Тимур Литовченко - Орли, сын Орлика
– Так вы уверены в успехе?
– Кошевой Иванец говорил, что все запорожцы только и мечтают, как бы мой благородный отец вернулся на родину и восстановил здесь старые – домосковские порядки.
– Дай-то Боже!..
– Дай Бог, братец…
Снова выпили.
– Послушайте, гетма…
– Цыц, дурак!!!
Один из казаков состроил такую ужасную мину, что другой аж перепугался.
– Не смей меня так называть на людях…
– Но ведь…
– Что – «но ведь»?! Думаешь, среди местных людишек нет московских шпионов? Или жить стало легче, если в Петербурге вместо царя на престоле сидит царица Анна?[27] Можешь не сомневаться, братец: Тайная сыскных дел канцелярия под руководством Ушакова работает еще упорнее, чем прежде[28].
– Но ведь вы называете меня не Каролем, а Кирилой, почему тогда…
– Братец, братец! Не хватало еще, чтобы и здесь тебя звать на польский манер – ну, подумай только, как оно будет выглядеть?! К тому же, ты используешь не мое имя, а титул. Это слишком опасно.
– Вы так думаете?
– Кирило, послушай-ка…
– Хорошо, убедили.
На некоторое время за этим столом воцарилась тишина, но разве ж годится обижать верного побратима?!
– Ну, довольно, Кирило, довольно… Давай-ка лучше выпьем еще!
И, вмиг оживившись, они один вперед другого закричали:
– Корчмарка! Эй, корчмарка! Ну-ка подать сюда еще медовухи! Давай-ка неси, и побыстрее там!..
Проворная женщина поспешила к побратимам с новой порцией медовухи. Но едва лишь приготовились выпить, как толпа цыган снова захохотала, а потом гуляки принялись наперегонки выкрикивать: «Орлик!.. Орлик!..» – хотя обращались исключительно друг к другу, а не к другим посетителям.
Побратимы изумленно переглянулись, потом вновь подозвали хозяйку:
– Скажи-ка, с чего эти гуляки раскричались?
Корчмарка не знала, однако через несколько минут к их столику подошел цыган: пожилой уже мужчина, смуглый и длинноволосый, едва держался на ногах. Чтобы не упасть, он привалился к стене и залепетал:
– Н-ну-у, чего хотите от бедного рома?[29]
– Не нукай, не запряг…
Эта нехитрая шутка вызвала приступ буйного хохота. Когда же кутила обессилел настолько, что начал икать, один из побратимов сказал:
– Ты, человече, не смейся, а отвечай, когда спрашивают: чего это ваши шумят, словно те торговки в базарный день? И еще…
Он наморщил лоб, притворяясь, словно бы старается припомнить что-то важное.
– И еще ваши вот только что выкрикивали имя… это имя… Как там его? Ор… Орлик – кажется, так?
– Н-ну-у, предположим… – цыган пошатнулся так, что едва не упал.
– Говорю же, не нукай – мы тебе не кони!
– Н-ну-у, не буду нукать… Гик-к-к!.. А-а-а!..
Едва лишь казак собрался сказать пьянчужке несколько не слишком приятных слов, как его побратим сорвался с места, схватил цыгана за ворот латаной рубашки, хорошенько встряхнул и прошипел сквозь стиснутые зубы:
– Ты, плесень старая, долго еще будешь издеваться над благородными людьми?!
– Братец, братец!.. – попробовал угомонить его другой казак, обеспокоенно поглядывая в сторону гурьбы цыган.
– Нет, я с ним сейчас разберусь…
– Братец, оставь!
– А я говорю!..
– Миха.
Цыган махнул рукой в сторону своих. Услышав это, цыгане мигом притихли и замерли за своим столом, прикипев глазами к казаку, который все еще держал старика за шиворот.
– Что – «Миха»?!
– Миха – это он…
Пьяница снова махнул рукой. Чернобородый красавец медленно встал из-за стола и процедил:
– Миха – это я. А что?
– Да, Миха – это он, – подтвердил старый цыган.
– Я слышал, вы об Орлике что-то там говорили? – по возможности спокойнее спросил казак, продолжавший сидеть.
– Говорили, а что такого?
– Почему?
– Мы пили за его здоровье.
– За здоровье?!
Казаки изумленно переглянулись.
– Да! А почему бы в самом деле не выпить за здоровье того, за чью голову мне заплачено столько, что мы эти деньги вот уже третий день пропиваем, а пропить все никак не можем?
Миха дерзко оскалил зубы. Казаки вновь изумленно переглянулись, а затем державший за ворот старого цыгана, спросил скороговоркой:
– Кем заплачено?! Говори!
– А тебе что за дело?!
– Отвечай, когда спрашивают!
– Неужели?! Вот как!
Чернявый красавец нехорошо улыбнулся.
– Отвечай, ибо я сейчас из него…
Казак опять встряхнул старого гуляку и рявкнул:
– Я из него душу вытрясу вместе с требухой!
