Александр Звягинцев - На веки вечные. И воздастся вам…

— Мы даже не успели ничего сказать, как они принялись стрелять, — все более возбуждаясь, продолжал объяснять сержант. — Малолетние идиоты! Этот Гитлер умел прочищать мозги!

«Ирма Грезе… Это крестьянская дочь из Тюрингии, прошедшая нацистскую школу. Иностранные журналисты, богато представленные на процессе, наперебой раскричали ее как „хорошенькую белокурую бестию“… Это горгона, загримированная под Гретхен, самая лютая в лагерях Бельзена и Освенцима, где она долгое время заведовала одним из смертных цехов. Недовольная старинными способами уничтожения, имея вкус к делам такого рода, она изобретала новые виды казней. Ее брови сведены, намертво стиснуты губы, ее водянистые, воспаленные и навыкат глаза, как бы набухшие ужасными видениями, смотрят подолгу и не мигая, как наведенный пистолет. Наверно, дети падали замертво под этим взглядом… Когда ее уводят из здания суда в тюремный грузовик, кто-то из этих приличных, лакированных немцев, шпалерами стоящих вдоль улицы, кричит ей: Боишься, Ирма? И она роняет сквозь зубы: Нет».

Глава X

Русский обвинитель не даст ему спуску

Всем было ясно, что главному американскому обвинителю не удалось разложить Геринга, — он не раздавил его, не припер к стенке, не заставил каяться, признаться в преступлениях.

«Джексон не только не произвел какого-либо впечатления, но еще больше укрепил уверенность этого толстого парня в себе. Я думаю, я собью с него спесь», — писал в эти дни своей жене заместитель Главного британского обвинителя сэр Дэвид Максвелл-Файф, который сам должен был приступить к перекрестному допросу после Джексона.

Пройдут годы, но Джексон будет постоянно возвращаться мыслями к своему поединку с Герингом и пытаться разобраться, что же он сделал не так. Как скажет его недоброжелатель судья Биддл, все дело в том, что Джексон хотел быть не умным, жестким, хорошо изучившим дело прокурором-обвинителем, а римским папой, перед которым все валятся ниц и ждут от него моральной проповеди и благословения. Геринг в его благословении не нуждался, усмехался Биддл, у этого закоренелого преступника были свои цели.

Сэр Максвелл-Файф не был любителем фантазий, он родился в простой семье, был опытным юристом старой школы и понимал, что в лице Геринга имеет перед собой жестокого драчуна, который начисто лишен каких-либо предрассудков и не будет стесняться, защищая себя. Он решил задавать Герингу только ясные простые вопросы, отвечая на которые нельзя было пуститься в демагогию. И первым делом осведомился, какое отношение имеет Геринг к казни 50 английских летчиков, исчезнувших из немецкого лагеря в марте 1944 года… И это был, как признал даже Джексон, удар не в бровь, а в глаз.

И тем не менее, хотя британцу удалось несколько обескуражить Геринга и прижать его своими вопросами, всем было ясно, что главная битва впереди. Она начнется, когда в дело вступит главный обвинитель от СССР, и исход ее не был ясен. Особенно, если учитывать впечатление от речи Черчилля в Фултоне, которая привела Геринга в воодушевление. Между русскими и англосаксами теперь яма, с которой Черчилль убрал настил, и теперь надо эту яму расширять и углублять, доказывать, что ее существование исторически обусловлено, неизбежно и будет существовать вечно. Геринг считал, что именно тут его шансы.

— Подсудимый Геринг, я внимательно выслушал ваши предыдущие показания. Правильно ли я понял вас, подсудимый Геринг, что все основные решения в области внешнеполитической, военно-стратегической в окончательном их виде принимались Гитлером самостоятельно?

Руденко сразу повел допрос предельно жестко, холодно, деловито. Разве что особо выразительно произносил слово «подсудимый», которое явно раздражало Геринга.

— Да, правильно. Для этого он и был фюрером, — попытался пошутить как во время допросов Джексона, рейхсмаршал, который чувствовал, что надвинулось решающее время.

— Подсудимый Геринг, кого персонально вы можете назвать ближайшим сотрудником Гитлера?

— Ближайшим сотрудником фюрера был в первую очередь я. Затем ближайшим сотрудником был доктор Геббельс. В конце сильнее всего к нему был приближен Борман. И Гиммлер, но только по определенным вопросам.

