Юрий Герман - Рассказы о Дзержинском
- Нас задержал человек, находящийся в состоянии бреда, - раздраженно заговорил Осокин. - Теперь мы почему-то должны отвечать за его действия. Согласитесь сами, все это дико.
Вихрастый парень проснулся, утер рот ладонью и зевнул со стоном.
- Проверьте наши документы, обыщите нас, обыщите наши квартиры, наконец, - сказал Симбирцев, - но зачем же эти издевательства? Мы все трудовые люди; вот, пожалуйста, я лично работаю на почтамте, этот товарищ, - он показал на бекешу, - железнодорожник, а вот Евгений - он истинный пролетарий, сын дворника, погибшего в бою за власть Советов... Так, Евгений?
- А чего ж! - сказал вихрастый. - Ясное дело.
Павел Федорович проверил у задержанных документы - все оказалось в полном порядке. У Симбирцева, "случайно", в удостоверение была вложена характеристика, где Симбирцев назывался украшением почтамта, преданным работником, образцом старого специалиста, сочувствующего строительству нового мира. Товарищ Осокин - так бекеша именовалась в документах - тоже был преданным товарищем, и ему (судя по бумажке с подписями и печатями) в связи с его работой на транспорте следовало выдать разрешение на хранение оружия. У Евгения же в кармане была большая бумага, в которой он просил зачислить его в героическую Красную Армию, чтобы мстить за своего отца, а наверху косо была резолюция: "Отказать ввиду младшего возраста".
- Что значит - ввиду младшего возраста? - пряча улыбку, спросил Павел Федорович.
- Видимо, это значит, что товарищ не подошел по возрасту! - мягко и дружелюбно ответил Симбирцев.
Все шло гладко, и через несколько минут их бы отпустили, но это был час, когда Дзержинский обычно обходил своих работников, и Павел Федорович нарочно затягивал разговор с задержанными, надеясь, что придет Дзержинский и тогда все окончательно решится.
- Пусть проваливают! - шепотом сказал Вася.
В это время широко растворилась дверь, и вошел Дзержинский. Он был в шинели, накинутой поверх суконной солдатской гимнастерки, и в руке у него дымилась махорочная самокрутка, вставленная в деревянный мундштук.
- Это что же за шуба такая шикарная? - спросил он, глядя на диван, кто это у вас такой щеголь?
- Тут такое дело, - медленно начал Павел Федорович, - ваше решение требуется. - Он глазами показал Васе на задержанных и на дверь. - Одну минуточку, товарищ Дзержинский.
Вася вывел задержанных в коридор. Дзержинский сел и плотно закутался в шинель. Павел Федорович рассказал все, что ему было известно.
- А патруль где? Те товарищи, которые доставили сюда и Веретилина и этих... господ.
- Да они ничего не знают, товарищ Дзержинский. Их Свешников отпустил.
- Вздор! - резко ответил Дзержинский. - Почему же они тогда доставили сюда всех четырех? Значит, Веретилин был еще в сознании? Ведь это он вел их в ЧК? Немедленно разыщите и приведите ко мне обоих красногвардейцев.
- Есть! - И Павел Федорович вышел.
Дзержинский посидел еще, подумал и подошел к Веретилину. Пульс у Ивана Дмитриевича был плохой - частый и слабый. Одной рукой держа запястье Веретилина, другой Дзержинский погладил его по голове и тихонько окликнул. Веретилин смотрел на Феликса Эдмундовича широко раскрытыми, мутными глазами.
- Товарищ Веретилин! - еще раз позвал Дзержинский. - Не узнаете меня?
- Узнаю, товарищ Дзержинский... - слабым шепотом сказал Веретилин.
- Ну и прекрасно, что узнаете. Вы вот троих тут задержали и привели сюда...
- Я тут лягу, полежу, - быстрым шепотом перебил Веретилин. - Крутится все. А вы их ведите! Ясно?
Он опять бредил.
Дзержинский поправил на нем шубу и прошелся по комнате из угла в угол, напряженно о чем-то думая. Когда вернулся Павел Федорович, он сказал ему жестко и твердо:
- Задержанных не отпускайте. Уверен, что тут серьезное дело. Кстати, откуда у Веретилина эта шуба и шапка? И нет ли здесь какой-то связи между новым обликом Веретилина и этими господами? Вы сказали, что один из них работает на почтамте? Кстати, кто ведет дело этих жуликов на почтамте, помните, дело Баландинского почтового отделения?
- Сергей Орлов ведет. Это насчет продуктов в почтовых пакетах?
- Ну да, насчет сала и масла в кожаных почтовых мешках.
- Сейчас я Орлова вызову! - сказал Павел Федорович. - Он там всех знает. Большое дело.
Но Орлова вызвать не удалось. Час назад возле пакгаузов Брянского вокзала он был убит человеком высокого роста в кожаной куртке и летчицком шлеме. Убийца скрылся.
- Вот и Сережу нашего убили! - тихо сказал Дзержинский. - Битва за хлеб, смертельная битва за хлеб. А все эти негодяи - левые коммунисты орут про активное самоснабжение потребителей. Вот оно - активное самоснабжение. Пуля в грудь юноши, защищающего хлеб для рабочих и крестьян Советского государства!