Миха лишь плечами пожал; остальные цыгане начали медленно подниматься из-за стола, он же прошипел:
– Нас семеро, вас двое… Ты хорошо подумал, казак?
– Ты мне еще будешь угрожать?!
– Ты первый начал, не я!
– Это моя земля, а вы на ней – саранча египетская![30]
Цыгане окружили казаков полукольцом. Миха недобро сузил глаза и сказал:
– Что ж, казак, отвечу, коли хочешь – а там поступай, как знаешь. Есть среди ваших людей очень уважаемый и зажиточный господин Вишняков…
– Вишняков?!
Казаки вновь изумленно переглянулись.
– Вижу, вы знаете этого гаджьо[31]… Интересно, а он вас знает?
– Так это Вишняков заплатил за голову того Орлика? – вместо ответа спросил казак, который все еще сидел за столом.
– Вишняков, Вишняков. Передал мне деньги и пересказал через своего посланца, что сейчас тот Орлик старается пробраться на Запорожскую Сечь, чтобы подговорить тамошних казаков взбунтоваться против власти ее императорского величества Анны Иоанновны. Поэтому, если принесем голову Григория Орлика господину Вишнякову, он нам…
Однако что именно наобещал Вишняков за голову гетманыча, так и осталось неизвестным, поскольку в следующий же миг обозленный казак изо всех сил толкнул старого пьяницу на Миху с товарищами, неистово проревев:
– Тогда знай, негодяй: Григорий Орлик – это я!!!
Я-а-а-а!..
– Братец, ты с ума сошел?!
Второй казак уже стоял рядом с побратимом, оба выхватили из ножен кривые сабли и встали спина к спине. Сбитый с ног Миха что-то крикнул товарищам, и в руках у цыган заблестели хорошо наточенные ножи. Встать с пола чернявый красавец почему-то не спешил: вероятно, повредил при падении ногу. Другие же цыгане начали стягивать свое полукольцо вокруг казаков.
– Братец, зачем ты…
– Так ведь лучше стоять лицом к опасности, чем убегать от нее, оборачиваясь!
Звякнула сталь: не вставая с пола, Миха неожиданно резко бросил нож, но один из казаков отбил его саблей.
– А-а-а, значит, вот вы как?!
Продолжая сжимать в правой руке саблю, второй казак легко, словно тросточку, подхватил левой длинную сосновую лавку, махнул ею – и, дико вскрикнув, цыгане попадали на пол рядом с Михой, словно побитые градом хлебные колосья.
– Что, получили, паскуды чертовы?!
Чернявый красавец снова что-то раздраженно крикнул. Хотя и не слишком охотно, однако цыгане начали подниматься, вместе со слюной и кровью сплевывая на земляной пол выбитые зубы. Тот казак, который был пониже ростом и несколько полнее, вдруг выбежал вперед и принялся спиной подталкивать своего товарища-верзилу к выходу из корчмы.
– Нам нужен лишь Григорий Орлик… точнее, его голова. А ты можешь уйти прочь, за твою голову не заплачено, – сказал ему один цыган.
– Дулю с маком вы получите, а не Орликову голову! – не растерялся тот. Однако предложение его товарищу убраться прочь почему-то очень разозлило верзилу. Неистово рявкнув: «Голову?! А ну-ка попробуй возьми!» – он снова махнул лавкой. Цыгане вновь покатились на пол, еще раз атаковали побратимов – и снова отлетели назад. На этот раз еще двое остались неподвижными на земляном полу рядом с чернявым Михой.
Минут через десять казаки стремглав вылетели во двор, вкладывая на бегу сабли в ножны. В корчме осталась груда разбитой мебели, полуживых цыган и смертельно напуганная корчмарка, предусмотрительно забившаяся в самый темный уголок дома. Прежде всего побратимы бросились на конюшню, наскоро оседлали своих коней, остальных выгнали в поле и помчали куда глаза глядят так, словно их преследовала голодная волчья стая. Ехали молча. Первым заговорил гетманыч:
– Братец…
Кароль не ответил. Возможно, не расслышал из-за свиста пурги.
– Братец, эй! – громче крикнул Григорий.
– Что?..
– Зачем было называться моим именем?
Снова Кароль промолчал.
– Отвечай, прошу.
– Зачем?..
– Нет, Кирило, это уж ты объясни, сделай мне такую милость – зачем было затевать эту бессмысленную потасовку с цыганами, крушить столы и лавки…
– Но ведь они на орехи получили – так ведь, гетманыч?
– Получить-то получили… но ведь ты рисковал!.. И я вместе с тобой.
– Если этим неразумным прохиндеям мало, пусть попробуют напасть еще! Я им ребра переломаю, шеи поскручиваю!
– Я не о том, братец, – Орлик раздраженно скривился. – Зачем было ссориться с цыганами? Почему нельзя было просто промолчать?