Н. Северин - Воротынцевы
— А ты молись! Дело твое такое, что один только он, Господь милосердный, может тебя спасти. А я тебя оставить не могу, потому поручена ты мне на смертном одре благодетельницей нашей, Марфой Григорьевной, — голосом, дрогнувшим от подступивших к горлу слез, вымолвила Федосья Ивановна. — Молись! Он, батюшка царь небесный, все оттуда видит, и ни одна сиротская слеза не прольется даром.
Долго вела такие речи Федосья Ивановна, до тех пор, пока Марфинька мало-помалу не успокоилась, не стихла и не заснула.
Тогда, задернув наполовину полог, чтобы свет от лампады не беспокоил барышню, старуха стала на молитву перед киотом.
Время шло, а она все клала земные поклоны, и шептала с глубокими вздохами.
— Мать царица небесная, заступи и помилуй! Спаси и помилуй!
В доме все огни погасли, наступила мертвая тишина, а Федосья Ивановна все молилась. Слезы градом катились по ее бледному, морщинистому лицу, а темные лики в светлых, блестящих ризах, перед которыми она изливала свою душу, смотрели на нее, спокойно и торжественно-строго.
— Да будет воля твоя! Да будет воля твоя! Защити и подкрепи, спаси и помилуй! — продолжали шептать ее губы, но мысли стали мало-помалу отбиваться в сторону.
«Надо скорее вывезти сиротку отсюда и поставить ее под такую верную охрану, где бы ему не достать ее. Скорее, пока в нем гнев еще не остыл. Как опомнится да начнет с лестью к ней подбиваться, пропала ее головушка. Забудет Марфинька и страх, и стыд, все забудет. Любит она ведь его, голубка, ох как любит! Что захочет, то и поделает он с нею, не сможет она ему супротивничать, да и не сумеет, где ей! В своем-то имении да в одном с нею доме, Господи! Да надо только дивиться, как это ее Господь сохранил до сих пор! Ведь барин…»
У двери послышался шорох.
Старуха стала с ужасом прислушиваться. Уж не он ли, барин? Хорошо, что она не забыла задвинуть изнутри задвижку. Но он ведь может приказать отпереть. Она не послушается — другого позовет, ведь барин.
Ручка у двери зашевелилась.
«Пробует отворить, значит. Что тут делать? И вдруг барышня проснется? — Старуха оглянулась на кровать. — Спит, слава Богу, умаялась, спит крепко».
В своем волнении Федосья Ивановна совсем забыла про другую дверь, что вела к потайной лестнице, и, когда эта дверь вдруг растворилась, чуть не вскрикнула от испуга.
Ей представилось, что Александр Васильевич успел обежать кругом и проник сюда другим ходом. Она похолодела от ужаса при этой мысли.
Но эта была Малашка, а не он. В одной сорочке, с распущенной косой и выпученными от страха глазами девушка, остановившись на пороге, подзывала ее знаками к себе.
— Тетенькая, миленькая!
Это было произнесено очень тихо, но Федосья Ивановна услышала девушку и, не переставая оглядываться на дверь с шевелившейся ручкой, подбежала к племяннице.
— Барин сюда пошли. Мы с Мишей видели. Легли почивать, свечку задули, полежали-полежали да в туфлях на босу ногу и в халате из спальни тихонько вышли. Мимо нас прошли, мы притаились, — прошептала Малашка, захлебываясь от волнения и не замечая, что она выдает тайну своих отношений с красивым камердинером.
— Знаю, вот он! — кивнула Федосья Ивановна в сторону двери с шевелившейся ручкой.
— Ах ты, Господи! — всплеснула руками Малашка.
— Задвижка заложена, оттуда не отпереть.
— А вдруг да они подналягут, крючок-то и соскочит!
— Я тут буду. При мне он барышни не тронет, — возразила Федосья Ивановна.
Чем ближе наступала опасность, тем решительнее делалась она.
— Родная! Да с вами-то, с вами-то что за это будет! — продолжала с возрастающим волнением шептать Малашка. — Вы ведь не знаете, он грозил вас до смерти запороть. Миша слышал. «Если, — говорит, — подсматривать за мною станет, до смерти прикажу запороть». Это он управителю сказал. А этот разве посмотрит, что вы — старенькая? Его родную мать заставят сечь, он и ее высечет.
Старуха судорожно стиснула губы и не проронила ни слова.
— Миша говорит: «Уговори ты ее это дело бросить, все равно он на своем поставит, барин ведь», — продолжала шептать Малашка.
И вдруг она в ужасе смолкла. Ручка двери, с которой они обе не спускали глаз, задергалась сильнее, и дверь затрещала под напором сильного плеча.
— Сейчас задвижка соскочит! Сейчас, сейчас! Тетенька, миленькая, бежим скорее. Убьет он нас до смерти! Миленькая, бежим!
