Побег в Тоскану - Кэт Деверо

15

Стелла

Начало лета выдалось очень тревожным, но особенно мне запомнился день, когда Акилле убил немца.

Стоял теплый майский вечер. Совершенно обычный по меркам того времени. Я доделала уроки и теперь отскребала кухню, заранее принимаясь за домашние обязанности грядущего дня. Акилле уехал по какому-то делу в Санта-Марту. Мать несла свою обычную вахту в задней комнате, а отец заканчивал приготовленный мною ужин. Оба мы не спускали глаз с кухонных ходиков: приближался комендантский час, а появление на улице после комендантского часа каралось смертью. Как и многое другое.

– Может, пойти проведать маму? – спросила я. Минутная стрелка ползла по кругу.

Отец покачал головой:

– Лучше не тревожить ее.

Я протянула руку, чтобы забрать пустую тарелку, и отец коротко сжал мне локоть.

А потом мы услышали звук, которого ждали с таким трепетом, – гнусавые завывания мотора. И затем крик матери, но на этот раз не радостный. Мать кричала от ужаса. Дверь распахнулась, и вошел Акилле; мать следовала за ним по пятам. Красный платок брата сбился на сторону, грудь рубашки была в крови.

– Это не моя. Кровь. Кровь не моя. Отстань! – огрызнулся Акилле, когда мама потянулась к нему. – И чего суетиться. Оставь меня в покое – и все. Пожалуйста.

Отец поднялся из-за стола. Мать протиснулась мимо Акилле и зарылась отцу в подмышку, как напуганный ребенок.

– А ну-ка, рассказывай, в чем дело. – Когда отец говорил таким тихим, твердым голосом, спорить с ним не следовало.

Акилле набрал в грудь воздуху, и дело начало проясняться. Он возвращался из Санта-Марты, когда услышал безошибочно опознаваемый треск мотоцикла «БМВ» и понял, что его преследует немецкий мотокурьер.

– В ту минуту я мало что мог сделать. Мотоцикл у него мощнее, мы ехали по прямой, вздумай он выстрелить – выстрелил бы без труда. Я надеялся, что мы просто едем в одном направлении. На перекрестке я свернул налево и двинул на север. Что, думаю, он будет делать? А он свернул следом за мной. Я снова налево – и он налево. Тут я и понял, что он у меня на хвосте.

– А чего ты ожидал, расхаживая в этой своей красной тряпке? – вставила мать.

Оставив ее слова без ответа, Акилле продолжал:

– Я понял, что надо держаться в холмах, на проселках. Тогда у меня будет преимущество, хотя я понятия не имел, что оно мне даст. Так что я все поворачивал направо-налево, он за мной, а потом я увидел указатель Сан-Аппьяно – и сообразил, что делать.

– Дома Росси. – Судя по голосу, отец уловил мысль Акилле.

Тот кивнул:

– Дома Росси.

Заметив, что мы с мамой в недоумении, брат пустился объяснять. Возле городка Сан-Аппьяно, по ту сторону от лагеря монархистов, было нечто вроде поселка-призрака – заброшенная ферма, которая принадлежала одной семье, обанкротившейся еще в двадцатые годы. Вдоль узкой дороги, тянувшейся через поселок, теснились выстроившиеся в ряд домики, – там когда-то жили работники. Тротуара не было, двери выходили прямо на дорогу.

– Мы с Энцо и Сандро часто там играли, – рассказывал Акилле. – В общем, когда поворачиваешь на ту дорогу, поворот не просматривается, а первый из домишек стоит слишком близко к дороге. Если об этом не знать, то ничего хорошего тебя не ждет. Я-то, конечно, про этот дом знал, а он – нет. Не мог знать.

Лицо брата оживилось. Несмотря на потрясение, он начинал испытывать удовольствие от собственного рассказа.

– Я хотел убедиться, что он так и едет за мной, поэтому особенно не гнал. Даже удерживал сцепление и несколько раз газанул, чтобы мотоцикл взревел, – пусть думает, что у меня проблема с переключением скоростей. Он купился, погнался за мной и въехал прямо в угол.

– Х-ха! – гаркнул отец. – Молодец!

– Ему здорово досталось, – продолжал Акилле. – Перелетел через всю дорогу и оказался под собственным мотоциклом. Он, наверное, все равно бы умер, но я устроил так, чтобы он умер наверняка. – Его рука потянулась к висевшей на поясе кобуре, в которой он носил «беретту» армейского образца. – Наверняка, – повторил он.

Несколько минут все молчали. Списки наказаний мы знали наизусть. За каждого немца, убитого партизанами, на виселицу должны отправиться десять человек. Перед глазами встала картина, которую я видела в Кастельмедичи.

– Что ты сделал с трупом? – спросила я.

Все трое посмотрели на меня так, будто я взялась неведомо откуда. По-моему, они вообще про меня забыли.

– Мне удалось оттащить его от дороги и закидать ветками. Если повезет, то до него скоро доберутся кабаны. Его каску и жетоны я тоже забрал.

– А мотоцикл? – спросил отец.

– Припрятал в одном из заброшенных домов. И винтовку тоже. Потом вернусь и заберу… когда все уляжется. Ты бы видел этот мотоцикл, папа. Это просто что-то.

– Здесь ты все это держать не будешь, – запротестовала мама. – Если немцы найдут, нам всем конец.

– Значит, спрячу в другом месте. На холме есть заброшенный сарай…

– Ну хватит, – оборвал отец. – Какой смысл обсуждать все это сейчас. Подождем, посмотрим, какие будут… – Он прочистил горло. – Какие будут последствия. А теперь, Акилле, приведи себя в порядок. Надо отстирать кровь с одежды.

Мать кивнула:

– Стелла, согрей воды, брату надо вымыться. А рубашку я замочу. Давай сюда. – Она протянула руку, Акилле безропотно снял рубашку и отдал ей. Мать поспешила прочь, неся рубашку в вытянутой руке, отец вышел следом за ней.

Я не могла смотреть на Акилле. Мне казалось, что я или заору, или кинусь на него с кулаками. Подойдя к раковине, я стала набирать воду в большую кастрюлю, чтобы согреть ее на плите, как вдруг за спиной у меня послышался звук, похожий на тихое подвывание. Я обернулась.

– Стелла… – Акилле был белым как бумага. – Стеллина, я… я… – Лицо у него сморщилось, и он по-детски протянул ко мне руки.

Конечно, я подошла к нему. Подошла и обняла, и он плакал, содрогался и говорил: прости, я не хотел, чтобы кто-нибудь оказался в опасности. Но одна лишь мысль билась у меня в голове: почему, почему ты, глупый мальчишка, не дал ему умереть самому?

* * *

Потянулись страшные дни. Акилле, как всегда, уходил на задания, но домой возвращался уставшим и напуганным, а не воодушевленным. Я никогда еще не видела, чтобы он так боялся, теперь брат вздрагивал от малейшего шума, а двигался так, будто его гнула к земле неподъемная тяжесть. Поначалу он даже отказывался брать с собой пистолет. Мне пришлось умолять его, чтобы он уходил на задания