Арчибальд Кронин - Звезды смотрят вниз
— На что они нам, Гетти, — пробормотал он. — Вдвоём гораздо уютнее.
Гетти, с искорками в глазах, рассеянно играла вилкой, замечая, что на неё со всех сторон обращены восхищённые взгляды.
— Красивый малый этот Парвис, — заметила она. — Слишком даже, до нелепости красивый.
— Он попросту осел. — Артур пристально посмотрел на аляповато-красивого юношу с вьющимися волосами, разделёнными прямым пробором.
— О нет, Артур, он премилый мальчик. Танцует великолепно.
— Самонадеянный фат! — И, ревниво сжав под столом руку Гетти, он шепнул ей: — Ведь я нравлюсь тебе больше, чем он, да, Гетти?
— Ну, конечно, глупыш ты этакий! — Гетти беспечно рассмеялась и перевела глаза на Артура. — Он только скучный банковский чиновник. И никогда не будет большим человеком.
— А я буду, Гетти, — горячо уверил её Артур.
— Ну, разумеется, Артур.
— Вот, погоди, я начну работать вместе с отцом… погоди и увидишь.
Он умолк, взволнованный внезапно мелькнувшей перед ним картиной будущего, силясь увлечь Гетти своей пылкой верой в это будущее.
— Сегодня мы заключили новый договор, Гетти, с «П. В. и К°». Замечательное дело! Ты только погоди и увидишь.
Она с наивным изумлением широко раскрыла глаза:
— Будешь загребать кучу денег?
Он серьёзно кивнул головой.
— И не только это, Гетти. А… все другое. Работать вместе с отцом в «Нептуне», как делали все Баррасы, приобретать влияние, потом подумать и о собственном семейном очаге, иметь для кого работать. Честное слово, Гетти, у меня дух захватывает, когда я подумаю об этом.
Увлечённый, он смотрел на Гетти с сияющим лицом.
— Да, это очень приятно, Артур, — согласилась она, наблюдая его с сочувственной улыбкой. В эту минуту её влекло к Артуру. Он был интереснее, чем когда-либо, с этим слабым румянцем на щеках и горящими глазами. Конечно, он некрасив, это Гетти должна была с сожалением признать: светлые ресницы, бледное лицо, узкий рот придавали ему слишком женственный вид. Никакого сравнения хотя бы с Диком Парвисом, тот — настоящий красавец. Но в общем Артур — милый мальчик, и его ждут копи «Нептун» и сундуки денег. Гетти позволила ему снова подержать её руку под столом.
— У меня сегодня так радостно на душе, — сказал он порывисто. — Сам не знаю, отчего.
— Не знаешь?
— Нет, впрочем, знаю.
Оба засмеялись. Смеясь, Гетти показывала мелкие ровные зубы, и это пленяло Артура.
— Тебе тоже хорошо сейчас, Гетти?
— Ну, конечно.
Прикосновение её хрупкой руки под столом было как бы немым обещанием, от которого у его ёкнуло сердце. Гордая вера в себя, в Гетти, в будущее, как вино, кружила голову. Он дошёл до апогея смелости. Подбадривая себя, сказал стремительно:
— Послушай, Гетти, я давно уже собираюсь спросить тебя, почему бы нам не обвенчаться?
Она снова засмеялась, ничуть не смутившись, и слабо пожала ему руку.
— Какой ты милый, Артур.
Он то бледнел, то краснел. Заговорил горячо:
— Ты знаешь, какие у меня чувства к тебе. Мне кажется, это было всегда. Помнишь, как мы играли у нас в «Холме», когда были совсем маленькими. Ты самая лучшая девушка, какую я знаю. Папа скоро сделает меня своим компаньоном… — Он остановился, чувствуя, что говорит очень бессвязно.
Гетти торопливо соображала. Ей уже и раньше делали предложения разные неоперившиеся юнцы в полумраке зал, в перерывах между танцами. Но тут было другое, тут было нечто «настоящее». Всё же её расчётливый ум подсказывал ей, что спешить не следует. Она ясно понимала, каким смешным покажется это преждевременное обручение, какие оно вызовет пересуды, язвительные намёки. Кроме того, ей хотелось хорошенько повеселиться раньше, чем выйти замуж.
— Ты такой милый, Артур, — повторила она чуть слышно, опустив ресницы. — Просто прелесть, какой милый. И ты знаешь, как я к тебе привязана. Но, мне думается, мы оба ещё слишком молоды для… ну, для официального обручения. Мы, конечно, дадим друг другу слово. Между нами всё ясно.
— Так ты меня любишь, Гетти?
— О Артур, ты же знаешь, что люблю.
Невыразимый восторг овладел Артуром. Как всегда, легко поддаваясь волнению, он почувствовал на глазах слезы. В такое счастье трудно было поверить. Он казался себе сейчас зрелым, мужественным, способным всего достичь, он готов был на коленях благодарить Гетти за её любовь к нему.
Прошло несколько минут.
