Роберт Юнг - Ярче тысячи солнц
Еще более безопасное место необходимо было подобрать для сооружения нового уранового котла. Мюнхенский профессор Вальтер Герлах, хотя и относился к нацистскому режиму враждебно, тем не менее незадолго до конца войны принял руководство отделом ядерной физики в Государственном совете по исследованиям. Он припомнил, что в Тюбингене есть маленький живописный городок Хайгерлох, расположенный на двух крутых возвышенностях над рекой Эйях. Подобно большинству своих коллег, он часто приезжал сюда весной. Содержатель гостиницы «Лебедь» не возражал против сдачи в аренду складского помещения, сделанного прямо в скальном подножии холма, на котором стоял замок.
Здесь в феврале 1945 г. и началось сооружение нового немецкого котла.
Во всей Германии немного таких романтических мест, как Хайгерлох. В этом самом местечке, вряд ли сильно изменившемся со времен средневековья, ныне строилась новейшая немецкая энергетическая установка — атомный котел с графитовой оболочкой, содержащий уран и тяжелую воду. Каждое утро физики приезжали на велосипедах из Эхингена, расположенного примерно в шестнадцати километрах, на работу в освещенную электричеством камеру в скале. В ожидании момента, когда реактор начнет действовать, Гейзенберг поднимался наверх в церковь, архитектура которой была смесью готики с барокко, пристроенную к замку, и разыгрывал на органе фуги Баха.
«Это был наиболее фантастический период моей жизни, — рассказывает один из участников этих экспериментов. Мне никогда не приходилось так часто невольно думать о «Фаусте» Гуно и «Вольном стрелке» Вебера, как в это время, когда я находился в такой необыкновенно романтической местности». Но проведенные испытания привели только к частичным результатам. Не хватало урана, чтобы достигнуть критической точки начала цепной реакции. Урановые кубики, посылаемые из Берлина и из Ильма в Тюринген (где строился под руководством Дибнера другой атомный котел), в то время не могли дойти до Хайгерлоха.
Как только организация «Алсос» узнала, где нашел убежище Гейзенберг, полковник Паш предложил, чтобы отряд американских парашютистов опередил вступление союзных войск в Эхинген и Хайгерлох и «обеспечил» захват ученых-атомников и их записей. Но Гоудсмит тем временем, в результате изучения захваченных документов и опроса свидетелей, пришел к заключению, что такой шаг вовсе не нужен. Он поистине пророчествовал: «В том, что делается в Эхингене и Хайгерлохе, очень мало опасного, и я считаю, что германский проект не стоит даже вывихнутой лодыжки одного нашего солдата».
После того как фронт перестал существовать, полковник Паш стал опасаться немцев меньше, чем французов, в чьей зоне оккупации оказался Эхинген. Он решил прорваться туда. Наскоро собрав небольшую ударную группу, состоявшую из двух танков, нескольких «джипов» и тяжелых транспортеров, он 22 апреля 1945 г. в половине девятого утра «захватил» Эхинген за восемнадцать часов до того, как в город вступили отряды французского генерала де Латтра. В тот же день техническая группа (группа Т) Паша оккупировала Хайгерлох. Там в последнюю минуту немцы попытались вывезти урановые кубики в безопасное место. Их погрузили на повозку и спрятали в сарай под сено. Но один из германских ученых-атомников, обращавший на себя внимание тем, что всегда высказывался патриотическими сентенциями, постарался без промедления добиться расположения новых хозяев и раскрыл потайное место. Как выяснилось, часть урана похитили молодые эхингенские крестьяне, пытавшиеся впоследствии продать его французским оккупационным властям. Но французы их арестовали и присудили к строгим наказаниям за кражу. Несколькими днями позже остатки уранового котла в камере внутри скалы были взорваны союзным отрядом, несмотря на то, что Гоудсмит таких указаний не давал и был страшно этим раздосадован.
Миссия «Алсос» в процессе своей деятельности захватила восемь членов обоих институтов кайзера Вильгельма — физического и химического. Среди них — Отто Гана, открывшего явление деления ядра, лауреата Нобелевской премии Макса фон Лауэ, а также К. Ф. фон Вейцзекера. Но Гейзенберга найти не удалось. В три часа утра он на велосипеде направился в Верхнюю Баварию, где жила его семья. По дороге его чуть не арестовал фанатик-эсэсовец. К счастью, последний согласился принять взятку в виде пачки английских сигарет, довольно сложным путем попавшей к Гейзенбергу из запасов маршала Петена, который был интернирован в замке Зигмаринген, недалеко от Эхингена.
