Нина Молева - Боярские дворы
Другое дело Афанасий Осипович Прончищев. Имя Прончищевых немало значило в Древней Руси — способные дипломаты, из поколения в поколение представлявшие Московское государство в самых ответственных переговорах. Отец Афанасия в 1618 году утверждал у шведского короля Густава Адольфа мирный Тихвинский договор. Сам Афанасий был с 1658 года думным дворянином; наследовавший ему сын Иван — русским послом в Швеции. Из рода Прончищевых был и известный первопроходец лейтенант Василий, который в 1736 году описал берега Ледовитого океана от устья Лены до Анабары. На руководимой им дубель-шлюпке «Якутск» находились подштурман Челюскин, геодезист Чекин и молодая жена Прончищева, первая женщина, участвовавшая в полярном плавании.
Усилиями обоих хозяев подмосковная пустошь была быстро заселена, и в 1633 году Венедикт Махов продавал свою часть уже как «деревню Черемошье, по обе стороны Черемошского врага, под деревнею пруд». Покупателем оказался думный дьяк Федор Федорович Лихачев — имя, хорошо известное в Московском государстве тех лет.
Начинал службу Ф. Ф. Лихачев в первые годы XVII века таким же, как Махов, скромным подьячим. Но уже в 1607 году оказался с воеводами в Калуге в качестве дьяка. В июне—августе 1612 года был в качестве дьяка Поместного приказа в ополчении Д. М. Пожарского в Ярославле, а затем под Москвой. Довелось Ф. Ф. Лихачеву подписаться под избранием на царство Михаила Федоровича Романова, служить в Казани и Нижнем Новгороде, заниматься делами приказов Разбойного, Большого дворца, Разрядного и Посольского, пока в 1631 году не заслужил энергичный дьяк царскую немилость и не попал в ссылку, откуда, впрочем, был вскоре возвращен. Уже в апреле 1634 года Ф. Ф. Лихачев в числе других дворян на Светлое воскресенье присутствует на царском приеме. В 1644 году следует назначение думным дьяком и печатником. Умер Лихачев около 1653 года, в чине думного дворянина. Род его записан в Синодик московского Успенского собора.
Федор Лихачев завещал сельцо на Черемошском враге своему внуку, Петру Ивановичу князю Прозоровскому. Прозоровские занимали высокие государственные должности при многих царях, а позднее были известны своей приверженностью Петру I. Отец П. И. Прозоровского, первый воевода Астрахани, погиб при взятии города Степаном Разиным в 1670 году: тяжело раненный во время обороны, он был казнен вместе с одним из своих малолетних сыновей. К этому времени П. И. Прозоровский уже два года служит стольником, а в 1676 году становится так называемым комнатным стольником и боярином.
В сложном сплетении придворных интриг он отдает предпочтение Нарышкиным перед Милославскими, иначе говоря, партии юного Петра перед правительницей Софьей. Петр настолько был уверен в преданности и сочувствии П. И. Прозоровского, что в числе самых доверенных лиц назначает его членом совета для управления государством на время первой своей заграничной поездки, Великого посольства, в 1697–1698 годах.
В сельце Черемхе, как называют его документы тех лет, П. И. Прозоровский строит двор, а в 1678 году отдает вотчину в приданое своей дочери Настасье, выданной замуж за князя И.А.Голицына. Комнатный стольник старшего брата Петра, Иоанна Алексеевича, И. А. Голицын был братом Бориса Голицына, воспитателя юного Петра, пользовался его исключительной доверенностью и дружбой. Правда, отличиться И. А. Голицын так и не сумел. Его положение при дворе определялось только родственными связями и особой ролью жены. Она была назначена Петром «князь игуменьей» Всешутейшего и всепьянейшего собора, соучастницей самых крайних выпадов против церкви и привычных устоев жизни. Настасья Петровна сумела сойтись и с Екатериной I, которая поможет ей в трудные минуты царского гнева. «Князь игуменья» была заподозрена в сопричастности к делу царевича Алексея Петровича. В какой бы мере подобные подозрения ни оправдались, ей не удалось избежать наказания батогами, и только вмешательство Екатерины позволило Голицыной спустя четыре года восстановить свое былое положение при дворе.
Неизвестный (западно-европейский) художник второй половины XVII в. Портрет царя Алексея Михайловича.
Но есть и иная причина, сохраняющая имена четы «черемушкинских» Голицыных в истории — истории русского изобразительного искусства. Среди немногочисленных дошедших до нас полотен замечательного русского живописца, заграничного пенсионера петровских лет Андрея Матвеева находятся их портреты, датированные 1728 годом. Судя по сделанной на обороте холстов надписи, созданы были портреты за год до кончины почти одновременно умерших супругов. Великолепные по мастерству, матвеевские полотна тем не менее вызывают ряд вопросов. Далеко не все в них представляется очевидным и простым.
