Ивлин Во - Елена
Монахини принесли немного каши, но Елена к ней не притронулась. Заметив ее неподвижный горячечный взгляд и увидев, что она вся дрожит, они пошептались между собой, и одна из них принесла сладкое питье с опиумом, которое Елену уговорили выпить. Всю последнюю неделю она почти не спала. Теперь наконец пришло успокоение, и она лежала так же тихо, как то тело в гробнице.
Всю свою жизнь Елена по ночам видела сны и каждое утро, даже в те далекие дни ее молодости, когда предстояла веселая охота, просыпалась с таким чувством, словно чего-то лишилась, — у нее на мгновение сжималось сердце, как в минуту горестного прощания. И в эту, самую печальную в году, ночь ей начал сниться сон, но, хотя она засыпала все крепче, ей казалось, что она, наоборот, пробуждается навстречу светлому дню. Она поняла, что это сновидение послано ей Богом.
Ей снилось, будто она идет одна по узкому переулку вдоль стены храма Соломона. Переулок не заполняла, как днем, толпа, вздымавшая тучи пыли, — сейчас он был пустынен, тих и залит ярким светом, как бывает на вершине горы. Елена чувствовала себя снова молодой и приветливо поздоровалась с человеком, шедшим по переулку навстречу, как будто это был кто-то из подданных ее отца, а она собралась на охоту. И когда он ответил «Доброе утро, госпожа», его слова прозвучали совершенно естественно и уместно в это утро, выпавшее из хода времени.
Человек был на вид средних лет и, судя по одежде и бороде, — правоверный иудей.
— Ты пришел, чтобы плакать у стены храма?
— Ну нет, только не я. Не смотри на этот наряд — я надеваю его время от времени, когда наведываюсь сюда, чтобы посмотреть, как тут идут дела. Я долго пробыл за границей, объездил все страны, какие только есть в мире. Это полезно для расширения кругозора. Ведь они очень ограниченные люди — эти здешние евреи. Кому это знать, как не мне, — когда-то я тоже был одним из них. У меня была маленькая лавка неподалеку, вон на той улице. Ничего особенного она собой не представляла, но очень может быть, что я так и просидел бы в ней всю жизнь, если бы римляне все здесь не разорили. И можешь мне поверить — я им только благодарен.
Елена уже поняла, что день, когда она встретилась с этим человеком, не помечен ни в каком календаре.
— Ты, наверное, очень стар, — сказала она.
— Еще бы! Ты даже представить себе не можешь, как я стар.
Она внимательно посмотрела на него и заметила, что в это утро, когда все вокруг выглядело свежим и обновленным, в нем не было ни намека на молодость. Его лицо было гладким, словно базальт, тело — коренастым и крепким, волосы едва тронула седина, но, несмотря на его веселый, чуть насмешливый тон, глаза были усталыми и холодными, как у крокодила.
— Первым, кто начал все здесь разорять, был Тит. Я вылетел в трубу. Понемножку мне удалось снова встать на ноги. Потом — новые беспорядки, и опять здесь все разорили. На этот раз я решил, что с меня хватит. Два раза — это уж слишком. И я отправился путешествовать. Временами мне приходилось нелегко, но я никогда не жалел о прошлом. Эту одежду я надеваю всякий раз, когда приезжаю сюда, потому что такой у меня обычай: куда бы меня ни занесло, я всегда стараюсь вести себя так, как там принято. В Бордо я носил галльские желтые штаны в обтяжку, в Германии — волчью шкуру. А видела бы ты, как я наряжался при персидском дворе! Нужно уметь приспосабливаться — в нашем деле только так можно добиться успеха. Видишь ли, я торгую благовониями. Клиентура у меня — лучше не бывает. Я снабжаю все первоклассные храмы. Люди знают, что я поставляю только добротный товар. Сам закупаю его в Аравии, сам доставляю куда надо. А кроме того, им нравится иметь со мной дело, потому что я, понимаешь ли, держусь со всеми уважительно. Чему бы они ни поклонялись — обезьянам или змеям, а во Фригии мне доводилось видеть еще и не такие странные культы, можешь мне поверить, — я всегда проявляю уважение к их религии. Ведь это мой хлеб с маслом. А дело мое — совсем не простое. Приходится постоянно держать ухо востро и не зевать, особенно в наше время, когда то и дело рождаются какие-нибудь новые культы и возводятся новые храмы. Вот почему сегодня я здесь. На базарах Хадрамаута было много разговоров про Иерусалим — про то, что римляне строят там новый храм. И в чью честь — в честь того Галилеянина, подумать только! Сначала это меня просто ошеломило. Словно я вдруг перенесся на триста лет назад. Ведь это из-за того самого Галилеянина я сегодня здесь.
