Элисон Уир - Трон и плаха леди Джейн
— Он питает сильное отвращение к римской вере, — замечаю я. Мне неприятен разговор о женитьбе Тома.
— Это его учителя постарались, — заявляет Том. — Сторонники реформ, они и из него сделали закоренелого протестанта. И оттого привязанность сестры к старой религии его весьма тревожит. Ему, кажется, не терпится женить меня на леди Марии.
— А вам, милорд? — спрашиваю я со всем безразличием, на какое только способна.
— Подобный брак мог бы иметь свои преимущества, — отвечает он, — но, признаться, мне не улыбается эта перспектива. Пусть леди Мария и дочь своего отца, но она чопорная сухая старая дева, да и костлявые женщины вроде нее не в моем вкусе.
Он снова пристально оглядывает меня с ног до головы, словно говоря, что я, с моими округлыми женственными формами, совершенно в его вкусе.
— Вам пришлось бы получить согласие Тайного совета на женитьбу на леди Марии.
— Я пробовал. Они отказали. — Он виновато склоняет голову на плечо. — Это потому, что я не мог не подчиниться желанию моего государя. К счастью, я был лишен возможности сделать это.
Дневные тени удлиняются в холодном мартовском солнце.
— Обычно в это время я совершаю прогулку на свежем воздухе, — говорю я. — Вы не хотите сегодня составить мне компанию, Том?
— Ничто не доставит мне большего удовольствия, — улыбается он.
Когда мы бродим по дорожке между цветочными клумбами, Том слегка приобнимает меня за плечи и бормочет:
— Я до сих пор думаю о вас с нежностью, Кэт.
Радость вспыхивает во мне. Этого я не ожидала. Значит, он все еще любит меня.
— Я знаю, что пока рано, — говорит он, — но могу ли я надеяться, что однажды вы тоже ответите мне симпатией, как это было четыре года назад?
Его рука по-прежнему обнимает меня за плечи. Я всем телом ощущаю это прикосновение.
— Пока еще слишком рано, — говорю я ему. — Но я была бы рада видеть вас снова.
— Ничто не могло бы обрадовать меня сильнее, — отвечает он с улыбкой. — До свидания.
Три дня спустя он возвращается с букетом цветов. Он вспомнил, что я очень люблю цветы. Мы снова гуляем в садах в сопровождении моих фрейлин, следующих за нами на почтительном расстоянии. Говорим о политике, о придворных новостях, о наших общих знакомых, обо всем на свете, кроме чувств, которые испытываем друг к другу. Затем мы возвращаемся в дом подкрепиться вином и засахаренными фруктами, прежде чем Том тепло со мной прощается.
Дни становятся длиннее. Я живу по своему распорядку: руковожу занятиями леди Елизаветы, шью у себя в комнате, болтаю с фрейлинами — провожу время в надежде, что скоро снова заглянет Том.
На этой неделе он заходил еще трижды, возвращая свет и радость в мою жизнь. И чувство опасности.
— Том, — протестую я, — пойдут пересуды. Будет скандал, мне нужно думать о своей репутации. Король умер совсем недавно, люди будут возмущены тем, что его вдова, которую все считали благочестивой, развлекается с другим мужчиной.
— Ах, боже мой, если б вы и впрямь развлекались со мной! — откровенно усмехается Том.
— Как вам не стыдно! — упрекаю я его, краснея.
Вместо ответа он обнимает меня и целует в губы глубоким и долгим поцелуем. Я никогда еще не ведала такого счастья, но нас в любую минуту могут обнаружить, ибо мои фрейлины совсем близко, так что вопреки своей воле я вырываюсь и отступаю.
— Я настаиваю, чтобы мы сохраняли свою дружбу в тайне! — объявляю я.
— Дружбу? — переспрашивает Том, приподнимая бровь. — Я бы назвал это по-другому.
Он снова меня целует, и снова я вырываюсь.
— Вы пока что будете являться сюда только под покровом темноты, — распоряжаюсь я. — Дайте мне знать, когда вы придете, и я оставлю калитку в стене незапертой. Я сама впущу вас в дом.
В его глазах светится предвкушение.
— Для меня нет ничего более желанного, как приходить к вам ночью, — многозначительно говорит он.
Как бы мне хотелось признаться ему, сколь глубоко отзываются во мне его чувства, но я не смею. Вместо того я заявляю:
— Милорд! Я в возмущении от вашей дерзости!
— Ах, но она вам по душе, моя Кэт! Вам она очень нравится на самом-то деле, — бесстыдно парирует он.
— Что это с нами, Кэт? — бормочет Том, обнимая меня на скамье у камина.
