Юрий Щеглов - Малюта Скуратов. Вельможный кат

Далеко за полночь он задремал и очнулся внезапно — толчком — от шороха и тупого удара о землю. Через ограду перелезла юркая фигурка. Малюта подумал, что рано себя обнаруживать. Навалиться да скрутить просто, но если сундуками розмысла интересуются татарские лазутчики, то за оградой, верно, притаился тот, кто должен свершить главное дело. И Малюта не ошибся. Первый, помедлив и осмотревшись, подал сигнал, и через ограду перевалили трое. Малюта понял, что без крови не обойтись. Он шепнул Шигонцеву сурово:

— В ножи двух, что к дому поближе. Ты, Щапов, лазутчика верткого зааркань. А того, что покрупнее, я сам придушу.

Шигонцев достал нож с длинным прямым и широким лезвием и по кивку Малюты прыгнул на спину первому, одновременно наотмашь полоснув второго налетчика, скользившего рядом. Затем ударом ножа перешиб шейные позвонки тому, на кого прыгнул, и, крутанувшись юлой, ножом, как саблей, полоснул только что раненного в лицо и скорчившегося от непереносимой боли. Шигонцев рванул нож назад и снова засадил его в обмякшее вдруг тело поглубже, повернув с хрустом.

— Ну, теперь готов! — крикнул он Малюте, который огромными ухватистыми ручищами душил сбитого на землю человека.

— Ноги ему путай, — прохрипел, отвечая Шигонцеву.

К ним Щапов подтянул на аркане юркого паренька в халате, надетом прямо на голое тело. Быстро спеленали живых веревками, дотащили до ворот, подогнали лошадей и поволокли, уродуя и обдирая, к Басманову, который ждал их на берегу в полном войсковом облачении, готовый покинуть Свияжск.

— Расспроси сам, Алексей Данилович, — предложил Малюта.

Басманов взял факел из рук стрельца и наклонился над тем, кто покрупнее:

— Знаешь по-русски? Ты кто? По чьему приказу ночью, как тать, во двор ввалился?

Черемис молчал, молчал и паренек. Басманов пырнул факелом в лицо старшему:

— Будешь говорить, не то спалю.

Черемис продолжал молчать, ни слова не вырвалось у него из горла, ни стона.

— Я не шучу, вражина. Отвечай!

Черемис по-прежнему не проронил ни звука. Он лежал недвижно, и кожа медленно багрово-черными звездами лопалась на его щеках и лбу.

— С ними лишь время потеряешь, — спокойно и без особых чувств произнес Басманов. — Бери, Малюта, десяток стрельцов, грузи немчина и гонца отправь к Адашеву. Головой отвечаешь за сундуки.

— А этих куда? — спросил Малюта.

— Куда и остальных. Тела вернись и убери со двора. А вы, — обратился Басманов к Шигонцеву и Щапову, — как станем под Казанью, приходите ко мне за наградой. Да языки не распускайте — скорочу.

— Будь спокоен, боярин. — И Шигонцев с Щаповым поклонились Басманову до земли.

— Если кто спрашивать будет на той стороне: зачем, дескать, немчина везете, — строго отвечать: лекарь, мол, с бальзамами разными. И все! Никому, Малюта, не доверяй. В таком деле все сам. Понял?

Малюте долго объяснять не надо. Тела лазутчиков лошадьми сволокли в поле за фруктовый сад. Малюта отстегнул турецкую саблю, притороченную к седлу, и, наступив поочередно неудачливым шпикам на головы, снес двумя экономными ударами, откатив носком сапога, чтоб уже наверняка. Стрельцы забросали исковерканные тела ветками. Все трое потом поспешили в дом розмысла, где немчин с учениками сладко почивали, так и не узнав, какой опасности подверглись в ту ночь. Трупы прежде убитых татар сбросили с обрыва.

Малюту подмывало рассказать толмачу Ларионову и самому немчину, но он уже себе не принадлежал. Законы тайной службы вступали в свои права. Шигонцева он послал за стрельцами, которых обещал дать Басманов, а Щапова — к Алексею Адашеву с донесением. Сам отправился будить немчина.

Глубокая темная ночь вдруг посерела, быстро превратившись в рассвет, а небо начало постепенно напитываться голубизной. Рядом с мирно колеблющейся водой его купол всегда кажется высоким, и кажется, что здесь солнце восходит раньше, чем в городе.