— Ты был с ним знаком?
— Ну, в общем-то нет. У меня тогда был большой заказ от Синедриона, и якшаться с Галилеянином в такой момент было бы неразумно — повредило бы делу. Надо же, как все со временем меняется! По пути к месту казни он проходил мимо моей лавки и упал прямо напротив моей двери. Он едва мог идти. Им после этого пришлось заставить какого-то человека нести крест вместо него. Имей в виду, что этой казни я не одобрял. Я всегда говорил: живи и давай жить другим. Но не мог же я допустить, чтобы он сидел и отдыхал у меня на пороге, верно ведь? Поэтому я сразу его прогнал. «Иди, иди, — сказал я, — нечего тут сидеть. Таким, как ты, тут не место». Он только посмотрел на меня в ответ — не то чтобы со злобой, а так, словно хотел запомнить мое лицо. И сказал: «Жди, пока я не приду». В ту минуту мне показалось, что большого смысла в этих словах нет, но с тех пор я много о них думал — можешь мне поверить, времени для раздумий у меня предостаточно. Тогда мне не было еще и пятидесяти, и до сих пор я чувствую себя так, словно не состарился ни на один день. Странно, правда? Казалось бы, в моем деле человек должен знать все про все религии, но есть еще такое, что ставит меня в тупик. А считать дни рождения я перестал где-то после ста пятидесяти. До того было довольно занятно смотреть, как все кругом умирают. Но потом я как-то потерял к этому интерес. Мне все равно никто не верил, и к тому же кому приятно вести дела с человеком в таком возрасте? Клиенты считали бы, что я должен слишком много знать. А понемногу теряешь счет всему. Раньше всего — женщинам, а в конце концов — даже деньгам.
— Расскажи мне еще про тот день.
— Мне вся эта история не нравилась, — сказал торговец. — По совести говоря, совсем не нравилась. Вдруг стало темно и затряслась земля — не так уж сильно, но после этого у людей сдали нервы. Кое-кто говорил, что видит духов. Вообще какой-то странный был день. Торговля у меня не шла, так что через некоторое время я закрыл лавку и пошел посмотреть, что там происходит. Но когда я туда добрался, все, оказывается, кончилось. Тела уже снимали с крестов.
Беседуя, императрица и торговец дошли до конца переулка — дальше начиналась строительная площадка, где возводили базилику.
— Подумать только — сколько денег теперь на него тратят! Вот почему такое интересное у меня дело — постоянно случаются какие-нибудь сюрпризы.
— А что дальше было с крестом? — спросила Елена.
— Да их выбросили, все три. Они обязаны были это сделать по закону.
— Куда их выбросили — ты помнишь?
— Да.
— Я ищу Его крест.
— Ну да, если подумать, то сейчас и в самом деле должен быть большой спрос на все, что связано с тем Галилеянином, — таким он вдруг стал знаменитым и уважаемым.
— Можешь показать мне, где он лежит, этот крест?
— Думаю, что да.
— Я богата. Сколько ты за это попросишь?
— За такую мелкую услугу я с тебя ничего не возьму. Со временем она окупится. В моем деле надо быть дальновидным. Насколько я понимаю, эта новая религия способна продержаться довольно-таки долго. Ведь как обычно бывает — вот неизвестно откуда взялась религия, и скоро повсюду появляется множество святых людей и святых мест, старые храмы переименовывают, начинаются пророческие видения и паломничества. И появляются дамы вроде тебя, которым нужен не только крест, но еще и всякое другое. И тут самое главное — правильно взяться за дело, заложить добротную основу. Чтобы было несколько подлинных реликвий, которые оказались бы в хороших руках, у уважаемых людей. Дальше все пойдет как по маслу. Спрос будет такой, что никакого подлинного товара не хватит. И тут наступит мой черед. Тут все и окупится. Нет, сейчас я с тебя ничего не возьму. Буду только рад, что крест попадет к тебе. И тебе он ничего не будет стоить.
Слушая его, Елена вглядывалась в мысленные картины будущего, представлявшиеся ей так же ясно и отчетливо, как и все остальное в то залитое ярким светом утро, выпавшее из хода времени. Она видела, как святые места христианства превращаются в ярмарки, где идет бойкая торговля четками и медалями, как из неведомых еще материалов миллионами прессуют священные эмблемы, и в ушах у нее звучал гомон торговцев, зазывающих покупателей на языках, которых еще не существовало. Она видела церковные ризницы, битком набитые подделками и фальшивками. Она видела, как христиане дерутся и воруют, чтобы приобрести этот мусор. Подумав немного, она сказала:
— Ты назначаешь немалую цену. Ну, а теперь говори мне, где крест.
