Лунный свет и дочь охотника за жемчугом - Поук Лиззи

Она оборачивается, чтобы тоже посмотреть. Увидеть, что это такое на самом деле. На ветке железного дерева, как мешок на веревке, висит тело белого мужчины. Он совершенно голый. Раздувшаяся плоть валиками нависает над веревкой, обвязанной вокруг подмышек. Руки связаны за спиной. Голова отвисла вниз, кровь в глубоких морщинах запеклась, как грязь. Рот застыл в ироничной ухмылке, под подбородком на шее зияет широкая рана. Ее разрезали так, что кровь залила все тело. Открытые глаза обвиняюще смотрят вниз.

Элиза помогает Акселю подняться. В ужасе они смотрят на тело мужчины.

– Здесь повсюду станции[37], – мрачно говорит она. – Это земля беззакония.

Веревка скрипит и проворачивается. Над головой на высохших ветвях деревьев нахохлились стервятники. До Элизы доходили слухи. О том, что много лет некоторые люди были замешаны в невообразимых деяниях. Помимо взыскания ретрибуции они сгоняли туземцев и держали их взаперти, пока не приезжали торговцы из города, которые забирали их к себе на лодки. Желающим торговцам жемчугом братья Локьер продавали аборигенов по 8 фунтов за голову, как однажды рассказал ей Томас. Они окружали их как скот, прижигали им ноги, чтобы не смогли сбежать, а юных девушек забирали для своих гнусных потребностей. Элиза опускает голову, глядя вниз под крутящийся труп мужчины. На земле под телом выведено слово. «Вор» – выведено неровными малиновыми буквами. Она отворачивается.

В лесу прохлада наступает быстрее. Элиза уговорила Акселя пройти вниз по тропе, подальше от медленно вращающего тела покойника, чтобы сделать привал в тени большого баобаба. Поначалу молодой человек сопротивлялся – гримаса на лице мужчины стояла у него перед глазами, но боль его вымотала, и он задремал. Элиза тоже приказала себе отдохнуть. Позволить себе заснуть она не могла, поэтому принялась вспоминать о разговоре с Баларри. Как-то раз в сезон дождей, когда люггеры стояли на приколе, они собирали ежей. Мужчины, пошатываясь, еле волоча ноги, толпой брели в ночлежки. Далеко в море собирались тучи. Время от времени изнутри их освещали молнии.

– Как так получилось, что у тебя нет семьи? – спросила она, переживая из-за того, как он может среагировать на ее вопрос. Помолчав, он устремил взгляд на море, и она увидела, как что-то странное промелькнуло на его лице.

– Я работал на этих кораблях ещё до того, как стал работать на твоего отца, – ответил он, опускаясь на колени, чтобы осмотреть какую-то зловещую тварь с фиолетовыми колючками. – Меня заставили.

Он рассказал ей, как однажды в залив прибыли странные люди. Они появились на рассвете, заявив о себе стуком копыт и пылью на горизонте. Они выкрикивали приказы, которых люди Баларри не понимали. У них было оружие. Они надели им на шеи цепи. Не только мужчинам. Женщинам и детям тоже. Некоторые пытались сопротивляться, хватались за копья, боролись до конца. Но было уже слишком поздно. Их дома были стёрты с лица земли. У Элизы перехватило горло. Она уставилась на его губы. С тревогой она подумала о торговцах жемчугом. О командах, которые она набирали на свои корабли. О собственной роли в этом городе. О земле, на которой построено ее бунгало.

– У меня была семья. – Баларри кивнул, коснувшись пальцами поверхности воды. – У моей жены был большой живот. Мы ждали ещё одного ребёнка. Но тот босс сказал, что женщина с большим животом – лучший ныряльщик. Он заставил ее зайти в воду, заставил нырнуть на глубину за раковиной. – Он опустил взгляд на песок. – Она нырнула, но так и не вынырнула.