Дрожа от страха, Малашка схватила старуху за руку и что было сил тащила ее за собою в темный проход к потайной лестнице.
А с противоположной стороны задвижка как будто начинала подаваться.
Федосья Ивановна вырвалась от племянницы и, приказав ей скрыться с глаз долой, решительной походкой подошла к двери, сняла крючок и очутилась лицом к лицу с барином.
— Что вам угодно, сударь? Барышня нездоровы и недавно только започивать изволили, — произнесла она почтительно, но твердо.
— Мне угодно, чтобы завтра же духу твоего здесь не было! Слышишь? — задыхаясь от ярости, прошептал Александр Васильевич.
— Слушаю, сударь, — покорно ответила старуха, продолжая загораживать собою проход в дверь.
— До смерти прикажу тебя запороть, если ты завтра к вечеру не уберешься.
— Как вашей милости угодно будет, — все так же спокойно и почтительно ответила она.
— Просилась в Киев, ну и ступай! Зачем осталась? Подслушивать да подсматривать за мною? Да как ты смеешь! Я за это и родичей-то всех твоих разорю, стариков в Сибирь сошлю, а молодым лоб забрею, чтобы от поганого твоего отродья и следа здесь не осталось! Вы меня еще не знаете, я вам покажу, что значит настоящий барин! Нужно будет, пожелаю — ни перед чем не остановлюсь, всех сокрушу, а на своем поставлю!
Федосья Ивановна слушала барина молча, все ниже и ниже опуская голову, по мере того как он говорил. Не изумляли ее эти бешеные, бесчеловечные речи, недаром прослужила она весь свой долгий век господам. Слышала она такие речи и от прадеда его, и от деда, и от отца его, зарезанного хохлами в Малороссии. И этот — такой же строптивый, как и те. И такой же красивый да развратный. Много бед наделает на своем веку!
А между тем у барина порыв бешеной страсти, сорвавший его с постели и потянувший его к Марфинькиной комнате, постепенно стихая, переходил в досаду на себя за то, что он так нелепо себя ведет. Черт знает что за глупую роль он разыгрывает с сегодняшнего вечера! Перепугал до полусмерти Марфиньку, с этой старухой поставил себя в невозможное положение. Теперь ничего больше не остается делать, как так или иначе избавиться от ее присутствия в доме. Если она добровольно не захочет уйти, придется употребить силу, делать нечего.
— Не в свое дело вздумала вмешиваться, ну и пеняй на себя, если худо будет! — прошептал он сквозь судорожно стиснутые зубы и смолк.
Федосья Ивановна отошла в сторонку. Теперь она уже не боялась, что барин войдет и испугает Марфиньку. Пока он грозил ей и злился, она не переставала исподлобья наблюдать за выражением его лица и видела, как постепенно страсть в нем гаснет и заменяется мечтательной нежностью.
Не отрывая взора от белевшего в темноте края Марфинькиной постели, он продолжал стоять на пороге высокого покоя, тонувшего в полусвете лампады, теплившейся перед образами. От увядающих в воде цветов аромат был бы нестерпимо силен, если бы ночная свежеть не проникала сюда через занавеску, спущенную перед открытым окном.
Самые разнообразные мысли и чувства теснились в душе Воротынцева. Мысленно он переживал весь минувший день, с самого раннего утра, когда, срывая вместе с Марфинькой цветы, вянувшие теперь в нескольких шагах от него, он с восторгом любовался ее свежестью, грацией и невинностью. Потом, перед обедом, вернувшись с поля, он ей что-то рассказывал, и она слушала его с выражением такого детского восторга и доверия! И тут он ничего еще не ощущал, кроме желания как можно дольше глядеть в эти милые, невинные глазки. И как он был счастлив тогда!
А потом перед ним воскресла сцена в беседке. Как ему вдруг захотелось поцеловать Марфиньку и как она испугалась выражения его лица, как задрожала и какими умоляющими глазами смотрела на него, в то время как он ее все ближе и ближе прижимал к себе!
Стоит только сделать несколько шагов — и Марфинька опять будет в его объятиях, нежная, покорная, вся трепещущая от счастья и любви.
Но тут эта старуха, а возиться с нею, выталкивать ее вон из комнаты ему претило. Александр Васильевич подумал, что завтра в это время ему уж никто не будет мешать, и ушел в свою спальню.
IX
На следующее утро по всему околотку стало известно, что Федосья Ивановна покидает навсегда Воротыновку, и народ повалил со всех сторон прощаться с нею.
Проведав об отъезде своей старой приятельницы, притащился сюда и Митенька. Но он пробыл недолго и, выходя из дома, встретился с управителем, которому уже успели донести о его появлении в господском доме.