— Ну что ж, — со вздохом промолвила Гетти, — пожалуй, мне пора домой. Надо посмотреть, как чувствует себя старик.
Артур взглянул на часы.
— Без двадцати пять. Я обещал отцу встретиться с ним на вокзале в десять минут шестого.
— Я провожу тебя.
Он с нежностью улыбнулся ей. Его глубоко трогала эта привязанность Гетти к нему и к больному отцу. Он с важностью подозвал кельнершу и расплатился. Оба поднялись и пошли к выходу.
По дороге они задержались на миг у столика Алана. Алан был славный юноша. Высокий, массивный, всегда улыбающийся, немного, быть может, необузданный и ленивый, но без дурных наклонностей. Он играл в футбольной команде, числился в территориальных войсках и был настолько хорошо знаком с несколькими кельнершами из бара, что называл их по именам. Увидев Артура и сестру, он, смеясь и слегка поддразнивая их, стал шутить по поводу того, что Артур бывает здесь с Гетти. Обычно Артур мучительно смущался в таких случаях, сегодня же он отражал все насмешки Алана. Он ещё больше воспрянул духом. Он ощущал в себе силу, смелость, радостную уверенность. Он знал, что никогда больше не будет терзаться из-за таких мелочей, как его манера легко краснеть, приступы апатии и усталости, все его недостатки, ревность. Парвис, «стрелявший» глазами в Гетти, старавшийся «отбить» её у него, казался ему теперь только глупым, ничтожным клерком, на которого решительно не стоило обращать внимания. Опустив на прощание остроту, встреченную громовым хохотом всей компании за столом, он закурил папиросу и галантно повёл Гетти к выходу.
Они направились на центральный вокзал. Артур плавал в блаженстве, испытывая доныне неизвестное ему горячее чувство довольства собой, как актёр, блестяще сыгравший главную роль в пьесе. Да, он хорошо держал себя. Он понимал, что Гетти хочется видеть его таким: не глупо робеющим заикой, а самоуверенным и смелым.
Они пришли на вокзал и вышли на платформу немного рано; поезда ещё не подавали, и Барраса не было. Гетти вдруг остановилась.
— Да, кстати, Артур, — воскликнула она, — я хотела тебя спросить… Зачем твой отец приезжал сегодня к моему?
Артур остановился тоже, глядя ей в лицо, совсем растерявшись от неожиданности этого вопроса.
— Это, право, странно, если подумать, — продолжала Гетти, усмехаясь. — Папа терпеть не может, чтобы кто-нибудь приходил к нему, когда он киснет, а тут он сегодня утром три раза телефонировал в Слискэйль. В чём дело, Артур?
— Не знаю, — промямлил Артур, все не сводя с неё глаз. — По правде сказать, меня самого это удивило. — Он помолчал. — Я спрошу у отца.
Гетти со смехом сжала его руку.
— Да нет, не надо, глупый. Не делай такого серьёзного лица. Не всё ли равно в конце концов?
XVII
В тот день в половине пятого Дэвид вышел из школы на Бетель-стрит и пересёк залитую бетоном площадку для игр, направляясь к выходу на улицу. Школа, которую называли «Новой» в отличие от старой, теперь закрытой, помещалась в здании из глазурованного красного кирпича на высоко расположенном пустыре, на самом верху Бетель-стрит. Полгода тому назад открытие Новой школы вызвало перемещение преподавателей во всём округе, и при этом освободилась одна вакансия для младшего учителя. Это-то место и получил Дэвид.
Школа на Бетель-стрит была некрасива. Она состояла из двух домов с общей стеной и разделялась на две совершенно отдельные половины. На фронтоне одной из них на сером камне было вырезано слово «Мальчики». Над другой такими же, большими буквами — «Девочки». Для каждого пола был отдельный вход под аркой, и эти подъезды были разгорожены острым частоколом угрожающего вида. На отделку школы пошло очень много белого кафеля, и коридоры пропахли запахом дезинфекции. В общем школа несколько напоминала большую общественную уборную.
Тёмная фигура Дэвида быстро мелькала на фоне пасмурного неба, по которому ветер гнал тучи. Он шёл так поспешно, как будто ему поскорее хотелось уйти из школы. Вечер был холодный, а у Дэвида не было пальто. Он поднял воротник куртки и почти бегом помчался по улице. Но вдруг чуть не засмеялся над собственной стремительностью: он всё ещё не привык к мысли, что он женатый человек и учитель школы на Бетель-стрит. Надо, как, говорит Стротер, начать соблюдать приличия…
Он был женат уже полгода и жил с Дженни в маленьком домике за дюнами. Найти дом, «подходящий» дом, как говорила Дженни, оказалось страшно ответственным делом. Конечно, Террасы исключались: Дженни ни за что на свете не согласилась бы и посмотреть на посёлок шахтёров, а Дэвид находил благоразумным пока жить как можно дальше от родителей. Их недовольство его женитьбой очень осложняло отношения.
