На исходе каменного века - Михаил Павлович Маношкин
— Риа отвергла мужчин, она должна заплатить за это своим телом! — прохрипел Урбу. — Или Рего забыл, что так поступали предки?
— Когда женщины исполняли свадебный танец, Риа стояла на месте. Она не танцевала и, значит, никого не отвергла. Она ждала Гала. Как только он вернулся с охоты, он поступил согласно обычаю, и племя одобрило его брак!
Урбу был наполовину укрощен, но рядом с ним, налитая яростью, стояла Нга. Еще недавно она готова была защитить Гала от Урбу, а теперь была готова раскроить Галу череп, потому что ненавистная ей Риа стала его женой.
Урбу взглянул на Нга, потом на Риа. Девушка была красива, как цветок лавы, стройна и легка, как благородный олень, а Нга мускулиста, широкогруда, широкобедра и смотрела на Риа взглядом голодной волчицы. Эта ситуация показалась Урбу забавной, он ухмыльнулся и как ни в чем не бывало сел на свое место: Нга и без его помощи рассчитается с этим слабым цветком! А завтра он хорошенько отделает Гала — он превратит его в окровавленный кусок мяса. И Риа от него не уйдет.
Он задавит ее, сомнет, как травинку…
* * *
С приходом Гала в празднестве наступила пауза. Согласно привычному ритуалу, позволяющему ланнам оценить силу и ловкость воина, добывшего зверя, охотники осмотрели принесенную Галом добычу. Все единодушно признали: зверь убит уверенной и сильной рукой. Гал вел себя достойно воина.
Охотники заметили перелом ноги у животного и с пристрастием расспросили Гала о тропе Зверей, о плавучем доме. Не забыли и ожерелье из клыков и когтей тигра. Когда общее любопытство было удовлетворено, Рего дал знак воинам освежевать кулана. Они подняли зверя с заметным усилием — это опять вызвало общее удивление: Гал нес кулана один! Нашлось немало желающих испытать свою силу, но лишь немногие смогли в одиночку закинуть кулана на свои плечи. Ланны и не предполагали, что Гал так силен!
Освежевав добычу, охотники передали ее женщинам. Вскоре у ланнов будет новый, запоздалый ужин.
Гал стоял в кругу соплеменников счастливый, гордый и усталый. Риа не отходила от него. Кончились ее ожидания, тревоги и страхи, Гал вернулся, она стала его женой. Отныне никто не посмеет оскорбить ее, а она никому не даст себя в обиду. Ее муж — великий охотник, он бросил вызов самому Урбу!
Подошел Рего, положил на плечо Галу руку, улыбнулся молодому воину и его жене. Он вел себя с Галом, как равный с равным. Ни один его жест не остался не замеченным ланнами. В этот момент многие подумали, что вскоре у племени будет третий вождь…
Старая Луху помолодевшей походкой подошла к освежеванной туше, близоруко осмотрела ее, достала из-за пояса нож и неожиданно точным и сильным движением вырезала из кулана полоску жира. Никто не посмел помешать ей: род Сокола, к которому она принадлежала, опять расправлял крылья! Луху брала свое: самое ценное в кулане — жир — принадлежало охотнику, убившему зверя.
Луху сунула жир в каменную чашу, а чашу поставила на угли костра.
* * *
Пока туша кулана висела над огнем, о празднике будто забыли. Казалось, запах жаркого заглушил все страсти. Но они не погасли, а лишь временно ослабли, как ослабевает огонь, съедая первую охапку хвороста. Ланнов не покидало беспокойство: в племени затлела вражда. Она в любой момент могла вспыхнуть, подобно пламени, когда костру дают новую пищу. Этим пламенем был гнев Урбу и неудовлетворенное самолюбие отвергнутых Риа мужчин.
Ланны готовились ко второму ужину и ждали беды, а сбоку, никем не замечаемый, на них смотрел Тощий Лок. Луху напоила Лока жиром кулана, отчего по телу у него разлилось непривычное тепло, в мышцах пробудилась сила, острее стал взгляд. Лок видел недоброе спокойствие Урбу, озабоченность Рего, недовольство мужчин, завистливые взгляды женщин и — беззаботность Гала и Риа. Лок чувствовал неотвратимость беды. Рего отвел от Гала и Риа вспышку мужской зависти, но за первой вспышкой назревала другая, погасить которую будет потруднее…
Рего сидел на своем месте глубоко задумавшись. Он не участвовал в общем разговоре и не отвечал на вопросы сородичей. Ему было о чем подумать, он знал то, чего еще не знали ланны: в степи появились чужие люди, надо было без промедлений уходить с Дороги Племен. А как увести отсюда ланнов, если среди них назревал раздор? Поверят ли они сейчас ему? Пойдут ли за ним? Без крайней нужды ланны не покидали обжитых мест, удобная пещера на высоком берегу Дуа вполне удовлетворяла их. Он сам, сознавая необходимость уйти с Дороги Племен, не очень-то поторапливал их переселиться в новые края. Разве теперь ланны не истолкуют поспешное переселение как попытку отвлечь общее внимание от Гала и Риа? В лучшем случае за ним последует только часть племени.
«Странно… У трезвого рассудка только одна тропа, и ту он с трудом прокладывает себе среди людей, а у безрассудства множество путей, и все легкие… Дело не в Урбу, а в том, что его безрассудство опирается на безрассудство многих ланнов. Без этой основы он не значил бы ничего.
Не один Урбу навлекал на ланнов беды — ланны сами заслуживали их. Урбу же делал все для того, чтобы цепь бед не прерывалась… Он вовлек ланнов в безнадежную битву с Рослыми Людьми — только великодушие светловолосых чужеземцев спасло тогда его воинов от поголовного истребления. С тех пор миновало много лет и зим. Племя нашло себе новые края охоты, богатые зверем, птицей и рыбой, оправилось от бед, стало сильнее и многочисленнее. Но Урбу заглушил трезвый голос великого анга, и уже никто не мог общаться с предками и примирять с ними ланнов. В племени снова затлел раздор, ланны готовы поднять друг на друга палицы. Он, Рего, не раз предотвращал этот миг, но причина раздора оставалась: безрассудство ланнов, питающее безрассудство Урбу…»
Тревожные мысли не покидали Рего — неожиданные, странные, словно их нашептывал ему неведомый дух: «Не все решает сила… Она нужна в битве, а в быту важно другое — здесь сила должна уступить… слабости. Гал прав:
