Колин Маккалоу - По воле судьбы
— Когда следующее заседание? — хмурясь, спросил Помпей.
— Завтра утром. Мессала Руф созывает его с намерением избрать интеррекса.
— Так-так. А что Клодий? Что ты узнал, обедая у него?
— Он собирается распределить вольноотпущенников по всем тридцати пяти римским трибам, как только его выберут претором, — сказал Бурса.
— Чтобы потом контролировать Рим через плебейских трибунов?
— Да.
— Кто еще был там? Как они реагировали?
— Курион возражал, причем очень резко. Марк Антоний говорил мало. И Децим Брут. И Помпей Руф.
— Ты хочешь сказать, что все, кроме Куриона, одобрили идею Клодия?
— О, вовсе нет. Все были за Куриона. Он просто высказался за всех. Назвал Клодия сумасшедшим.
— Подозревает ли Клодий, что ты работаешь на меня?
— Никто ни о чем не подозревает, Магн. Мне доверяют.
Помпей пожевал нижнюю губу.
— Хм… — Он глубоко вздохнул. — Тогда нам надо подумать, как повести дело так, чтобы тебя не раскусили и завтра. Ибо на завтрашней сессии ты не очень-то облегчишь Клодию жизнь.
Бурса остался невозмутимым.
— Что я должен сделать?
— Когда Мессала Руф начнет жеребьевку, ты наложишь вето на процедуру.
— Вето на назначение интеррекса? — тупо переспросил Бурса.
— Правильно. Вето на назначение интеррекса.
— Можно спросить почему?
Помпей усмехнулся.
— Можно. Но я не отвечу.
— Клодий придет в ярость. Ему нужны выборы.
— Даже если Милон выдвинет себя в консулы?
— Да, потому что он убежден, что Милона не изберут. Магн, он знает, что ты поддерживаешь Плавтия своим влиянием и деньгами. А Метелл Сципион, который мог бы поддержать Милона деньгами, потому что он так связан с Бибулом и Катоном, сам баллотируется и тратит свои деньги на собственную кандидатуру. Клодий уверен, что Плавтий пройдет в младшие консулы. А старшим консулом станет Метелл Сципион.
— Тогда после сессии скажи Клодию, будто точно узнал, что я поддерживаю не Плавтия, а Милона.
— О, умно! — с неожиданным оживлением воскликнул Бурса. Немного подумав, он кивнул. — Клодий в это поверит.
— Ну и отлично! — весело бросил Помпей.
В дверь постучали, и он встал. Планк Бурса тоже поднялся. Вошел секретарь.
— Гней Помпей, срочное письмо, — пояснил он, поклонившись.
Помпей взял письмо, прикрывая рукой печать, и вновь вернулся к столу.
Бурса осторожно прочистил горло.
— Да? — спросил Помпей, поднимая глаза.
— Я… гм… несколько поиздержался…
— После завтрашней сессии мы это уладим.
Удовлетворенный Планк Бурса выскользнул из кабинета, а Помпей, сломав печать, погрузился в чтение письма Цезаря. Оно было коротким.
Пишу из Аквилеи, решив проблемы в Иллирии и собираясь на запад. В Италийской Галлии задержусь. Накопилось много дел в местных судах. Неудивительно, ведь я зимовал по ту сторону Альп. Но хватит болтать. Я знаю, что ты очень занят.
Магн, мои информаторы в Риме уверяют, что наш старый друг Публий Клодий, став претором, намерен распределить вольноотпущенников по всем тридцати пяти римским трибам. Если это случится, Рим пребудет под Клодием до конца его дней. Ни ты, ни я и никто другой, от Катона до Цицерона, не сможет противостоять ему. Да и ничто не сможет. Кроме, разве что, революции.
И она в этом случае действительно вспыхнет. Клодий будет побежден и казнен, а вольноотпущенникам укажут на место. Однако не думаю, что тебе и Риму нужна вся эта грызня. Намного проще не пускать Клодия в преторы вообще.
Не мне говорить тебе, что нужно делать. Но будь уверен, что я, как и все римляне, категорически не хочу видеть Клодия претором.
С наилучшими пожеланиями.
Весьма довольный Помпей отправился спать.
Следующее утро принесло новость, что Планк Бурса в точности выполнил то, что ему было приказано. Когда Мессала Руф попытался жребием определить, кому из префектов декурий надлежит сделаться первым из интеррексов, он наложил на его действия вето. Вся Палата взревела от ярости. Клодий с Милоном просто взбесились, но Бурса был неколебим.
Красный от гнева Катон кричал:
— Мы просто обязаны это сделать! Когда к новому году консулы еще не избраны, Палата должна на пять дней назначить одного из патрициев интеррексом. Потом, на другие пять дней, его сменит второй интеррекс, задача которого — организовать выборы новых магистратов. К чему идет Рим, когда любой идиот, проскочивший в трибуны от плебса, может остановить такой важный процесс?
