И больше никаких парадов - Форд Мэдокс Форд
С учетом убежденности Титженса, что все хорошее в английской литературе закончилось вместе с семнадцатым веком, его представления о рае были обязаны носить реалистичный характер, как и у Джона Баньяна. От подобных мыслей о загробном мире он добродушно засмеялся. Им, по всей видимости, пришел конец. Как и крикету. Парадам такого рода больше не бывать. Не исключено, что им предстоит сыграть в какую-нибудь визгливую игру… Типа бейсбола или футбола… А как же рай?.. Ну, это будет животворящая встреча на каком-нибудь валлийском холме. Или на озере Шатокуа, хотя где это, один только Бог знает… А как же Всевышний? Агент по продаже недвижимого имущества с марксистскими воззрениями… Он надеялся выйти из этой игры до окончания боевых действий, а раз так, то ему следовало успеть на последний поезд в старый рай…
В дежурке его ждало огромное количество бумаг. На верхнем конверте красовалась пометка «Срочно. Лично в руки», оттиснутая огромной каучуковой печатью. От Левина. Полковник, должно быть, и сам жутко опаздывал. Его послание не касалось ни миссис Титженс, ни даже мисс де Байи. В нем Левин в частном порядке предупреждал, что вверенное капитану пополнение останется в лагере еще на неделю, а то и на десять дней. Более того, в дополнение к ним ему, по всей вероятности, придадут еще пару тысяч человек. В итоге полковник предлагал Кристоферу как можно быстрее запастись палатками в количестве, в каком только будет возможность их достать… Титженс позвал угреватого уоррент-офицера, ковырявшего в зубах острием пера в противоположном углу хибары:
– Эй, ты!.. Возьмешь две роты канадцев, отправишься на склад и заберешь оттуда все палатки, какие только сможешь… Если получится, то двести пятьдесят… Затем сложишь их вдоль линии D. Сможешь позаботиться, чтобы их установили?.. Коли так, возьми в помощь Томпсона… Хотя нет, лучше Питкинса…
Младший чин с мрачным видом ушел. По словам Левина, французские железнодорожники, по каким-то политическим причинам устроившие забастовку, привели в негодность около мили пути, после чего ночью произошел несчастный случай, а потом было перекрыто любое сообщение. Приступить аварийной команде французские гражданские власти не позволят. Устранять последствия отправили немецких пленных, но Титженсу, не исключено, придется подключить к этому и вверенные ему подразделения канадских железнодорожных войск. Поэтому их лучше держать наготове. По слухам, забастовка представляла собой хитроумный маневр, призванный побудить нас к действию, чтобы мы взяли под контроль больший участок фронта. Но если так, то они весьма милым образом сами себя и оставили в дураках: как мы можем взять под контроль больший участок передовой, если у нас нет возможности послать туда подкрепление по железной дороге? У нас готовы к выступлению полдюжины армейских корпусов. Теперь они все застряли. К счастью, на фронте установилась такая паршивая погода, что германцы лишились всякой возможности продвигаться вперед. В конце послания Левин написал: «В четыре утра, старина, à tantot[5]!» Последней фразе его наверняка научила мадемуазель де Байи. Титженс недовольно проворчал, что, если они будут наваливать на него столько работы, как сейчас, ему не удастся выкроить время для подписания их брачного контракта.
Он вызвал к себе канадского сержант-майора и сказал:
– Объявите готовность расквартированному в лагере корпусу железнодорожных войск. Оружие, чем бы они ни были вооружены, тоже пусть держат наготове. Хотя, думаю, они больше привыкли к инструментам. Их у них полный комплект? Личный состав в наличии весь?
– Гертина нет, сэр, – произнес стройный брюнет с таким видом, будто это судьба.
Гертин был тот самый уважаемый человек, которому Титженс накануне дал два часа повидаться с приехавшей к нему матерью.
– Кто бы сомневался! – с кислой улыбкой ответил на это капитан.
Произошедшее расширяло его воззрения на уважаемых представителей человечества. Они сначала шантажировали тебя трогательными, жалостливыми сказками, а потом подкладывали свинью.
– Вы пробудете здесь еще неделю, может, десять дней, – сказал он сержант-майору. – Проследите, чтобы установили палатки, а личный состав разместили со всеми возможными удобствами. Я все проверю, как только вернусь в канцелярию. Полное походное снаряжение. В два капитан МакКекни проверит у каждого комплект.
В голове у сержант-майора, явно напрягшегося, но все равно грациозного, вертелась какая-то мысль.
– У меня приказ отбыть сегодня в половине третьего. Уведомление о присвоении мне офицерского чина приказом по базе у вас на столе. Трехчасовым поездом я отправляюсь на базу подготовки офицерского состава.
– С присвоением офицерского чина!.. – воскликнул Титженс.
Для него эта новость стала самой что ни на есть досадной неприятностью.
– Мы с сержант-майором Коули подали соответствующие прошения еще три месяца назад. Сообщение о том, что они удовлетворены, как в моем случае, так и в его, у вас на столе…
– С сержант-майором Коули… – протянул Титженс. – Боже правый! Но кто дал вам рекомендации?
Вся организация этого пестрого батальона на глазах расползалась по швам. Оказывается, три месяца назад, еще до того, как Титженс взял под свое командование это подразделение, поступил циркуляр, запрашивавший сведения об опытных сержантах, способных служить инструкторами в Корпусе подготовки офицеров, с надлежащим присвоением им офицерского чина. Сержант-майора Коули рекомендовал командовавший базой полковник, сержант-майора Леду – тоже полковник, но уже его собственный, канадский. У Титженса возникло ощущение, что его подвели, хотя ничего подобного, разумеется, не было и в помине. Просто в армии все и всегда бывает именно так. У тебя есть взвод, а может, и батальон либо, если уж на то пошло, палатка или блиндаж, тяжким трудом доведенный до приличного состояния. Так продолжается день-два, а потом все рушится и летит в тартарары, личный состав расползается во все стороны, повинуясь очередному необоснованному приказу какого-нибудь штабиста, даже на грош не обладающего опытом, а оборудованное временное убежище разносит вдребезги случайно залетевший снаряд, который вполне мог угодить куда-то еще… Перст судьбы!..
Беда лишь в том, все
