутейно. Пойди-ка сюда, дело есть.
Чикомасов нехотя подошел к Меркулову.
— Здравья желаю! — козырнул он Виктору.
— Здравствуйте! — ответил тот.
— Чикомасов, — сказал ему Сазон, — этот вольноопределяющийся — наш станичный житель, двоюродный брат Прохора Ермакова… Он вот хочет заехать к Ермакову. Как думаешь, Ермаков зараз в Каменской али нет?
— Нет, — ответил Чикомасов. — Он сейчас в Петрограде. Его на съезде фронтовиков выбрали делегатом на Всероссийский съезд Советов… Недели через две, должно, приедет…
Паровоз дал гудок отправления.
— Прощай, Меркулов! — пожал руку Сазона Виктор. — До свидания, товарищ Чикомасов.
— Прощай! — сказал Сазон. — Ты что же, Виктор, так и не сказал, куда едешь-то?
Поезд с грохотом тронулся. Виктор, стоя на ступеньках вагона, нагнулся к Меркулову, шедшему рядом с вагоном и, смеясь, шепнул:
— К Петрову еду.
— Да ну?! — изумился Сазон. — Неужто служить у него будешь?
— Может быть, — загадочно усмехнулся Виктор.
* * *Командир красногвардейского отряда, стоявшего на станции Чертково, Петров был в своем штабе, когда ему доложили о приходе Виктора и Афанасьева.
Он велел пригласить их в свою комнату. Встретил Петров молодых людей приветливо.
— Садитесь, товарищи!
Виктор сел и с любопытством оглянул Петрова. Это был небольшого роста, розовощекий лет тридцати пяти мужчина с серыми умными глазами. Одет он был в синие галифе и офицерский шоколадного цвета френч без погон.