Я поступилась нормами морали во имя секретности и привела его к себе в спальню. Но предупредила, что дальше скамьи ему не пробраться. Я оборачиваюсь к нему:
— Точно не знаю, но мне это нравится.
Том напрягается.
— Это любовь, верно? — говорит он, пристально глядя на меня.
— Да, — шепчу я.
Мы вдруг крепко стискиваем друг друга в объятьях, и он страстно целует меня, щупая языком мой язык. Мы не можем насладиться друг другом.
— Мне не верится, что Господь послал мне тебя, — говорю я.
— Мы должны пожениться! — заявляет Том, когда мы, задыхаясь, ослабляем наши объятья.
— Должны, — соглашаюсь я, — но не сейчас.
— Почему же, любовь моя? Мы можем держать это в секрете, а я продолжу навещать тебя по ночам. С той разницей, что, конечно, буду спать с тобой вон в той постели. Либо не спать — уж как получится. — Он игриво на меня поглядывает, а во мне вдруг поднимается тревога.
— А что, если мне случится забеременеть так скоро после смерти короля? — спрашиваю я. — Может возникнуть подозрение, что это его ребенок. Поднимется ужасный шум. Представь себе, какой будет скандал! Мы должны подождать, по крайней мере, до конца траура.
— Кэт, — уговаривает Том, целуя меня так медленно и чувственно, что я просто таю, — тебе тридцать пять лет. Для всех твоих престарелых мужей ты была, по сути дела, почетной нянькой. Подумай хоть немного о себе, о своем собственном счастье. Вообрази, каково это — иметь в постели настоящего мужчину…
Его губы и пальцы как нельзя более убедительны. Зачем лишать себя того, чего я желаю больше всего другого, говорю я себе, отбросив здравый смысл, рассудительность и соображения морали. До рассвета я и впрямь успеваю почувствовать, каково это — быть в постели с настоящим мужчиной, и соглашаюсь выйти за него замуж в течение недели.
Том, через Фоулера, передает королю записку с просьбой благословить наш брак. Набитый золотыми монетами кошелек сопровождает эту просьбу. Фоулер возвращается с радостной вестью о том, что его величество одобряет наш союз и готов держать его в тайне.
Когда апрельские почки начинают лопаться на деревьях, нас венчают в Челси. Никто об этом не знает, кроме моего капеллана и двух доверенных фрейлин. Пока что наше счастье остается тайной, ибо мы условились отложить объявление о браке до более подходящего момента. Том по-прежнему живет в своем лондонском доме, посещая меня по ночам — ах, какое счастье лежать в его объятьях! — и посылая мне каждый день письма, полные любви. Когда он приходит, у нас нет времени для разговоров. У нас есть более интересные занятия, ибо он всегда торопится, и часы, улученные для свиданий, летят слишком быстро.
Сегодня Том является в дурном расположении духа; он слишком взбудоражен, чтобы заниматься любовью.
— Они собираются посватать короля за принцессу Елизавету Французскую, — сообщает он мне. — Это возмутительно — женить его на католичке! И когда я попробовал добиться объяснений от моего братца, он лишь ответил, что это выгодно, потому что иначе нам не задобрить Францию. Мы нуждаемся в дружбе короля Генриха. «Черта с два, — сказал я. — Кому придет в голову доверять французу?» И спросил моего бесценного братца, как король примет невесту-католичку, если в его королевстве запретили мессу?
Я притягиваю Тома к себе, заставляя сесть рядом со мной на скамью, и нежно спрашиваю:
— И что же он сказал?
— Понес какую-то чушь, что вроде бы его величество заставит ее осознать свою ошибку, — отвечает Том. — Я сказал ему, что его величество этого не одобрит и предпочтет жениться на протестантке, но он разве станет слушать? Нет. Если уж он вбил что-то себе в голову, то его не переубедишь.
— Идем в постель, любимый, — зову я, обнимая его. — Сейчас мы ничего не сможем сделать. Утро вечера мудренее. У нас и без того мало времени.
— Ты права, Кэт, — устало соглашается он. — Идем в постель, дорогая. Сними-ка свою сорочку.
На рассвете Том будит меня.
— Милая, у меня созрел отличный план! — объявляет он.
— Ммм?.. — бормочу я, разомлевшая от сна и счастливая от вида его лица на подушке рядом со мной.
— Превосходный план, который принесет мне безграничную благодарность короля.
— И что же это за план? — зеваю я.
— Кэт, — говорит он, заключая меня в объятья и целуя, — в Европе, возможно, не так уж много принцесс-протестанток, как недовольно указал мне мой братец, но достойная невеста для нашего короля найдется и здесь, в Англии. Причем настоящая принцесса крови. Я говорю о дочке маркиза Дорсета, леди Джейн Грей. Самому королю она доводится кузиной.