Театр тающих теней. Словами гения - Афанасьева Елена
— А сеньор Тиензу даже пришел в сознание, но бормотал что-то нечленораздельное.
— Еще бы! Такие пируэты в его-то возрасте!
— И опросить его полицейские не смогли. Врачи велели все следственные действия отложить до вечера, пока его в чувство не приведут.
— А профессор? Нашли Профессора Жозе?
— Так и не нашли, — разводит руками Мануэла, а дочка усмехается.
— Где уж им найти! Полицию и скорую впустили, и ворота нараспашку — закрыть они, видите ли, забыли! — говорит по-русски дочка, чтобы не обидеть консьержку. — Когда заметила, что около бассейна что-то творится, пошла вниз и, спускаясь по лестнице, заметила, что ворота открыты.
— И как долго ворота были открыты? — спрашиваю уже по-английски.
Мануэла пожимает плечами.
— Как долго скорая и полиция здесь пробыли?
— Минут пятнадцать уж точно!
— И все это время ворота были открыты?
За это время не то что беглый профессор, а все принудительно запертые в «Барракуде» постояльцы могли испариться.
— А записи смотрели?
— Не успели. Кот Маркус прибежал и начал орать, звать на помощь.
Спасибо, кот! Сама бы я не поднялась. Голова все еще кружится. Мануэла и дочка с двух сторон поддерживают.
Снова заходим в комнату консьержки, перематываем запись камеры около главного въезда. Видно, как серый «Форд» срывается с места, на большой скорости проскакивает распахнутые ворота и исчезает за поворотом. Кто за рулем, на записи не видно.
Кто уехал? Ограничения на передвижение введены для всех, кто находился в «Барракуде» в момент преступления. Первого преступления. А уж если и второго сегодняшнего, то и подавно.
Но кто-то выехал за ворота. Значит, сбежал. Нужно пересмотреть запись камеры центрального холла за то время, пока я была внизу.
Перематываем. Еще чуть! Да, отсюда!
Видно, как я выхожу из этой комнаты и иду к левой лестнице, ведущей в подвал. И буквально через минуту с правой лестницы из подвала появляется Профессор Жозе. Значит, правильно я догадалась, искать его нужно было в подвале. Но…
За минуту разницы между моим спуском вниз по левой лестнице и тем, как он вышел из правой, я все нижнее помещение обойти не могла и получить от профессора по голове не успела бы. Он вышел до того, как меня ударили. Значит, ударил меня не он. Или все же кот задел прислоненную к стене доску?
Проматываем запись дальше. Вот Профессор Жозе идет от правой лестницы к лифту своего блока, но, не дойдя, возвращается, подходит к панорамному окну и… быстро идет к выходу из здания.
— Заметил, что ворота открыты!
Профессор Жозе не готовился к побегу, в руках ничего нет, и вдруг увидел открытые ворота. А милые полицейские «Общей полиции», которую положено вызывать «не на труп», профукали, все дружно подались к «не трупу», а ворота оставили открытыми. И вот результат. Главный подозреваемый исчез. И где они теперь его искать будут?!
— Полицейские номера его машины знают? В розыск объявили? — вслух задаюсь я вопросами, но, похоже, в пустоту. Мануэла разводит руками, а дочка, убедившись, что я цела, уже исчезла из комнаты консьержки и вернулась к своим делам.
— Надо полиции номер и марку машины профессора сообщить! — настаиваю я. — Они же эту запись не видели.
Мануэла уходит, чтобы сообщить, но что-то мне подсказывает, что при оперативности здешней полиции в розыск машина профессора объявлена будет не скоро. Следовательно, не скоро найдут подозреваемого, установят его вину и нас всех выпустят из заточения.
Возвращаюсь в свои апартаменты, где дочка продолжает ругаться с кем-то в зуме — у нее свои страсти. Сажусь к ноутбуку с незаконченной заявкой на сценарий, но… Вспоминаю — Профессор Жозе зонтиком записывал что-то на влажном от полива песке около апельсиновой аллеи. Что он там писал?
Спускаюсь вниз — раскаленное полуденное солнце, похоже, светило именно в эту сторону. Песок высох, следы записанного не видны. Обидно. Вдруг вся секретная информация в этом высохшем от раскаленного солнца песке?
Снова возвращаюсь к компьютеру. Дочь закончила свои онлайн-препирательства, настроение у нее явно не лучшее, сейчас не стоит расспрашивать, что за неприятности, не расскажет, только еще больше закроется. Чтобы отвлечь, рассказываю про исчезнувшие записи на песке.
Дочка слушает невнимательно, явно в своих мыслях. Невпопад отвечает:
— Распылитель попробуй.
— Так я гладить не собиралась.
— На высохший песок распылителем побрызгать. Струей воды все собьешь, а распылителем нет.
— Профессор записал и потом ногой затер.
— Если следы от зонта были глубокие, он затер только верхний слой, который и успел просохнуть, он от воды осядет, и более глубокие следы проступят.
Ей и самой интересно, получится ли. В шкафу рядом с утюгом и гладильной доской находим распылитель, наливаем воду, спускаемся вниз.
Осторожно, чтобы не сбить слой подсохшего песка, опрыскиваем то место, где зонтом чертил Профессор Жозе. Вода попадает на сухой песок, впитывается, песок становится темным и влажным и проседает… открывая какие-то знаки. Еще и еще немного. Проступают цифры.
37’00’23 (или это 8?) / 8’56’…
И дальше не проступает, глубже стерто, очевидно, Профессор Жозе стирал справа налево и в этом месте нажим ноги был сильнее.
Из главного входа выходит британский адмирал Кинг, странно на нас косится. Отвернется от нас и поворачивается вновь, не может понять, чем это мы заняты. Вышедшая следом за ним Мануэла что-то быстро говорит по-португальски, спохватывается, переходит на свой английский, вместе с адмиралом приближаясь к нам.
По мере их приближения разбираю имя «Жозе» — явно консьержка рассказывает о сбежавшем профессоре и ведет своего собеседника дальше к воротам. Но тот на мгновение останавливается около нас с дочкой, гадающих, что за набор цифр это может быть.
— Широта и долгота, — говорит адмирал Кинг как нечто само собой разумеющееся. — Только часть записи затерта.
И продолжает свое следование дальше по апельсиновой аллее.
— Точно, мам! Как сами не догадались? Геолокация, — кивает головой дочь и фотографирует проступившую на промокшем песке надпись. И я фотографирую, нужно поискать по картам, где все это.
Мануэла, отставшая от адмирала, взволнована.
— Как это неожиданно! Профессор Жозе Кампуш преступник! А с виду такой приятный человек.
Еще Мануэле кажется, что она видела движение на балконе пентхауса, где быть никого не должно.
Конечно же русский oligarkh тайно пробрался в свой пустующий пентхаус! Какое же убийство на краю континента без русского следа! Разумеется, олигарх из России специально тайно прилетел, чтобы сбросить с крыши прямо рядом со своим пентхаусом тихого португальского пенсионера!
Это примерный смысл скоропалительной тирады, которую выдает моя дочь на смеси русского и хорошего английского, который не успевает понять Мануэла. Но последнюю фразу она, кажется, разобрала.
— Не такой уж он тихий пенсионер! — многозначительно произносит консьержка. — Он из ПИДЕ…
— Гэбэшник то есть, — переводит португальские смыслы на наши понятия дочь.
— Откуда вы знаете, что пострадавший старичок из спецслужб? — уточняю я. — Обычно свою причастность работники спецслужб во всем мире не афишируют.
— Он моего мужа когда-то вербовал, — вздыхает Мануэла. — В те времена у нас всех вербовали. — И спохватывается: — Меня — нет!
Завербовал ли пострадавший старичок Тиензу ее мужа, не уточняет, но вздыхает, будто решается, сказать или нет.
— И потом… — Еще раз вздыхает. — И потом, здесь много отставников ПИДЕ живет.
В ответ на наши с дочкой удивленные взгляды поясняет:
— Строительство частного жилья в прибрежной океанской зоне запрещено. Чтобы разрешили «Барракуду» из отеля, под видом которого она строилась, в жилой комплекс превратить, серьезная протекция сверху была нужна. Хозяин нашел «крышу» в спецслужбах и потом часть апартаментов за бесценок отдал «куда надо», а там нужным людям раздали, в том числе и ветеранам, «за былые заслуги».