— Сотрудники оказывали влияние своими советами и консультациями на решения Гитлера?

— Влияние они имели лишь в той степени, в какой их точка зрения совпадала с точкой зрения фюрера.

Руденко продолжил все так же напористо:

— Ясно. Перейдем к следующей группе вопросов. Когда именно лично вы, подсудимый Геринг, начали разработку плана действий германской авиации против Советского Союза в связи с планом «Барбаросса»?

— План был разработан моим генеральным штабом после первого указания фюрера, то есть после ноябрьского указания.

— 1940 года?

— В 1940 году.

— Таким образом, еще в ноябре 1940 года, то есть более чем за полгода до нападения Германии на Советский Союз, уже был разработан план этого нападения при вашем участии?

— К этому времени уже был разработан план на случай возможного изменения политического положения…

Геринг попытался было порассуждать о превратностях политики, но Руденко тут же прервал его:

— Я прошу вас, подсудимый, ответить коротко на этот вопрос: «да» или «нет»? Вы можете коротко ответить на этот вопрос?

Геринг сдаваться не собирался и принялся неловко объяснять:

— Да, но не в том смысле, в каком вы это хотите представить…

— Я совершенно ясно поставил вопрос, и никакого двойного смысла в нем нет, — пожал плечами Руденко. — Вы признали тот факт, что это нападение было предрешено за несколько месяцев до осуществления?

И тут Геринг уже покорно согласился:

— Это правильно.

— Итак, вы признаете, что как командующий ВВС и рейхсмаршал принимали участие в подготовке нападения на Советский Союз?

— Я еще раз подчеркиваю — я просто провел приготовления…

Руденко, словно не услышав его, продолжал забивать свои гвозди:

— И вы не отрицаете, что этот план был разработан еще в ноябре 1940 года?

— Да.

— Признаете ли вы, что целями войны против Советского Союза был захват территорий до Урала? Присоединение к империи Прибалтики, Крыма, Кавказа, Волжских районов? Подчинение Германии, Украины, Белоруссии и других областей?

Геринг прикусил губу.

— Я этого ни в коем случае не признаю.

— Вот как, — саркастически усмехнулся Руденко. — Разве вы не помните, что на совещании у Гитлера 16 июля 1941 года, на котором присутствовали вы, Борман, Кейтель, Розенберг и другие, Гитлер определил цели войны против СССР именно так, как я изложил в предыдущем вопросе? Этот документ был предъявлен Трибуналу, он достаточно известен. Вы помните это совещание?

— Я примерно помню это совещание…

— Я напомню вам некоторые места из протокола совещания. На второй странице этого документа, второй абзац, пункт 2, относительно Крыма говорится: «Крым должен быть освобожден от всех чужаков и населен немцами…» Через один абзац ниже сказано: «Фюрер подчеркивает, что и Волжские районы должны стать областью империи, точно так же, как и Бакинская область должна стать немецкой концессией, военной колонией. Фюрер хочет сравнять Ленинград с землей, с тем, чтобы затем отдать его финнам»… Вы нашли это место?

— Да, — уже послушно пробормотал Геринг.

— Это совещание подтверждает основной план захвата территорий Советского Союза Германией, правильно это?

— Это правильно. Но я должен еще раз подчеркнуть… Разрешите мне это сделать? — вдруг жалобно попросил Геринг.

Руденко молча кивнул. Пусть просит разрешения — это полезно для понимания своего положения.

— Как отмечено в протоколе, я не разделял эти безграничные предположения. Если бы мы победили…

— То вы бы все это осуществили, — уже не спросил, а просто безжалостно закончил за него Руденко.

Геринг ничего не сказал.

Барон, наблюдавший за допросом рейхсмаршала с балкона для гостей, прикрыл глаза. Все было ясно, можно было уходить. Никакой любви к толстяку, обожавшему белые мундиры и бесчисленные ордена, он не питал, но и смотреть, как советский обвинитель выбивает из него все, что нужно русским, большого желания у него не было. Дождавшись перерыва, он спустился к выходу, где его ждал Олаф.

Они вышли из Дворца и неторопливо пошли по улице. Чуть сзади за ними следовал автомобиль барона.

— Ну что, — словно продолжая начатый разговор, сказал барон, — как сказал один американский господин, «этот гусь все-таки спекся»… Геринг продолжает сопротивляться, но русский обвинитель загнал его в угол.