Валерий Волошин - Ленинград — срочно...

— Сережа!.. — остановила его Казакова.

Осинин оглянулся. Она стояла в накинутой поверх белого халата шинели, без шапки, и легкий ветерок трепал ее серебристые волосы.

— Простудишься! — обеспокоенно воскликнул Осинин.

— Ты разве не знаешь, что мы — медики, не болеем? — засмеялась Нина. Потом насупилась и с обидой в голосе сказала: — Я тебя давным-давно жду, а ты, выходит, только сейчас «со-ску-чил-ся»… Ладно, знаю, как ты занят!

— Да я и теперь спешу: в радиомастерской ждут, на «шестерку» надо собираться, — промямлил Сергей. — А о тебе я… — Он хотел сказать «всегда помню», но не решился. — Понимаешь, настроение какое-то такое, весеннее, что ли. Солнышко пригревает, а тут Бондаренко чего-то на меня напустился.

— Поэтому ты вспомнил обо мне. Придется попросить майора, чтобы он чаще тебя «на ковер» вызывал. Иначе, скажу, Осинина никакими силами в медпункт не заманишь.

— Точно так. А я буду знать, что как только комбат мне всыпал, значит, ты меня ждешь и пора бежать на свидание…

— О! Легок на помине. — Нина увидела идущего по тропинке Бондаренко и тихонько добавила: — Чего это он каждый день в медпункт наладился заглядывать?.. Не то что некоторые, — с укором посмотрела она на Сергея.

Бондаренко подошел, поздоровался с Ниной, а Сергею сказал:

— Пилюли понадобились, что ли? Ишь, красный как рак… Что, доктор, серьезная у него болезнь?

— Думаю, серьезная, — строго ответила Нина, — но таблетки не помогут.

— Что такое? — тотчас встревожился Бондаренко.

— Успокойтесь, товарищ командир, я пошутила. Инженер здоров. Он просто так заглянул. А что, нельзя? — внимательно посмотрела она на комбата.

— Выходит, я помешал, — усмехнулся Бондаренко. — Тогда извините. Зайду в другой раз…

— Я тоже пойду, — голос Сергея стал тусклым.

— Хорошо, Сережа, иди, — согласилась Нина. — Навещай, буду рада, — и скрылась в дверях домика. Она поняла, отчего расстроился Осинин…

«Нет, надо обязательно объясниться с Бондаренко!» — подумала Казакова, приподняв марлевую занавеску на окне и глядя на удаляющегося Осинина.

Но когда вновь появился Бондаренко, Нина ничего ему не сказала. Так и сидели они молча друг перед другом. Минут через пять майор ушел…

— Комиссар, у Осинина с Казаковой роман, что ли?

— Гм-м, не замечал, командир. До романов ли теперь?

— А почему бы и нет. Что, разве мы уже и не люди? Вот скажи, почему ты до сих пор холостяк? Тебе ведь за тридцать пять давно перевалило?

— Э-э, Борис, разве это беда? Не успел жениться до войны. И теперь рад, а то сейчас бы мучился, беспокоился, как там жена, дети. Ничего, победим, выберу невесту…

— Что ж, может, и верно. Но бывает ведь так: вдруг понравится человек, и ничего с собой поделать не можешь… хотя есть жена.

— Если честно, то я к этому плохо отношусь: легкомысленных отношений не люблю…

Из отчета о боевых действиях войск Ленинградской армии ПВО:

«…В конце апреля противник произвел четыре крупных налета. Однако и они не увенчались успехом… Их главный объект — вновь корабли Краснознаменного Балтийского флота. Истребители и зенитчики сбили 38 и подбили 19 самолетов врага. Корабли не понесли урона… Установки РУС-2 заблаговременно оповещали о появлении бомбардировщиков на подступах к городу…»

Глава XI

— Рад тебя видеть, Герд! Как и обещал, прибыл в твое распоряжение.

— Господин гауптман, вы опоздали.

— Не понимаю… почему опоздал? Ровно десять. И вообще, Герд, что за официальный тон, ведь мы одни?

— Пока что одни. А опоздали вы, господин гауптман, в своей работе. Как ни печально, но вам придется теперь отвечать за это.

— Ничего не понимаю! Что за намеки? Объясни.

— Не прикидывайтесь. Неужели не ясно, для чего я вас сюда вызвал? Ваши агенты бездействуют?!

— Но, шеф, я уже объяснил: Физик засветился. Он скрылся, отстреливаясь. Вынужден был бросить радиостанцию. Его ищут. Добрался до Волхова. Связался через почтовый ящик с центром…

— И вы считаете, что этого достаточно?! А радары русских как стояли, так и стоят! Хотя наш агент даже служит в расчете одной из установок. Почему же Физик и Племянник до сих пор не сообщили их точных координат? Почему не наводят на них нашу авиацию? Ракетниц нет? Я вас спрашиваю?!

