Дмитрий Смирнов - Золотая Ладья
Даг Угрюмый уже готовил погребальные костры, а Бови Скальд протяжно запел о доблести героев, рожденных, чтобы попирать землю при жизни, удерживая на острие клинка судьбы народов, и наслаждаться вечным покоем в Глядсхейме, сидя за одиним столом с богами и предками. Но нужно было спешить. Приняв из рук Гудреда секиру и щит, Олав повернулся к Братьям, ждавшим его приказа с дрожью нетерпения в теле.
— Пора! — возгласил он. — Начнем нашу Дикую Охоту, Братья, и пусть Всеотец пошлет нам удачу!
…Уцелевшие дружинники медленно ехали следом за своим князем, направлявшимся к березовой роще, позади которой должны были дожидаться воев бежавшие из слободы селяне.
— Что ж, проповедник, ты заслужил мое уважение, — князь повернулся к монаху, покачивающемуся в седле буланого жеребца по правую руку от него. — Пора бы нам и познакомиться. Как твое имя?
— Августин, — отвечал тот. — Такое имя я получил при пострижении в монахи в честь блаженного основателя нашего монастырского устава. Но в миру меня называли Клодемером.
— А как зовут твоего спутника?
— Бьорн, — поспешил назваться послушник.
— Таким было его языческое имя, — добавил монах, бросив на послушника недовольный взгляд. — Теперь же ему следует привыкать к имени Иоанн.
— Добро, — Званимир задумчиво покрутил ус, запоминая непривычные для его слуха имена.
Отряд двигался через обширный луг, ломая копытами коней высокие стебли ковыля.
— Взгляни вон туда, проповедник! — Званимир указал рукой в сторону кряжистого серого холма, проступившего с левой стороны от густеющего темно-изумрудного пролеска.
— Что это? — заинтересовался монах. Он уже видел, что холм очень высок, имеет заостреную верхушку и отливает на солнце легким сиреневым оттенком.
— Гора Сварога, — ответил князь. — Наши волхвы и старожилы утверждают, что она возникла из искры от молота Небесного Коваля, случайно упавшей на землю нашего края в стародавнюю пору.
— Я уже заметил, что у вас много преданий о ваших богах, — усмехнулся Августин.
— Если ты странствовал по нашему краю, — спокойно промолвил Званимир, — то наверняка знаешь, что в нем нет каменных гор. Все хребты земляные. Но сейчас пред тобой настоящая каменная твердь, объяснить появление которой среди лугов и лесов непросто.
Глаза монаха заблестели.
— Я могу посмотреть на нее поближе?
— Да. Гора Сварога почитаема среди всех окрестных весей. Еще при моем деде люд приходил сюда, чтобы отколоть от нее хотя бы маленький сколок и повесить на шею, как защитный оберег. Но мой отец князь Владовид запретил тревожить покой горы. Зато с той поры воеводы проводят под ней воинские посвящения для отроков, где те получают шейную гривну ратника.
— Норманны, с которыми мы столкнулись, тоже устраивают воинские посвящения в священных местах, — припомнилось Августину. — Я видел это однажды. У людей севера множество своих ритуалов и обрядов, но все они исходят из культа смерти и приправлены изрядным количеством кровавых жертвоприношений.
— Ты сравниваешь моих родовичей с разбойниками? — Званимир нахмурил брови.
— Прости меня, князь, но мне кажется, что ты не вполне справедлив к норманнам, называя их разбойниками, — заметил монах. — Военное дело всегда связано со смертью. Невозможно сохранить рассудок, если постоянно ее бояться. И потому темные обряды этого народа необходимы его воинам, дабы смириться с нею, растворив свой страх. Другое дело, что норманны, создавая свой мир, в котором ценность жизни размыта, начинают любить смерть и стремиться к ней. Их главный бог Вотан — бог, Выбирающий Мертвых, так они его зовут, — учит брать у мертвых силу. Даже их символы, которые мы видели недавно на боевых стягах — Волк и Ворон, это существа, питающиеся мертвечиной.
Званимир нахмурился еще больше, а Августин продолжал:
— Тот, кто посвятил себя воинскому делу, сам должен быть волком, преследующим добычу, или псом, бросающимся на защиту хозяина и не думающим, как уцелеть самому. Или же пчелой, гибнущей ради своего улья. Как избавиться от страха, если смерть всегда ходит рядом? Только таким образом. Разве не этому посвящены все способы обучения воина? Я бы сравнил норманнов именно со сторожевыми псами, лишившимися своего стада и потому страдающими без должного применения. Этим объясняется их беспримерная жестокость.
