Виктор Поротников - Батыево нашествие. Повесть о погибели Русской Земли
– Ладно, – Георгий милостиво кивнул огнищанину, – давай послушаем этого наглого гонца, вели страже пропустить его.
Сулирад почтительно поклонился Георгию, затем поспешным шагом подошел к двери, возле которой княжеские гридни кое-как скрутили ретивого рязанца, держа его за руки и за волосы.
– Ну, строптивец, везет тебе сегодня, – сказал Сулирад с добродушной усмешкой. – Князь Георгий желает тебя выслушать. Идем!
Повинуясь приказу огнищанина, стражи отпустили рязанца, который оправил на себе помятую одежду, подобрал с полу шапку и двинулся следом за Сулирадом к великокняжескому столу в глубине зала.
Гости, притихнув, с любопытством разглядывали гонца, по красному обветренному лицу которого было видно, что он проделал далекий путь верхом на коне. Гонец был крепкого сложения, с густыми светло-русыми вьющимися волосами и небольшой бородкой. На вид ему было около тридцати лет.
Рязанец отвесил сидящему за столом Георгию низкий поклон.
– Молви, с чем приехал, – сказал Георгий, неприветливо взирая на гонца.
– От рязанского князя Юрия Игоревича прискакал я во Владимир, – промолвил гонец, комкая в руках шапку. – Безбожные татары к землям нашим подвалили в великом множестве. Юрий Игоревич с братьями пытался миром урядиться с Батыем, но послы рязанские были перебиты татарами в Батыевой ставке. Там же был убит старший сын Юрия Игоревича. Князья рязанские собрали полки и выступили на татар к Черному лесу.
Юрий Игоревич просит тебя, княже, выйти к нему на помощь иль выслать войско хотя бы. – Гонец поднял свои усталые глаза на князя Георгия. – Юрий Игоревич умоляет тебя не медлить, ведь татар подождать не заставишь!
В гриднице повисла гнетущая тишина, даже скоморохи сняли свои увешанные бубенчиками колпаки, чтобы ненароком не раздался звон.
И в этой глубокой тишине прозвучал надменный голос владимирского князя:
– Не медлить?.. Ишь ты, быстрый какой!.. А скажи-ка, посылал ли Юрий Игоревич гонца в Чернигов?
– Гонец в Чернигов был послан еще раньше меня, – ответил рязанец. – Но известий оттуда пока нету.
– Ну, а ежели я вовсе не выйду, сам не выйду и войско не вышлю, что тогда? – Георгий горделиво усмехнулся. – Черниговские Ольговичи не торопятся помогать Рязани, а почто я должен спешить?
– Плохо, князь: все рязанцы потонут в крови! – проговорил гонец, потупясь угрюмо. – Как покончат татары с Рязанью, сразу двинут сюда, во Владимир. Ту же самую чашу ты выпьешь!
– Возвращайся домой, посланец! – сурово промолвил Георгий. – И передай рязанским князьям, что мы еще не забыли, как они разоряли окраины наши. Мы с братом Ярославом проучили их в свое время… Так пусть же теперь татары их накажут за те же бесчинства! – Георгий сделал паузу и продолжил: – Обо мне же, приятель, беспокоишься напрасно! Коль татары посмеют сунуть нос в мою вотчину, проучу их жестоко! Засею их костьми все поля вокруг Владимира!
– Что ж, княже, пируй и веселись, покуда татары далече! – Гонец с дерзкой ухмылкой взглянул на Георгия. – Токмо помяни мое слово: придет злая пора и во Владимир, станешь и ты звать на помощь, но останется твой зов без ответа. Прощай!
Громко топая сапогами, рязанец удалился из пиршественного зала.
Георгий встал со своего места с чашей в руке и провозгласил здравицу в честь прекрасных юных саксонских невест, которые прибыли во Владимир из далекого далека, чтобы осчастливить его брата и племянника.
Гости дружно осушили свои чаши вслед за великим князем.
Святослав едва пригубил хмельного меду из своей чаши, который вдруг показался ему не сладок, как прежде, словно ушедший рязанский посланец отравил его горечью слов.
– Не меды бы сейчас распивать, брат, – мрачно обронил Святослав. – Полки бы надо двигать к рязанцам на выручку! А то ведь дождемся…
– Мне лучше знать, что надо и чего не надо! – резко оборвал брата Георгий. – Твое дело ныне улыбаться Люневинде, а про все остальное забудь, братец! Я выше всех сижу и дальше всех гляжу. Вон Ярополк ни о чем не тужит, поглядывает на свою невесту, а та с него глаз не сводит! Гляжу на них, и душа радуется!
Скоморохи наконец запели свои веселые припевки, сопровождая все это жонглированием яблоками и деревянными шарами, кривляньями и прыжками через голову. Обширный покой наполнился громкими звуками бубнов, гудением дудок и рассыпной дробью трещеток.
Однако озорные песни скоморохов, их фокусы и шутливые проделки не пробудили в гостях того веселья, какое обычно возникало на застольях при появлении бродячих лицедеев. Бородатые бояре, забыв про меды и разносолы, тревожно переговаривались друг с другом, даже боярские жены поникли и нахмурились, слыша краем уха речи своих мужей. Татары близко, а они тут пируют!
Часть вторая
Глава первая. Отчаяние и скорбь
Это неудачное для рязанцев сражение у Черного леса стало для боярина Бронислава сильнейшим потрясением, какого он, пройдя через многие битвы, доселе не испытывал никогда. Свист татарских стрел и боевой клич мунгалов отпечатались в мозгу Бронислава как некое сатанинское бедствие, от которого ни щитом не заслониться, ни мечом не отбиться. Многочисленность мунгалов, и поразительное умение действовать слаженно и стремительно как при нападении, так и при отступлении произвели на Бронислава неизгладимое впечатление. Бронислав впервые увидел, чтобы такое множество ратников полегло в сече не от вражеских мечей и копий, но от стрел. Длинные татарские стрелы с близкого расстояния пробивали любой панцирь, любую кольчугу… Меткость татарских лучников превосходила все виденное ранее Брониславом во время походов рязанцев на булгар, половцев и мордву.
От поголовного истребления рязанскую рать спасли лесные дебри и наступившие сумерки. В пеших рязанских полках ратников уцелело меньше половины, такое же положение было и в конных сотнях. Из двух сотен дружинников покойного Федора Юрьевича после сечи осталось в живых около шестидесяти человек. Из семидесяти гридней молодого Давыда Юрьевича живыми до спасительного леса добрались лишь двадцать воинов. Как ни прикрывали в битве гридни своего юного князя, все же не уберегли его от смертельного удара копьем.
– Ну вот, брат, можешь теперь без помех вернуть Саломею в свой дом, – сказал Брониславу его брат Яволод во время недолгой стоянки в лесу, когда была проведена перекличка в поредевшем рязанском войске.
На этой же стоянке скончался от ран тысяцкий Вериней, старший брат Яволода и Бронислава.
К полуночи измученные русские полки добрались до затерянной в лесу деревни Ярустово.
Здесь состоялся военный совет, на котором единство рязанских князей рассыпалось в прах.
Брат рязанского князя Олег Игоревич и сын муромского князя Олег Юрьевич решили от Ярустова вести остатки своих полков в Белгород. Олег Игоревич был крайне недоволен тем, что Юрий Игоревич проявил излишнее безрассудное упрямство, не вняв его предостережениям.
– Чего же ты добился, брат? – сердито вопрошал Олег Игоревич. – Батыгу убить не удалось, тело Федора не отыскали, полки наши разбиты… Что теперь делать?..
Юрий Игоревич угрюмо отмалчивался.
Олег Юрьевич заявил, что уходит домой в Муром, чтобы достойно похоронить прах своего отца. Для двадцатилетнего Олега Юрьевича эта сеча с татарами стала первым его далеким походом. В сражении он показал себя храбрым воином, но гибель отца и многих старших дружинников надломила неопытного юношу, который не привык обходиться без отцовских советов.
Юрий Игоревич не пытался удерживать брата и упавшего духом Олега Юрьевича. Первый рассчитывал отсидеться за стенами своего удельного града Белгорода, второй по молодости лет совершенно не годился в полководцы.
От Ярустова полки, оставшиеся под стягами Юрия Игоревича, лесными дорогами к рассвету следующего дня добрались до Исад. Здесь братья Глеб и Кир Михайловичи объявили, что уходят к Пронску. Им нужно было позаботиться о погребении павшего в сече Всеволода Михайловича, а также подготовить Пронск к обороне от Батыевой орды. Пронск был немногим меньше Рязани, имея мощные валы и стены, поэтому Глеб и Кир надеялись переждать татарское нашествие за сильными укреплениями Пронска.
К Рязани оставшееся войско подошло на исходе дня.
Боярин Твердислав, державший главенство над оставшимися в Рязани ратниками, приказал открыть Исадские и Пронские ворота.
При свете факелов в город вступило скопище усталых израненных воинов. Кто-то шагал, тяжело опираясь на копье, кто-то держался за плечо товарища. Наиболее ослабевшие от ран ратники ехали верхом на лошадях. Кто вообще не мог двигаться, тех везли на санях на залитой кровью соломе.
Толпившиеся у ворот горожане забрасывали вернувшихся из сечи воинов вопросами:
– С чем воротились, соколики?
– Чем завершилась битва с нехристями?
– Татары-то где?..