— Правильно, правильно! — крикнул под гром аплодисментов Бибул.
Но Планк Бурса стоял на своем и вето не отозвал.
— Почему? — после собрания строго спросил его Клодий.
Бурса напустил на себя таинственный вид, озираясь для пущей важности.
— Я только что узнал, что Помпей Магн поддерживает Милона, — прошептал он.
Это успокоило Публия Клодия, но Милон, хорошо знавший, кто его поддерживает, а кто нет, отправился на Марсово поле, где задал тот же вопрос.
— Почему?
— Что «почему»? — с невинным видом переспросил Помпей.
— Магн, ты меня не обманешь! Я знаю, что Бурса — твой человек! Сам он не мог придумать трюк с вето и явно действовал по приказу!
— Дорогой Милон, уверяю тебя, что этот приказ моим не был, — довольно резко ответил Помпей. — Советую тебе поискать среди тех, с кем Бурса связан.
— Ты имеешь в виду Клодия? — опешив, спросил Милон.
— Может, и Клодия.
Большой, смуглый, с лицом бывшего гладиатора, хотя никогда на арене не дрался, Милон напряг мускулы и приобрел грозный вид. Скорее по привычке, чем с какой-либо целью, ибо демонстрация агрессивности никогда на Помпея не действовала, и это было прекрасно известно Милону.
— Ерунда! — фыркнул он. — Клодий считает, что я в консулы не пройду, и потому стоит за курульные выборы.
— И я считаю, что ты не пройдешь. Но Клодий мог в этом засомневаться. Тебе удалось снискать расположение Бибула и Катона. Я слышал, что и Метелл Сципион ничего против тебя не имеет. Он уже шепнул об этом кое-кому. Всадники Аттик и Оппий его поддержали.
— Так это Клодий стоит за Бурсой?
— Возможно, — сказал осторожно Помпей. — Но определенно не я. Что я выигрываю от его действий?
Милон язвительно улыбнулся.
— Диктаторство? — предположил он.
— Я уже от него отказался. Не думаю, что я понравлюсь Риму в этом качестве. Ты в эти дни вроде бы спелся с Бибулом и Катоном. Спроси у них, так это или не так.
Милон прошелся по кабинету Помпея, слишком крупный для этой комнаты, уставленной дорогими реликвиями разных кампаний Помпея, среди которых были золотые венки, золотая виноградная лоза с золотыми виноградинами, золотые урны, со вкусом раскрашенные порфировые чаши. Он остановился и посмотрел на Помпея, все еще спокойно сидевшего за столом из золота и слоновой кости.
— Говорят, Клодий собирается распределить вольноотпущенников по тридцати пяти трибам, — сказал визитер наконец.
— Да, до меня тоже дошел такой слух.
— Он же тогда сделается хозяином Рима.
— Правильно.
— А если он не примет участие в выборах?
— Определенно Риму будет только лучше.
— Да плевать мне на Рим! Я думаю о себе.
Помпей мило улыбнулся и встал.
— Ты тоже не будешь внакладе.
Он направился к двери. Милон пошел следом.
— Можно ли понимать это как обещание, Магн? — спросил он.
— Тебя порой посещают весьма дельные мысли, — ответил Помпей и хлопнул в ладоши, подзывая секретаря.
Не успел Милон уйти, как ему доложили о приходе нового гостя.
— Ба! Да я становлюсь популярен! — воскликнул Помпей, тепло здороваясь за руку с Метеллом Сципионом и усаживая его в лучшее кресло.
На этот раз он не пошел к столу. Квинт Цецилий Метелл Пий Сципион Назика счел бы это прямым оскорблением. А потому Помпей выбрал для себя самое невзрачное кресло и сел только после того, как наполнил две чаши хиосским вином. Таким замечательным, что Гортензий заплакал, когда у него отбирали это вино.
К сожалению, сидящий перед ним человек никак не отреагировал на такое радушие, ибо явно не обладал интеллектом, сопоставимым со своей захватывающей дух родовитостью, хотя внешне вполне соответствовал ей. Урожденный патриций Корнелий Сципион, усыновленный могущественной плебейской семьей Цецилия Метелла. Надменный, невозмутимый, высокомерный. Некрасивый, как все Корнелии Сципионы. Его приемный отец Метелл Пий, великий понтифик, не имел сыновей, и у Метелла Сципиона тоже не было сына. У него была дочь, которую он три года назад выдал замуж за Публия, сына Красса. Цецилия Метелла, предпочитавшая, впрочем, зваться Корнелией. Помпей хорошо помнил ее, ибо присутствовал вместе с Юлией на свадебной церемонии. «Очень надменная», — сказал он Юлии, а та захихикала и призналась, что Корнелия Метелла всегда напоминала ей верблюда и что ей лучше было бы выйти за Брута, обладателя такого же педантичного, претенциозного ума.