Сейчас, рассматривая в бойницу Арской башни сожженные дома и разбитую улицу, которая до взрыва и образовавшихся завалов вела к воротам, Малюта припоминал недавнее опасное приключение. Не избавь они немчина от татарских лазутчиков, не получилось бы взорвать участок стены, перед которой стояли Большой полк, Передовой полк и Удельная дружина князя Владимира Андреевича Старицкого. Малюта про себя усмехнулся: не знамя Иоанна с нерукотворенным образом и крестом наверху, который был у князя Димитрия на Дону, а Малютина тайная экспедиция, позволившая розмыслу Николаусу пробить славный подкоп, закатить туда бочки с порохом и поднять на воздух крепчайшие татарские стены, помогла русским витязям ворваться в Казань. Татарские мурзы — мастера строить оборону с древних пор. Немчин после осмотра столицы, вокруг которой объехал сразу по прибытии, поделился с Малютой через толмача Ларионова:

— Штурмом без подкопа не возьмете. Тут изрядное разорение надо учинить. И одним подкопом не отделаетесь. Главный нужен и с нескольких сторон вспомогательные. Рвать не сразу. Сперва у Арской башни, чтоб разум осажденным затуманить, мол, ничего больше не будет, а уж потом с главным разделаться. Город укреплен сильно. Мастера работали великие. Бревна клали прочные. Галерею расширить придется.

Немчин высоко оценил татарских строителей.

— Землекопы у них отменные. Трудились тщательно, на совесть.

Немчин наметил бить галереи в четырех местах одновременно. Главный подкоп взял на досмотр себе, а тот, что напротив Арской башни, уделил подручному Федьке Норову. Ученик же розмысла по прозвищу Конек принялся вести подкоп к тайнику, куда казанцы ходили подземными путями за водой. Этот хитрый приказ Иоанна пришелся Малюте по душе.

— Жаждой замучим! — смеялся он, подбадривая стрельцов, которые несли охрану у замаскированного входа в будущую минную галерею.

Подкоп прорыли ловко и скоро. Никто ничего не заметил, ни как мешки с землей выносили, ни как бочки с порохом закатывали, может быть, потому, что опытный розмысл оба подкопа — и под водный тайник, и под Арские ворота — проводил в момент кровопролитных сражений на Арском направлении.

Русские взяли острог, Арское городище и кружным путем возвратились к стенам Казани, дошедши до самой Камы. Множество пленных захватили, а также разного рода припасов, хлеба и скота. Зарево от горящих сел и черные дымы трубами, расплющенными сверху плоскими тучами, повсюду возвестили о начавшейся бесповоротной оккупации казанского края.

Басмановский отряд был нацелен на Арские ворота, и как только легко вздрогнула и закачалась под ногами земля, а огромные бревна и камни выбросило ужасной силой на воздух и они со страшным грохотом осыпались вниз, уничтожая все живое и неживое, стрельцы и казаки кинулись на штурм. Малюта бежал среди передовых, сам наводил мостки через ров, наполненный водой, карабкался по отвалам взрыхленной почвы, продирался сквозь искореженные и расколотые заграждения, рискуя попасть под татарские стрелы. Войска яростно втеснились в город и заняли Арскую башню. Князь Михайла Воротынский отправил Иоанну известие о первых успехах, попросил подмоги и настаивал на немедленном общем приступе. Татарские воины, ошеломленные внезапным налетом, сумели быстро оправиться и с помощью жителей попытались заделать проломы мешками с песком и заготовленным строительным материалом. Князь Михайла распорядился придвинуть туры и стянуть к Арской башне всех, кто мог сражаться.

Дома вокруг пылали багровым. Треск и жар не давал ни нападающим, ни обороняющимся ни минуты покоя. Русские пищальники через бойницы вели огонь по татарам, которые, опомнившись от потрясения, атаковали башню с небывалой яростью. Воротынский прислал приказ Басманову, чей отряд в основном там засел, заставиться щитами и ни в коем случае не отдавать занятого. В этом был свой резон, ибо татарские воины, цепкие в обороне, бились за каждую пядь земли до последнего и оттеснять их в город было крайне трудно, почти невозможно.

— Алексей Данилович, уходи отсюда. И без тебя продержимся. Не ровен час шальная стрела, а то и камень угодит. Вот видишь, — и Малюта тряхнул раненой рукой, — не уберегся. Кто знает, когда подмога придет.

— Спасибо тебе за заботу, Григорий Лукьяныч, — Басманов впервые назвал его по имени и отечеству, — но не ты мой начальник пока, а я твой. Вели стрельцам из дверей не высовываться, и пусть бьют из луков и пищалей и ночью. Пламя, чай, не утихнет. Во все, что шевелится. Туры оберегать надо. Если подвалят басурманы, тогда выйдем и перережем им путь. Рано нам исповедоваться — час еще не настал. Без немчина Казань бы не разорили. Тут и твоя крошка есть. А я не забывчив. Давай пленных, может, что и выведаем. И с гонцом к государю.

— Выведаем! Как же! У них языка нет. Хоть жги, хоть режь — молчат. Закон у них такой. Уж если замкнутся, так навсегда. Я успел на них насмотреться. Прикажи утопить во рву. Или перебить. Оставлять в башне опасно. Веревок повязать нет, цепей нет. Ума не приложу, как поступить.