— Ты не все знаешь, проповедник. Тайные воинские обряды и умения, помогающие подняться над смертью, сделав ее истоком жизни, придумали наши северные сородичи, некогда бывшие вождями в своих родах и племенах. Изгнанные со своей земли, они скитались, предлагая свои ратные услуги народам, обитавшим по берегам Варяжского Моря. Они первыми создали воинские общины, которые пополнили люди, бежавшие с заката от твоих соплеменников. Примером сему могут служить саксы, многие из которых до сих пор поклоняются Богу Смерти.
— Ты говоришь про Кродо! — вдруг воскликнул молодой послушник, дерзко вмешавшись в разговор. — Его каменных изваяний и сейчас много на побережье.
Теперь помрачнел монах.
— Культ этого страшного божества до сих пор проникает в земли, принадлежащие Каролингам, — сказал он. — Указом Карла поклонники Кродо в Саксонии подлежат смерти, а изображения и алтари его истребляются. Я никогда раньше не думал, что этот пугающий образ пришел к нам от словенских племен.
— Имя Повелителя Битв, почитаемого среди закатных людей, происходит от слова «Крада» — погребальный костер воина, павшего смертью героя, — растолковал Званимир. — Мои сородичи посвятили пришлых: саксов, данов и свеев — в некоторые свои обряды и умения, однако они не могли передать им истинное предназначение воина. Поэтому набежники вроде парней, нанятых Сбыславом, выучились только убивать и любить смерть, но не понимать, для чего она нужна. Теперь эти люди скалистых земель полагают, что рождены для того, чтобы помыкать другими народами, обращая их в рабов. Они всем несут свой закон Силы, позабыв, что без своих наставников до сих пор прятались бы от врагов в пещерах и лесах, словно зайцы, преследуемые охотниками. Силы у урман ныне много и ратиться они научились изрядно, мы это видели. Немудрено, что наши единокровники вынуждены бежать с побережья, изгоняемые этими любителями быстрой наживы и смерти. Теперь, боюсь, урмане уже не остановятся ни перед чем. А у наших людей еще осталось что-то святое, через что они не готовы переступить…
— Куда теперь? — спросил Осколт, второй десятник. — Домой?
— Сперва найдем селян. Я перед ними виноват, надо бы расплатиться. Потом выдам каждому из добычи по гривне на отстройку слободы. Освободил бы и от податей, да они уже и так свободны о них, — усмехнулся князь.
— Урмане от нас не отстанут, — покачал головой Кандих. — Им нужна Золотая Ладья, без нее они не вернутся.
— Тем больше причин ехать к селянам, — заметил Званимир. — Розлега, скачи к Молнезару. По моим прикидкам, его гридни должны быть где-то на подходе.
Молодой ратник кивнул и поворотил коня на Полдень. Остальные двинулись на Восход.
Рогдай ехал чуть в стороне от остальных, предаваясь мрачным размышлениям. Он перестал понимать, что он тут делает, зачем покинул родной Воронец, почему бросил тех, с кем не так давно уже решил связать свою дальнейшую жизнь… Теперь наверняка вои Олава считают его презренным предателем, навроде Кандиха. Стало быть, путь назад ему заказан…
Неожиданно на плечо мерянину легла рука. Он вздрогнул и посторонил коня, увидев рядом с собой Кандиха. Молодого варна Рогдай считал главным виновником всех своих нынешних бед.
— Напрасно ты так, — заговорил тот не с осуждением, а с сочувствием. — Не вини себя, и меня тоже не обвиняй.
— Но ты же сам захотел идти с урманами! Ты сидел с ними за одним костром, ты ел из одного котла! — вскричал Рогдай так громко, что даже князь обернулся. Мерянин торопливо прикусил язык.
— Да, — признал Кандих. — Пока они не решили лишить жизни человека, которого я полагал спасителем своего народа. И что мне было делать? Разве можно купить человека куском мяса? Или за то, что они бросили мне этот кусок — я должен быть им вовек благодарен, как пес? Нет, я согласен с проповедником: они псы бродячие, лишенные хозяина. Псами и умрут. В свое время я побывал в разных племенах, где долг мой заставил меня много всего выглядывать и выпытывать… — варн на всякий случай понизил голос, покосившись на монаха. — Все это началось после того, как франки натравили на нас многих вождей склавинов, подобно тому, как ныне пытаются натравить радимичей. Наши правители озаботились настроениями в народе и в соседних племенах. Они стали засылать доглядников в ближние и дальние рода и общины, дабы узнать, чем и как живут разные люди, чего и от кого стоит ждать.
— Зачем ты мне это рассказываешь? — в глазах Рогдая отразилось недоумение.