— Напрасно вы так, шеф…

— Мне крайне неприятно отчитывать такого опытного разведчика, как вы. Но что поделаешь! Информацию о ходе операции затребовал сам господин Геринг. Немыслимо! И все по вашей милости, милейший!

— Но еще ведь не все потеряно?

— О, майн готт! Геринг посылает сюда вызванного из фирмы «Телефункен» своего физика. С пеленгаторами. Нам не доверяют… Понимаете, что это значит для нас? Если вы, милейший, не примете срочных мер, вам придется отправиться на фронт, и, боюсь, уже не гауптманом…

— Я все понял. Приказывайте, шеф.

— Нужно немедленно вернуть Физика в Ириновку. Пусть делает что угодно. Взорвет станцию или наведет на нее наши бомбардировщики — мне все равно. Главное, чтобы установка русских была уничтожена! Задействуйте и Племянника. Хватит ему брюхо отращивать за наш счет. Вам ясно?!

— Яволь!..

Заманский был зачислен в расчет «девятки» еще на заводе, когда завершалась сборка «Редута». Учли, что он шофер, знает хорошо двигатель, значит, сможет работать и на силовом агрегате. Комбат подписал приказ о назначении его электромехаником.

Заманский ликовал. Он надеялся, что, уехав на «дозор», отделается от Мухина, который требовал невозможного: выкрасть карту с обозначенными позициями «Редутов». Заманский и не слыхал о такой, и не ведал, где ее раздобыть.

Но вскоре Заманский с грустью понял: от Мухина ему скрыться не удастся. Тот обязал его разузнать, когда отправится колонна и каким двинется маршрутом. Заманский решил не ходить на очередную встречу. Перед отъездом Мухин сам отыскал его, и не где-нибудь, а на территории завода.

— Что, падла, думал скрыться? — прошипел он. — Гляди, враз кончу, а не я — другие отыщут! Дядька твой же и придушит!

Заманский рассказал все, о чем знал.

— То-то же. Теперь слушай мой приказ, — сказал Мухин, выслушав его. — Как только доберешься, сообщи о местонахождении. Как?.. Очень просто: мы ведь знаем, что позиция для установки оборудована где-то за Ладогой. Отправишь письмо в Волхов, по уже знакомому тебе адресу. Поинтересуешься у своей девушки, жива ли она, здорова, не забыла ли тебя, составь одну фразу так, будто вспоминаешь населенный пункт, где когда-то гулял с ней, а я пойму, что именно там развернут ваш «дозор». И тебя найду. Но гляди, — пригрозил Мухин, — не напишешь, будет как той «птычке»…

Вскоре Заманский отправил послание неизвестной Настеньке. Очень короткое. В конце письмеца он вывел дрожащей рукой: «Помнишь Войбокало, как мы гуляли с тобой».

И Мухин вновь объявился. Он подошел к Заманскому тогда, когда электромеханик, получив письма и газеты для расчета установки на полевой почте соседей-разведчиков, беспечно возвращался в расположение «дозора».

— Ба-а! Вот так встреча! — вдруг вырос перед Заманским усатый ефрейтор с вещмешком за плечом. — Не узнал?.. — И тихо приказал: — Быстро в сторонку, не привлекай внимания!

На этот раз Мухин очень спешил.

— Времени у меня нет. Вконец измотали патрули, — выругался он и, нервно закурив, развязал вещмешок. — Вот, держи, — протянул сверток, — здесь ракетница, припрячешь. На днях начнутся бомбежки железнодорожной станции. Тогда и выстрелишь, обозначишь свою «точку». Там же, — Мухин показал на завернутую в тряпку ракетницу, — деньги, премия твоя.

Мухин бросил окурок на землю, затоптал его каблуком:

— Ну, бывай, племянничек. На обратном пути, через недельку-другую, забегу. Не стрельнешь — самого пристрелю. Такой приказ тоже есть.

Племянник не успел ничего вымолвить в ответ, а Мухин уже скрылся. Заманский развернул сверток: такой пачки рублей ему в руках держать еще не доводилось. «Заховаю так, что ни одна ищейка не найдет. И «пушку» спрячу, — решил он, спешно завертывая ракетницу в тряпку и рассовывая по карманам деньги. — А вдруг и вправду пристрелит, гадюка, як не пальну? — Тревожно засосало под ложечкой. — Брешет он! В крайнем случае я ему сбрешу… Откуда он узнает — пустил я ракету или нет?..»

А Мухин тихими переулками уже подходил к железнодорожному вокзалу. Там было довольно многолюдно, и он мог чувствовать себя относительно спокойно: немцы изготовили добротные документы, Мухин получил их через почтовый ящик вместе с грозными инструкциями — будь они неладны!

Он проклинал своих хозяев из «Абвергруппы», ругал советскую контрразведку. Хорошо, что удалось прихлопнуть Купрявичюса, который узнал его в Ириновке… «Только бы до Ириновки добраться, а там — «насвечу» ракетами и ходу! Плевать мне, попадут их бомбы на установку или нет. Главное, вовремя смыться».