Страна Печалия - Вячеслав Юрьевич Софронов
— Думаешь, догонит нас? — поинтересовался Аввакум.
— А кто его знает. Захочет — догонит, а нет, то его дело. Казак — птица вольная, летает, где пожелает, пока с коня не сшибут, — беспечно ответил он. — Ты лучше, батюшка, скажи, день нынче какой, а то со счета уже сбился. Знаю, что Рождество скоро, а какие дни до него, и не припомню.
— Нынче день преподобного Нила Столпника, а еще Никона Сухого Печерского, мучеников Миракса, Акепсия и Аифаила, — без запинки ответил Аввакум. — Да, кажется, еще и Луки Столпника, — чуть подумав, добавил он.
У Климентия аж рот от удивления открылся, и облачко пара, выдохнутое им, поднялось кверху, словно душа отлетела от человека. Через мгновение он пришел в себя и с нескрываемым почтением спросил:
— Что же ты, батюшка, всех святых помнишь, кои до нас на свете жили? Как тебе такое дается? Теперь только и понял, что непростого человека везу. Помилуй меня, Господи, что несправедлив прежде был, не понимал, с кем дело имею.
— Ладно тебе, — снисходительно отмахнулся Аввакум, но по разлившейся на лице улыбке было понятно, похвала пришлась ему явно по душе. — Каждому свое на роду написано. Ты вот с конями ладно управляешься, вон сколько дорог изъездил, все повидал, а другому кому дано святых угодников в молитвах поминать и служить Господу каждодневно. А когда тебе твое дело по душе, то все легко получается. У меня вот с детства интерес к священнодействию был, святыми людьми интересовался. А потому имена их и дни памяти как бы сами запоминаются, в чем я тоже промысел Божий усматриваю.
Пока он говорил, Климентий не сводил с него почтительного взора и, казалось бы, совсем забыл о лошадях, которые тут же воспользовались этим и перешли с рыси на шаг. Но возница тотчас встрепенулся и слегка подхлестнул их, а потом вновь повернулся к своему седоку и осторожно задал вопрос, который, вероятно, давно мучил его:
— Скажи мне, батюшка, только не подумай, будто спрашиваю ради праздного любопытства. Святые эти, которых ты назвал, они сами свой подвиг избрали? Или им глас какой свыше был?
— Своя воля — это одно. Но все они были призваны к тому Господом нашим Иисусом Христом.
— И что же, Господь завещал? Кому в леса уйти для молитвы, а кому на столбе до конца дней своих стоять?
— Подвиги бывают разные, — пустился Аввакум в туманные рассуждения, поскольку ему не очень-то хотелось заниматься объяснр нием прописных истин человеку, весьма далекому от христианской учености. Но деваться было некуда, а потому он продолжил: — Все ими свершенное делалось не запросто так, а во имя Господа. А стояние на столбе, то подвиг потяжелее многих будет. Или ты в том сомневаешься? — И Аввакум грозно, словно древний пророк с икон, свел брови на переносье.
— Упаси господь! — Климентий для верности даже несколько раз истово перекрестился. — У кого же мне еще спросить, как не у тебя, батюшка, коль случай такой выпал? Но ты мне вот что скажи, если я завтра на столб какой заберусь и буду там неустанно молиться и спускаться откажусь, то что мне на это другие люди скажут?
Аввакум от души рассмеялся и даже слегка хлопнул пристава по плечу.
— И правильно скажут, что не своим делом занялся, — сдерживая рвущийся наружу смех, ответил он, стараясь говорить как можно серьезнее. — Так каждый захочет на столбе жить, а кто же тогда работать станет?
— И вправду, — согласно закивал головой Климентий, — не годится всем такими делами заниматься. Вот и я об этом же, как узнать, кому то позволено, а кому, как мне, к примеру, по всей Руси из края в край мотаться. На роду это мне написано, что ли?
— На роду али как, того не скажу, но коль Господь сподобил тебя этим делом заниматься, то так тому и быть.
— А почему именно это дело выпало? — не унимался любопытный пристав, которого, похоже, все больше занимал разговор.
— Потому как другого не знаешь. Кому-то тоже надобно людей в Сибирь отвозить, — теряя терпение, отвечал Аввакум. — Так что неси крест свой…
Климентий некоторое время молчал, собираясь с мыслями, а потом тяжело вздохнул и с сожалением произнес:
— Жаль, не обучен я грамоте, а то бы тоже книги священные читать начал, глядишь, в приказ бы какой на службу взяли, на царево жалованье. А то вот, в жару ли, в стужу ли, гони куда прикажут. Где только мне бывать ни приходилось за время службы своей. — И он с жаром принялся перечислять города, куда ездил по разным поручениям.
Но Аввакуму показался скучным его рассказ, и он, запахнув поплотнее тулуп, стал разглядывать места, мимо которых они проезжали, пытаясь увидеть что-то необычное, запоминающееся.
* * *
Леса, возвышавшиеся по берегам реки, становились все более густыми и мрачными. Сплошной стеной стоял ельник, который иногда сменялся желто-коричневым сосняком с прямыми, как стрела, стволами и вздернутыми ввысь шапками ветвей. Ближе к берегу чернели непролазные заросли тальника, словно спешили перебраться на другую сторону реки, да так и застыли, испугавшись водной преграды. Русло реки не было прямым, а произвольно извивалось меж берегов, избегая пустой борьбы с толщами песчаных обрывистых напластований, которые издалека казались причудливыми сказочными фигурами зверей.
— Далеко еще до Тобольска будет? — в который раз поинтересовался Аввакум, истомившись долгим ожиданием.
— К вечеру должны доехать, — не оглядываясь, сухо бросил через плечо Климентий, и Аввакум по его тону уловил, что тот обиделся на него за прерванный разговор.
«Ишь ты, курицын сын, — с раздражением подумал он, — больно обидчив. Все-то ему разъясни да расскажи, а мне это к чему?»
Но чтоб как-то расположить пристава к себе, задал малозначительный вопрос:
— Где остановимся?
— Куда определят, там и встанем. На архиерейский двор, куда же еще. Завсегда там останавливался. — Климентий обрадовался возможности возобновить беседу и стал подробно пояснять:
— Если мест на архиерейском подворье не найдется, то могут в монастырь подгорный направить. Ничего, не пропадем, Бог даст, найдем, где голову приклонить. Главное, чтоб она, голова, цела была. — И он тихонько хихикнул. — Нам бы до закрытия городских ворот успеть в город попасть, а то пойдут расспросы разные. Тут, в Сибири, с этим делом строгости большие, могут и совсем не пустить.
— А что так?
— Чего? — переспросил Климентий.
— Строгости, говорю, отчего такие?
— Как-никак, а почти что окраина государства