Прежде всего возраст изображенных. Настасья Петровна, полная, средних лет женщина, со следами увядающей былой красоты, в низко декольтированном платье, с накинутой на плечи мантией и усыпанным бриллиантами портретом Петра на груди, в шестьдесят четыре года вряд ли могла выглядеть так молодо. Намного старше представлялся современникам и семидесятилетний И. А. Голицын, который на портрете изображен пожилым, но никак не старым человеком. Поэтому можно предположить, что оригиналами художнику послужили не его живые модели, а их более ранние портреты. Именно таким образом писал Андрей Матвеев и лиц царской семьи. Что же касается причины заказа, то она могла крыться в приходе к власти малолетнего сына царевича Алексея — Петра II, при котором Голицыны рассчитывали занять высокое положение и прочное место при дворе.
О высоком положении Голицыных при дворе свидетельствовал и брак их сына Федора с двоюродной сестрой Петра I — Марьей Львовной Нарышкиной. После смерти родителей Федор наследует в 1729 году и сельцо Черемху. Он много занимается благоустройством своего поместья, возводит здесь в 1747 году сохранившуюся до наших дней церковь, благодаря которой селение получает новое название: в документах 1749 года оно именуется уже селом Черемошьим. В августе того же года сюда приезжает императрица Елизавета Петровна. В журнале, подробно описывавшем события придворной жизни, записано, что 26-го числа императрица сначала обедала в шатрах на Воробьевых горах, а оттуда направилась в «село Черемоши — к генерал-майору князю Голицыну, где благоволили вечернее кушанье кушать и во дворец прибыть изволили около 1 часу пополуночи».
Со смертью Ф. И. Голицына село переходит к его старшему сыну, Николаю, женатому на сестре известного культурного деятеля тех лет, президента, основателя Академии художеств и Московского университета, покровителя М. В. Ломоносова, И. И. Шувалова. Вместе с Шуваловым Ломоносову не раз доводилось бывать в Черемошьем, которое затем отдается в приданое Е. Н. Голицыной, вышедшей замуж… за внука А. Д. Меншикова — Александра. Впрочем, внук знаменитого «Алексашки» и так был прямым родственником Голицыных — его мать приходилась двоюродной сестрой Ф. И. Голицыну. С этого времени и начинается строительный расцвет усадьбы. То, чего не сделали супруги Меншиковы в своем московском доме на Старом Ваганькове, осуществляет их сын в своей подмосковной. Здесь же сохраняются и свидетельства последних лет жизни «Алексашки», трагедии, которая разыгралась в далеком Березове…
Письмо: «О разлучении твоем с нами сокрушаемся и недоумеваем: нет ли, от досаждения нашего, твоего на нас гневу. Дашка и Варька».
Ответ: «Дарья Михайловна да Варвара Михайловна, здравствуйте на многие лета. Челом бью за ваше жалованье, что жалуете, пишите о своем здравии. За сим Александр Меншиков».
Время — последние годы XVII века. Корреспонденты — дочери стольника Арсеньева, с детства определенные в подруги к сестре Петра I, царевне Наталье Алексеевне, и Александр Меншиков. Пока еще только денщик, но постоянный спутник Петра. Историки так и не узнают ничего достоверного о его происхождении, родителях, детстве. Единственное точное указание — прошение клира церкви села Семеновского под Москвой, что похоронены, дескать, близ храма родители «светлейшего», да вот денег никаких на помин не дается. Меншиков меньше всего был склонен поминать прошлое.
Как родилась дружба с денщиком, неизвестно, но тянулась она годами. «Девицы», как их станут между собой называть Петр и Меншиков, пишут письма, ждут встреч, просят разрешения приехать повидаться то в Воронеж, то в Нарву, то в едва успевший появиться Петербург. И приезжают — иногда с царевной Натальей, чаще одни. Не могут приехать — шлют подарки: штаны, камзолы, голландского полотна рубахи, «галздуки» — галстуки.
Приходит к концу походная жизнь, и Петр первым поддерживает Меншикова — пусть поселит девиц в своем московском доме вместе с собственными сестрами. Это у них найдет пристанище и Катерина Трубачева — будущая Екатерина I. Письма к Петру теперь пойдут с целой литанией женских имен: «Анна худенькая», меншиковская сестра, «Катерина — сама третья» (будущая Екатерина I с будущими цесаревнами Анной Петровной и Елизаветой Петровной), по-прежнему «Варька и Дашка». Венчается Петр с Катериной, приказывает венчаться и Меншикову. Конечно, с Дарьей, редкой красавицей, скорой на слезы, не бойкой, не слишком крепкой здоровьем. Варвара — маленькая, сутулая, зато редкой образованности, ума, железной воли — все равно останется в доме теперь уже супругов Меншиковых. Варвара умеет хранить верность (Меншикову? Своим несбывшимся надеждам?) и останется незамужней. У нее свое честолюбие, растворившееся в успехах меншиковской семьи.