Очнувшись, она нигде не может найти шляпу. Волосы спутались на шее большим колтуном. Одну за другой она выбирает колючки и отбрасывает их в кусты. Кора баобаба царапает ей спину, и Элиза задирает голову вверх. Дерево обвито лианами, и она задумывается, насколько глубоко уходят его корни, как давно оно здесь растёт, что видело. Из седельной сумки она достает парусину и закрепляет навес между парой деревьев. Затем разжигает костёр. Во влажном воздухе из кустов раздается стрекот цикад, а козодой[38] хлопает крыльями, пролетая над головой. Искры от костра устремляются в небо. Элиза достает котелок и черствую лепешку. Они останутся здесь на ночлег. Она оглядывается на поляну, где привязала к кровяному дереву коней. Они шаркают копытами; один из них выпускает на землю мощную струю мочи.

Краем глаза девушка замечает, что Аксель зашевелился. Вскочив на ноги, подхватывает масляную лампу. Он пытается подняться, но боль заставляет привалиться спиной к дереву.

– Как вы себя чувствуете? – спрашивает она, стоя над ним.

– В целом не так плохо, но плечо болит.

– Давайте-ка я взгляну. – Она приседает и осторожно прикасается к его руке.

– Все должно быть наоборот, вам так не кажется? – слабо улыбается Аксель.

– Не нравится роль мамзель в беде? – сухо спрашивает она.

– Я не то имел в виду, – смеётся он. – Несколько лет назад я проходил обучение в Лондонской больнице, так что немного знаю о том, как кого-нибудь подлатать.

Она помогает ему встать, придерживая за плечи, подводит к бревну, которое подтащила к огню. Он с осторожностью присаживается.

– Конечно, я был ужасен, – продолжает он. – Я попал туда благодаря отцу и его так называемым «связям». Нам нужно что-нибудь, чтобы зафиксировать плечо на месте, – инструктирует он. – Оставлю его в покое и посмотрю, что будет с ним утром. Мне кажется, что, к счастью, ничего не сломано.

Она оставляет его возле огня и отправляется на поиски чего-нибудь для фиксации руки. Пока роется в сумке, рядом с ней покачивается маленькая зелёная веточка. Шевельнувшись, веточка поднимается и, широко расставив тонкие ножки, движется вперед.

– Палочник-голиаф, – шепчет Элиза, глядя, как насекомое медленно ползёт по траве.

Она возвращается с рубашкой, которую нашла в вещах Акселя. Элиза опускается на колени перед ним, и пока занимается делом, лунный свет освещает ее лицо.

– Элиза, могу я вас кое о чем спросить? – Его лицо с заострившимися чертами становится серьезным, но то и дело искривляется от боли. Немного подумав, она кивает. – Расскажите мне о своём втором брате Неде. Что с ним случилось?

Ее желудок скручивает. Она сглатывает, но замечает в глазах Акселя какую-то мягкость. Она уже видела раньше такой взгляд, и сейчас он всплывает из дальних уголков ее памяти. А когда вспоминает, сердце наполняется теплом. Так смотрела на неё мама.

Элиза отворачивается, глядя на темный лес. Впитывает силу деревьев, почвы, измятой вековым дыханием Земли. Тихо, собравшись с силами, делает глубокий вдох и отвечает:

– В тот день мы пребывали в радостном волнении. Отец вернулся из долгого выхода на люггере. От его присутствия звенело все бунгало, как будто пело от счастья. Мне было пятнадцать, Неду – три, мы прожили в заливе несколько лет. Было жарко – а разве иначе бывает? – и мы решили пойти на пляж. Отец устроил пикник: сэндвичи с сыром и сливовый пудинг. Помню, как он сказал: «Можно и мухам праздник устроить с таким же успехом». Виллем и Марта были вместе с нами; тогда ещё мы всё делали вместе. Мы спускались к пляжу, миссис Рисли помахала нам рукой. Всё было нормально. Помню ту ясную, идеальную синеву. Небо. Я закрывала глаза и видела пляшущие под веками тонкие полоски. Я сняла обувь и зарылась пальцами ног в песок. Солнце нещадно палило, отец надел на голову Неду маленькую соломенную шляпу. Он так мило смотрелся. Томас затеял игру в крикет. Марта и Виллем накрывали место для пикника. Они расстелили большое покрывало, чтобы всем хватило на нем места. Я сказала, что пойду с Недом на берег искать медуз. Они ему нравились, он всегда при виде них пищал от восторга.