Полковник Паш и Гоудсмит снова пустились в погоню за добычей. Однако в кабинете «того, кто удрал», они в виде утешения нашли фотографию Гейзенберга 1939 г., обменивавшегося сердечным рукопожатием не с кем иным, как с Гоудсмитом. Снимок был сделан во время последнего визита Гейзенберга в Америку, в доме Гоудсмита.
В захвате Эхингена принимал участие представитель армейской разведки генерал Гаррисон. Его эмоции, когда он увидел эту «примечательную фотографию», были довольно сложными. Гоудсмит рассказывает: «Полковник и генерал вошли в кабинет Гейзенберга. Его там не было. Но первой вещью, которую они к ужасу генерала увидели, была фотография Гейзенберга и меня, стоящих бок о бок… Подстрекаемый полковником Пашем, генерал почти уже начал верить в то, что я находился в тесном общении с врагом и не заслуживаю доверия. Я, конечно, мог бы помочь ему выйти из этого затруднения, но, по-видимому, это был неподходящий момент для того, чтобы рассказывать ему относительно интернациональной «ложи» физиков».
Глава 11
Учениые-атомники против атомной бомбы
(1944–1945)
Вскоре после того, как Гоудсмит обнаружил документы Вейцзекера, относящиеся к германскому атомному проекту, он отправился однажды на прогулку с одним майором, прикомандированным к группе «Алсос» в качестве офицера связи с Военным министерством. «Разве это не отлично, — заметил Гоудсмит, — что немцы не имеют атомной бомбы? Теперь мы можем не пускать в ход своих». Ответ профессионального солдата поразил Гоудсмита. Тот, исходя из своего многолетнего опыта военного мышления, буквально пророчески заметил: «Вы, конечно, понимаете, Сам, что если у нас имеется такое оружие, то мы должны применить его».
О том же тревожились и ученые-атомники, которым приходилось читать в главном штабе Гровса детальные донесения Гоудсмита с театра военных действий. Из каждого доклада агентов «Алсоса» было ясно, что немцы не имели никаких атомных бомб. К этому времени в Гейдельберге, Целле, Гамбурге и в Тюрингии уже были захвачены все члены Уранового общества, включая, наконец, и самого Гейзенберга, которого нашли в его доме возле Урфельда. У немцев не существовало даже предварительных условий для практического создания такого оружия.
Донесения миссии «Алсос» об отсутствии у немцев атомной бомбы были, конечно, совершенно секретными. Но никакие строгие меры не могли помешать тому, чтобы эти новости распространились по лабораториям союзников и горячо там обсуждались.
Полученные сведения поставили ученых-атомников перед новой проблемой. Мотивы, по которым они начинали работу, потеряли свою силу. Могла ли быть теперь оправдана политически и морально дальнейшая работа над бомбой? Конечно, нет! Японцы, остававшиеся теперь единственным серьезным противником Объединенных Наций, были не в состоянии разработать подобное оружие. Это знали точно.
С другой стороны, было противно самому духу современной науки и техники добровольно отказываться на половине пути от дальнейшей разработки новой области исследований, какой бы опасной она ни оказалась для будущего. Поэтому нужны были новые мотивы для политического и морального оправдания продолжения работ в атомных лабораториях. И такие мотивы быстро начали находить. Они выглядели примерно так: «Если мы не будем разрабатывать это оружие и не покажем миру хотя бы путем публичных экспериментов его ужасных свойств, то рано или поздно какая-нибудь менее щепетильная держава попытается без шума, в обстановке полной секретности, производить его. Для дела мира во всем мире было бы лучше, чтобы человечество по крайней мере знало, где оно находится». Такова была, например, позиция Нильса Бора, высказанная им в ходе одного конфиденциального обсуждения. Более сильный довод для оправдания дальнейшей разработки формулировался следующим образом: «Человечество нуждается в новом источнике энергии, который мы открыли и разработали. И мы должны позаботиться о том, чтобы в будущем он использовался для мирных целей, а не для разрушения». Наиболее интенсивно эти проблемы обсуждались в Металлургической лаборатории Чикагского университета.
Центр тяжести разработок переместился в Окридж, Хэнфорд и Лос-Аламос, так что в Чикаго, где были зафиксированы первые важные результаты атомного проекта, у ученых высвободилось время для рассмотрения возможных реальных последствий нового изобретения.
