Жан-Луи Фетжен - Слезы Брунхильды
Во время нашего заточения в базилике Святого Мартина мне ни на мгновение не приходила мысль о том, чтобы молиться — так я ненавидела Бога и Церковь. Но я снова начала размышлять, надеяться, верить в то, что для меня еще возможно будущее.
Потом события стали разворачиваться с такой быстротой, какой никто не мог предугадать.
11. Руанская пленница
День подходил к концу, и в лучах еще теплого солнца то и дело вспыхивали зеркальные блики на поверхности спокойной воды Сены возле самых Хильперика и Брунхильды. Они одни сидели на берегу, словно пара влюбленных. Но эта видимость была обманчивой. Близость их тел, их оживленная беседа, уединение, которым они наслаждались — или, по крайней мере, которого искал Хильперик и которое охотно разделяла Брунхильда, — были результатом не влюбленности, а пристрастия к долгим спорам на темы, в которых никто из окружающих ничего не смыслил. Это вошло у них в привычку с тех пор, как королева была освобождена из заточения. В первые дни Мерове пытался принимать участие в словесных схватках отца и жены — скорее для того, чтобы прочно утвердиться в новой роли супруга, а не из настоящего интереса, — но скоро отказался от этого намерения: настолько скучными и сложными были для него их речи.
Хильперик вбил себе в голову мысль о том, чтобы преобразовать религию или, по крайней мере, прояснить загадку Святой Троицы — Отца, Сына и Святого Духа, которые в то же время были единым Божеством.
Это казалось ему лишенным всякого смысла, тогда как тезисы Ария, признанные еретическими по эту сторону Пиренеев, но широко распространенные в Испании, представлялись ему вполне разумными. Брунхильда и сама была воспитана в арианской вере, и вот уже две недели они продолжали углубляться в эти предметы — сначала просто из любви к риторике, потом все более и более серьезно, пытаясь найти простое и определенное решение этого вопроса, который вызывал разногласие в Западной Церкви уже не один век.
— Мне кажется, само определение «Сын Божий» было неверно истолковано, — говорил Хильперик. — По мне так речь идет не о конкретном человеке по имени Христос, а о воплощении самого Бога Отца в человеческом существе. Но ведь и мы, остальные человеческие существа, как сказано о том в Писании, созданы по образу и подобию Божьему — то есть Бога Отца. И, принимая человеческую форму, Бог как бы сам становится «сыном Божьим»[28].
— Итак, Иисус Христос не Сын, а лишь сам Бог Отец, облекшийся в человеческую плоть…
— Вот именно! И потом, как можно быть своим собственным сыном? Это же лишено всякого смысла!
— Я уже слышала эту теорию, — осторожно сказала Брунхильда. — Она достаточно близка к идеям савелиан…. Но разве монахи не считают Савелия еретиком?
— Да у них все еретики!
— У нас в Толедо богословы учили не так…. В Книге Иова сказано, что ангелы — создания Бога, и их называют «сынами Божьими». Иисус был одним из сыновей Бога, превосходящим всех остальных, но, тем не менее, также создан Богом и научен им. Он подчиняется своему Отцу и стоит ниже Его.
— Так и есть! И, кроме того, на горе Елеонской не просил ли он Отца избавить его от смерти?
— «Отче! о, если бы Ты благоволил прочесть чашу сию мимо Меня! впрочем не моя воля, но, Твоя да будет»[29].
— Тогда Иисус всего лишь создание Бога.
— Так учил Арий. Но арианство по эту сторону гор — тоже еретическое вероучение…
— Конечно. Но, однако, если признать…
— Осторожнее, монсеньор. Сюда идут. Хильперик обернулся, глубоко вздохнул и поднялся, потом протянул руку Брунхильде, чтобы помочь ей сделать то же самое.
— Это Бепполен, — проговорил он. — Боюсь, придется отложить наши дебаты до завтрашнего дня.
— Я ваша покорная служанка.
Король кивнул и улыбнулся, потом быстро пошел навстречу начальнику гарнизона. Нескольких слов герцога оказалось достаточно, чтобы улыбка исчезла с лица Хильперика. Потом король с мрачным видом вернулся к берегу.
— Нужно возвращаться, — резким тоном произнес он. — Бепполен проводит вас в ваши покои.
— Но что случилось?
Хильперик явно не хотел сообщать Брунхильде подробности, но, наконец, все же произнес:
— Вам придется проститься с вашим супругом, мадам. Он уезжает со мной, прямо сейчас. Вражеское войско атаковало Суассон, где находятся королева Фредегонда и мои сыновья.