Заслышав над головой хлопанье крыльев летучей мыши, Элиза судорожно вздыхает.

– Мы пошли, жара стояла невыносимая, в небе над нами полно было чаек. Я взяла его за ручку. Она была горячей и липкой. Я помню это как сейчас. Он любил бегать, в какой-то момент я его отпустила, и он поскакал вперёд. Я всегда знала, где он. Я не выпускала его из поля зрения. Видела следы его маленьких ножек на песке. Мы наткнулись на маленькую, выброшенную на мель шлюпку. Начался прилив. Можно было лишь слегка подтолкнуть ее, чтобы поставить на воду. Я огляделась в поисках хозяина шлюпки, но вокруг никого не было, и мы присвоили ее себе. Оставшаяся семья с такого расстояния казалась точками, но я хотела показать Неду рыбу на мелководье, а может, если повезёт, найти возле рифа осьминога. Ему должно было это понравиться. Поэтому я затолкала его внутрь. Он даже не хотел. Упирался в борт ладошками. Но я его приподняла и посадила в шлюпку. Я сказала ему, что все в порядке. Я налегла на вёсла, чтобы доставить нас к рифу. Нед заинтересовался рыбками, шнырявшими в воде. Он смеялся, тянулся вниз, чтобы их потрогать. Я отвлеклась лишь на секунду. А потом услышала удар, всплеск, и он исчез. В шлюпке его не было. Я встала, но нигде его не увидела. Я кричала, звала его. Выкрикивала снова и снова его имя, кричала до тех пор, пока из горла чуть не пошла кровь. Я прыгнула в воду. Юбки намокли и потянули меня вниз. Я искала его, проплыла под лодкой и нырнула вниз. Но там меня встретило только солнце, пробивающее толстый слой воды. Держать глаза открытыми было больно, но я должна была. Потом я что-то заметила на дне. Оно не двигалось, и я поплыла к нему. На это потребовалось время – я не понимала, насколько глубоко я оказалась, должно быть, меня отнесло течением. Когда добралась до дна, там оказался старый парус. Тогда я закричала под водой, помню, как на поверхность вырывались пузырьки воздуха. Когда возвращалась обратно, мои уши просто… взорвались. Что-то лопнуло внутри, но я даже боли не почувствовала. Вынырнув на поверхность, я с отчаянием смотрела по сторонам, искала его. А потом я увидела. В воде, недалеко от берега. Там плавала его соломенная шляпа. Я продолжала кричать, звать его по имени. В ушах у меня тоже раздавался крик. Просто воющий, высокий шум, заглушавший всё. Вдалеке я увидела, как Томас бежит по пляжу. Должно быть, он заметил, как мы заходили в воду. Потом недалеко от меня на мелководье появилось кое-что ещё. Сначала я подумала, что это рыба, дельфин. Но это был Нед. Он лежал в воде ничком. Его волосы, его прекрасные белые волосы плавали вокруг головки. Томас, раньше меня добравшись до него, вытащил его на сушу. Я кричала на него, кричала, чтобы он заставил его дышать. Томас тащил Неда к берегу, а я хватала его за руки. Умоляла спасти. Потом прибежали остальные. Отец забрал его, уложил на песок. Пытался вдохнуть в него жизнь. Я ничего не слышала. Один лишь звон, бесконечный звон в ушах. Марта закрыла лицо руками. Шум становился все громче. Я видела, что все кричат, но не могла расслышать, что. Они его трясли, били по груди, делали искусственное дыхание. Но он скончался.