Христоверы - Александр Владимирович Чиненков
– И не страшно ей? – усмехнулся Силантий. – Мало ли что по дороге случиться может? Земля вон как разбухла от влаги.
– Страшно не страшно, а деваться некуда, – вздохнул Куприянов, присаживаясь на пенёк рядом со Звонарёвым. – У нас эдак заведено.
Силантий выплюнул соломинку, которую грыз, и потянулся.
– И много вас, кормильцев таких? – поинтересовался он. – Хлысты вон сами себя кормят, а скопцы… Они что, только радеют и не работают?
– Тебе-то что до сего? – уводя глаза в сторону, буркнул Куприянов. – Хлысты сами по себе живут, семьями, а на радения только приходят. А вот оскопленные…
Он замолчал, всем видом давая понять, что не намерен обсуждать быт секты.
– Ты прав, ни к чему мне знать это, – ухмыльнулся Силантий и посмотрел на небо. – Погодка нынче знатная. Весна-красна пришла!
Пока он, задрав голову, смотрел вверх, к воротам подошли две женщины. Они открыли калитку, чтобы войти во двор, но, увидев Силантия, тут же развернулись и, приподняв подолы, поспешили прочь без оглядки.
Силантий некоторое время смотрел им вслед, затем достал из кармана кисет с табаком и принялся мастерить самокрутку.
– Нет, ты видел, Макар, как бабы деревенские бегут, меня завидев? – сказал он, закуривая. – Крестятся и бегут, будто спятивши. А зимой, когда я по улицам впервой прошёлся, так и бабы, и мужики в беспамятстве в сугробы падали.
– Тебя увидишь – упадёшь, – отозвался Куприянов, хмурясь. – Моя Степанида и сейчас тебя пуще нечисти боится. Глядеть на тебя не могёт, вот потому и норовит быстрее с утречка в город уехать.
– А ты? – сбивая с самокрутки пепел, поинтересовался Силантий. – Ты уже перестал меня бояться, Макар? Говоришь со мной так, будто выше меня на целый аршин вырос.
– Было дело, боялся, – с мрачным лицом заговорил Куприянов. – Аж тряской трясло, когда тебя видел. А сейчас отгорело всё, и страх вместе со снегом растаял, улетучился.
– Это ты верно говоришь, не надо меня бояться, – давя подошвой сапога окурок, сказал Силантий. – Добрый я, только видом страшный. А душа… Душа моя, как у агнца, добрая и нежная. Вот ежели убью тебя вместе с твоей зазнобушкой, неделю горевать буду и переживать ночами без сна и отдыха.
– Типун тебе на язык, – поморщился Куприянов. – Навязался на шею нашу, демон обожженный!
Он вздохнул, встал с пенька и так и замер на месте. Тяжёлый взгляд страшных выпученных глаз гостя пронзил его насквозь.
– Жду не дождусь, когда ты из деревни в город съедешь, чёрт безрогий, – вздохнул Макар, косясь на Силантия. – Обещал ведь весной, и вот она во всей своей красе наступила.
– Обещал, значит съеду, – вздохнул Силантий. – А ты мне тоже кое-чего обещал. Не запамятовал, Макарка?
– Помню, – кивнул Куприянов. – Степанида нынче ответ привезёт от Прокопия Силыча, желает ли он видеть тебя или же нет.
– Ежели согласие даст, то честь ему и хвала, – хмыкнул Силантий. – Но а ежели откажет, поплывёт дальше корабль ваш уже без кормчего, обещаю.
Его слова не на шутку встревожили и разозлили Куприянова. В сердцах он схватил воткнутые в землю вилы, резко выдернул их и швырнул в сторону. Отлетев на несколько метров, они воткнулись в навозную кучу.
– А ты знаешь, как кличут тебя в деревне нашей? – процедил он сквозь зубы, тяжело дыша.
– Знаю, мне родители говорили, – с невозмутимым видом ответил Силантий.
– И как? – взглянул на него Куприянов исподлобья.
– Головешкой обгорелой, чёртом из ада и ещё… – Силантий на мгновение задумался, припоминая, а потом добавил: – Палёным, кажется. Может быть, и как-то ещё.
– Калекой-мильёнщиком, вот как, – в сердцах выпалил Куприянов.
– Буду знать, спасибочки, – усмехнулся Силантий.
– Шёл бы ты сейчас домой, Силашка, пожалуйста? – взмолился Куприянов. – Твоё присутствие рядом как по рукам меня бьёт, работать мешает. А у меня ещё дел непочатый край, пойми?
– Ладно, так и быть, пойду, – не стал кочевряжиться Силантий. – Подсобить тебе не могу, сам понимаешь. У меня сейчас не руки в рукавах, а ветки обгорелые. Я тебя завтра навещу, узнаю, с какими вестями Степанида из Самары пожалует.
Он встал с пенька и пошёл к выходу со двора.
– Эй, а ты чего приходил? – глядя ему в спину, запоздало поинтересовался Куприянов.
– Завтра скажу, – не оборачиваясь, выкрикнул Силантий. – У тебя дел по горло, вот сейчас об них думай и ими занимайся.
* * *
Наступил вечер. Завершив дневную работу, Куприянов прошёлся по двору и присел у крыльца на скамейку.
Время шло, а Степаниды всё не было.
– Уж не подкараулил ли её Силашка где-то по пути? – озабоченно шептал он под нос. – Намекал ведь злыдень, что, дескать, опасно ей ездить в город одной.
Навязчивая мысль, что со Степанидой может случиться беда, всё больше и больше овладевала сознанием Куприянова.
Вдруг от ворот залаяла собака. Макар вскочил со скамейки и увидел подъезжающую ко двору телегу жены и коляску урядника.
– Фрол Фомич, батюшка? – распахивая объятия, расцвёл широчайшей улыбкой Куприянов. – Если бы вы только знали, как я рад видеть вас.
Урядник и Куприянов обнялись, после чего Макар пригласил гостей в дом.
– Ну? Говори, что у тебя здесь стряслось, Макарка? – поинтересовался урядник, входя в дом. – Ваша деревня испокон веку тихой считалась, а что сейчас?
– Да вот, завёлся у нас здесь с осени аспид окаянный и верёвки из нас вьёт, – пожаловался с кислой физиономией Куприянов.
Урядник одобрительно пронаблюдал за накрывающей стол Степанидой, и настроение его заметно улучшилось.
– А чего меня не упредил своевременно? – спросил он. – Я бы приехал и живо здесь порядок навёл?
Он подал знак приехавшим с ним унтер-офицерам. Мужчины дружно расположились за столом.
– Дык как сообщить-то было, Фрол Фомич? – вздохнул Куприянов. – Этот гад обгорелый так запужал нас со Степанидой, что мы пикнуть боялись. А меня в город он и вовсе не пущал. Избу спалить грозился, ежели ослушаюсь и уеду.
– Тебя не отпускал, супружница в город ездила, – наблюдая, как Степанида разливает по стаканам самогон, изрёк урядник. – Так почему она ко мне не заезжала и на беду вашу не жаловалась?
– Дык терпела она как могла и меня в том упрашивала, – смахнув накатившую слезу, посетовал Куприянов. – Мы же что, всё надеялись, что отвяжется он от нас и тропу к нашей избе забудет, а он с каждым днём всё наглее и нахальнее становился. И вот от его подлых выходок и вовсе спасу не стало.
Полицейские дружно чокнулись, выпили самогон и закусили.
– Мне твоя Степанида сегодня много чего рассказала о «демоне» вашем деревенском, но я ни хрена не понял её, – жуя