* * *Все колокола суассонских церквей звонили во всю мощь, порой заглушая восторженные крики уличных толп. Итак, Бог захотел, чтобы Хильперик хоть раз в жизни познал радость триумфа. Он истекал потом под тяжелой кольчугой, лицо его побагровело, руки были в засохшей крови — отчасти его собственной, но по большей части — тех шампанцев, которые посмели напасть на его столицу. Гнусные предатели, начиная с Годвина, их предводителя. Этого Годвина, который перешел на его сторону, предав Зигебера, он осыпал милостями, пожаловал ему земли и прочие дары — и вот теперь этот дважды предатель атакует его город, собираясь захватить в плен его жену! Хильперик с отвращением встряхнул головой. Даст Бог, его найдут среди мертвых тел, устилавших поле битвы, или — еще лучше — среди пленников.
Пока слуги суетились вокруг короля, поднося ему выпить, снимая с него доспехи и обтирая его влажными кусками полотна, Хильперик думал о Фредегонде. Могло ли быть ее пленение истинной целью нападения Годвина? Тот ведь был не дурак и понимал, что его сил недостаточно, чтобы надолго удержать город…, если только это не был всего лишь авангард, предшествующий мощной остразийской армии. Сама Фредегонда, во всяком случае, была убеждена, что именно она и ее сын, новорожденный Самсон, были целью этой атаки. И, может быть, Хловис, который также был с ними.
— Они хотели взять меня в плен и обменять мою свободу на свободу Брунхильды, — говорила она. — Все это было ею подстроено еще в Руане! Ею и ее сообщниками!
— О ком ты говоришь?
— Ты знаешь, о ком я говорю…. Сам подумай: почему ты уехал в Руан, когда здесь у тебя столько дел? Потому что Мерове женился на ней, а Претекстат благословил этот брак. Вот тебе и сообщники!
Сначала это обвинение показались Хильперику абсурдным. На протяжении всей поездки из Руана, на каждом привале, во время каждого ночлега, они с Мерове постоянно говорили о сложившейся ситуации. У Мерове не хватило бы выдержки для того, чтобы держать себя, как ни в чем не бывало, если он и впрямь был замешан в заговоре; рано или поздно он бы выдал себя. О мыслях и чувствах принца всегда можно было легко догадаться — настолько он был неспособен их скрыть. Но вот что касается Брунхильды и епископа Претекстата — тут догадки Фредегонды вполне могли оказаться верными.
Как бы то ни было, планы заговорщиков рухнули — благодаря быстрой реакции Хильперика, а также силе его войска. Фредегонде наверняка доставило бы удовольствие увидеть это сражение…. Почему ее здесь нет сегодня, в самый яркий миг его славы?
Они были вместе лишь несколько часов в Париже, где она укрылась. Эти часы пролетели быстро, но воспоминание о них горячило кровь Хильперика до сих пор. Он нашел не перепуганную женщину, но королеву, которая уже собрала войска, воительницу, которая сама казалась готовой вступить в сражение; но, прежде всего, — любовницу, встретившую его с такой страстью, словно грозящая опасность лишь усилила ее чувственность. Одна лишь мысль о супруге, о ее аромате, нежности ее кожи и упругости ее форм вновь вызвала у Хильперика желание. Служанка в это время обтирала ему ступни влажной тканью; он приподнял ее голову за подбородок, нашел молодую женщину вполне смазливой и тут же опрокинул на кровать. Пока король развлекался со служанкой, вошел Берульф и некоторое время с любопытством наблюдал за этим занятием, потом обратил глаза на слуг, заканчивавших работу, и, наконец, стал смотреть на толпу в окно.
Глухой стон Хильперика спустя недолгое время свидетельствовал о том, что со служанкой дело закончено. Однако Берульф повернулся не сразу, а лишь после того, как босые ноги служанки прошлепали по каменным плитам пола, а потом скрипнула дверь, которую молодая женщина закрыла за собой. Хильперик, оставаясь в одной рубашке, налил себе выпить. Потом он протянул кубок и Берульфу, который охотно его принял. Герцог тоже был, как совсем недавно король, весь в поту и в крови, своей и чужой.
— Годвина нашли? — Хильперик посмотрел на Бепполена.
— Нет еще. Но убитых на поле много, а солнце уже садится…
— А где принц Мерове?
— Я проводил его высочество в его покои, как вы приказали.
— Я не видел его во время сражения. С ним все в порядке?
Берульф невольно усмехнулся, но усмешка исчезла, когда он увидел выражение лица Хильперика. Все время сражения Мерове оставался позади, с обозами. Кажется, он так ни разу и не обнажил меч. Но, конечно, это было не то, что королю хотелось услышать.