И ему представился вдруг покойный Сережа Орлов, его добрые, совсем еще юные глаза и пухлые губы. Как он сказал вчера после совещания: "Товарищ Дзержинский, у меня есть стакан семечек. Знаете, подсолнухи, - они очень утоляют голод, пожалуйста, попробуйте!"
- Вызовите сюда того из арестованных, который помоложе! - сказал Дзержинский Павлу Федоровичу. - Я с ним поговорю.
И еще плотнее закутался в шинель. Евгений, видимо, опять поспал в коридоре и вошел, пошатываясь спросонья. Дзержинский свернул папироску, затянулся и, глядя в глаза осоловелому Евгению, негромко сказал:
- Вот что, молодой человек. Вы - сын дворника, живете в этом же доме? Не ходит ли к вам такой гражданин... Ну, как бы его описать? Высокий... кожаная у него куртка...
- В летчицком шлеме, что ли? - спросил Евгений.
- Как будто бы.
- Ходит? - сказал Евгений. - Он с нашего двора. Только Аркадий Палыч Симбирцев во флигеле квартируют, а Мюллер с парадного, квартира шесть. Они редко дома бывают, все ездят и ездят.
Дзержинский курил, не глядя на задержанного. Павел Федорович, красный от напряжения, с хрустом потирал бритую голову.
- Ваше имя Евгений? - спросил Дзержинский.
- Евгений, - ответил парень.
- Фамилия Андронов?
- Андронов!
- Евгений Андронов! - голосом спокойным и властным заговорил Дзержинский. - Твой отец погиб за Советскую власть, ты сам написал это в своем заявлении, - так это?
- Так!
- Я именем твоего отца приказываю тебе - расскажи нам правду. Расскажи все, что знаешь. Эти вот - арестованные - они что? Наняли тебя? Ты у них в услужении? И как наш товарищ всех вас арестовал? Как это было, расскажи подробно, все, все решительно, что тебе известно. Говори, не бойся...
Евгений еще испуганно смотрел на Дзержинского, но страх уже проходил: что мог сделать ему дурного этот человек с усталыми, но добрыми глазами? Да и в чем он, Евгений, виноват? В том, что молчал? Ну, виноват, не станут же за это бить? Может, даже матери помогут, - надо же людям жить как-то...
- Наняли они меня. Симбирцев этот, - грубо, чтобы не подумали, что подлизывается, заговорил Евгений. - Сторожить наняли. А я откуда знаю, чего сторожить? "Помалкивай, - говорят, - а то поймают - и к стенке. Декреты читал?" - "Читал", - отвечаю. "Твое дело теперь битое, сгоришь вместе со мной". Вначале складик в комнате был, а потом пошло шире, весь низ забрали под него...
И Женя стал подробно рассказывать все, что знал об организации Симбирцева...
- Отправили? - спросил Феликс Эдмундович.
- Отправили, - невесело ответил Швырев.
Дзержинский внимательно посмотрел в глаза Павлу Федоровичу.
- Мне врач докладывал, - сердце у Веретилина хорошее. Садитесь, Павел Федорович. Вы когда с Иваном Дмитриевичем подружились?
Швырев подумал, припоминая, улыбнулся и рассказал, что узнали они друг друга в Петрограде, когда занимали телефонную станцию.
- Это когда вы за телефонисток работали? - тоже улыбнулся Дзержинский.
- Ну да! Они все в обморок попадали, стрельба, а тут Смольный названивает. Я трубку взял, то есть не трубку, а машинку эту - слышу, называют номер. А как соединить, - не знаю...
Дзержинский засмеялся, глаза у него посветлели, лицо стало молодым. Павел Федорович усмехаясь рассказывал:
- Один там парень был - не помню, как его звали и откуда, - рабочий паренек, тот в трубку заявляет: "Они все в обмороках лежат, а мы соединить еще не обучились". Ну, а Веретилину как раз Зимний дворец попался - тоже звонит - министры временные. Он им и сказал, что теперь станция их не обслуживает. Как раз, помню, продукты для телефонисток привезли - триста буханок хлеба, триста банок консервов, это все с Трубочного завода. А телефонистки от страха кушать не могут. Вот Иван Дмитриевич - он тогда еще в бушлате был - мне и говорит: "Солдат, а солдат, давай покушаем, поскольку мы сегодня являемся телефонистками..." Покушали, стали в телефонной технике разбираться. Выключили прежде всего телефоны Зимнего дворца и штаба округа...
- Здесь и познакомились?
- Здесь. Потом, попозже, Веретилин побежал своих "альбатросов" встречать - моряков; они в Неву входили на кораблях. И я с ним оказался. А дальше уже вместе с Красной гвардией и с солдатами Измайловского полка действовали. Подранило меня там. Веретилин как раз поблизости был вытащил, перевязку сделал, все честь честью. И банку консервов мне оставил, и записку. В записке хорошие слова написал. "Паша, - написал, - не горюй, твердыня скоро падет и начнется новая жизнь..."
