Райдо Витич - Послесловие
Сам Санин оказался другом Александра Дроздова, да не шапочным знакомым, а давним, старинным верным другом.
— Что-то запаздывает твоя подруга, — подмигнул ей Дрозд.
— Девушкам простительно, — улыбнулась она. — Так вы оказывается с начала войны вместе?
— И "до", — кивнул.
— А вы, Ирина, где воевали?
— Второй Украинский.
— Румынию брали?
— Было.
— Подруга тоже? — качнулся к ней Саша, зыркнув на Колю: не заскучал бы и не смылся. А то и в тактичность ударится — оставит их вдовеем с Ириной. Нет, он не против. Против того, чтобы Николай так и жил один.
— Подруга? — Ира прожевала мясо, что готовили в ресторане отменно, а может она давно подобного блюда не ведала? И сложила пальцы замком, поставив локти на стол. Уставилась на Санина:
— С Леной много странностей, вроде бы не воевала, но воевала точно.
— Это как?
— Манеры, знаете? Взгляды. Мы чувствуем друг друга, те, кто прошел тот ад, до сих пор в нем. Он так и поглядывает в лицах, взглядах, осанке, походке, суждениях, — сказала, задумчиво поглядывая поверх головы полковника. — Странные ощущения — мы давно здесь, давно мир в стране, а мы все равно воюем, мы все равно там, все равно на войне. Она стала нашей сутью. Это страшно.
Николай был полностью с ней согласен. Закурил, поглядывая на женщину с уважением. А она все рассуждала, но говорила, будто с собой, себе:
— Мы не можем понять тех, кто и дня не провел на фронте, они не могут понять нас. И опять война, только тихая, завуалированная и как ни странно непонятная, потому что смысл ее, цель абсурдны. И идет она меж теми, кто буквально два года назад был заодно против врага, а сейчас, словно привыкли к постоянным боям, а за не имением врага, нашли их друг в друге.
— Тяжело пришлось? — понял, о чем она Николай — хлебнула, вернувшись с фронта.
Сиротина очнулась, улыбку выдала спокойную, мудрую:
— Не мне одной. Но Лена действительно, что-то задерживается, — глянула на часы Саши.
— С пунктуальностью у твоей подруги плохо, — согласился мужчина.
Николай вина хлебнул, на друга посмотрел:
— О Васи вчера письмо получил. Уехал он все-таки в Житомир, жену нашел. Живут, — улыбнулся. — Голушко теперь завхоз в госпитале, ребенка с женой ждут. Все хорошо, а в письме все равно тоска чувствуется, невысказанность… Тебе привет передавал.
— Я его адрес так у тебя и не взял, эх! — поморщился. Остолоп, что сделаешь? Увлекся и, друга поздравить с великим праздником забыл.
— Он без обид, ты же знаешь. А вы Ира, переписываетесь с однополчанами?
— С подругой. Она из Ярославля. Два года вместе связистками. Только редко переписываемся. Замуж она вышла год назад. Муж до сих пор не знает, что она на фронте была. Она лейтенант, с осени сорок второго призвана, он сержантом войну закончил, полгода только воевал. Вот так, — улыбнулась грустно. — Скажите мне, мужчины, почему вы нас, подруг своих фронтовых обходите? Чем мы так вам не хороши?
— Это не к нам, — с уверенностью заявил Александр, обнял женщину за плечи. — Мы наоборот, только боевых девушек и уважаем.
Николай поглядел на пару, потом на часы: без пяти восемь вечера. Не пора ли честь знать?
— Пойду, — под тарелку деньги положил, так чтобы за всех заплатить хватило.
— Нет, подожди, может придет еще!
— Вы ей очень понравились, — посмотрела на мужчину Ира, надеясь, что этот аргумент немного задержит его, а Лена не замедлит явиться.
Но Санин только улыбнулся ей:
— Передавайте привет.
И пошел к выходу.
— Вот и посидели, — разочарованно протянул Саша. Покосился на Иру и впервые ничего к ней не почувствовал, даже желания. Грустно вдруг стало до одури — кого он обманывает?
Николай всегда был самым трезвомыслящим в их дуэте, и потому не разменивается, не обманывает себя.
— Он до сих пор свою жену любит, — протянул не известно зачем. И признался. — Я тоже.
Ира замерла: посмотрела в спину полковника, потом на капитана и нахмурилась:
— Пытаешься выбить ее из своего сердца мной?
— А вы чем-то похожи, — прищурил глаз на нее.
— Прошлым, — бросила и взяла папиросу: приятный вечер, ничего не скажешь. — Она мертвая, Саша, а вы и я — живые.
Дрозд улыбнулся желчно:
— Я говорю ему об этом постоянно. И себе. Только вот, толку пока никакого. Может время нужно, а может… — обнял Иру за плечи. — Поможешь забыть?
Она прищурилась от дыма на мужчину, лицо жестким стало:
— Нет.
Саша улыбнулся широко, только пытливый взгляд был холоден до озноба:
— Почему-то так и думал.
Отбросил салфетку и встал:
— Пойду, пожалуй, и я. Извини, Ирочка, как-то так вот… печально все получилось.
Женщина глаза закрыла, только чтобы не видеть, как он уходит, и не знать, что опять остается одна.
Ночью уже не в общагу поехала — к Лене. Разбирала ее злость на нее. Казалось отчего-то, что приди она, все по-другому было бы. Возможно сегодня она была бы с Дроздовым снова, забеременела наконец, а это уже хороший кукан для мужчины. Но даже если нет — у нее был бы ребенок! Она бы не была одна, было бы ради кого жить, терпеть эту доставшую до печенок прозу и нудность повседневности.
Водки по дороге купила, прямо у подъезда половину выпила, горе и ярость глуша. Губы оттерла, в темноту лестничной площадки шагнула. На этаж поднялась и, дверь пнула — она сама открылась. Ира вошла в квартиру и замерла — тихо, как в гробу.
— Эй? — позвала тихо. И громче крикнула. — Вы где все?!
Тихо — ни шороха.
Женщина попятилась. Ей вспомнилось, как они пришли проситься на постой уже ночью вот в такой дом. И никого в нем не было, только слишком уж тихо было. Дверь в одну комнату толкнули — там мертвецы, вторую — мертвые, третью, четвертую — везде мертвые дети, женщины. Как шли фрицы, так расстреливали, методично, каждого кого находили.
И ринулась бегом вниз по лестнице, запинаясь о ступени и собственные ноги. Летела не от тишины в квартире — от памяти, что выдала вдруг такой кульбит.
Николай пришел домой около одиннадцати, специально пешком домой шел, чтобы Валя и ее друзья могли подольше посидеть, не смущаясь его обществом. Однако в квартиру зашел и понял — недолго без него сидели — тихо в доме, убрано, словно вовсе застолья не было.
На кухню заглянул.
Валя спиной к нему стояла, чайник разогревала:
— Ужинать будешь? — спросила глухо. Слезы в ее голосе чувствовались и, Санин развернул девушку к себе — так и есть — глаза слез полны.
— Что-то случилось?
Валя прижалась к нему и прошептала:
— Я очень сильно люблю тебя.
Мужчина улыбнулся, ласково погладил ее по голове:
— И я люблю тебя, заяц.
— Значит мир?
— А мы не воевали.
— Но я была неправа.
— Я тоже. Сорвался на тебя, как на подчиненную, — признался. — И все-таки, Валюша, что случилось? Плохо посидели с друзьями?
Девушка вздохнула, отдвинулась от него и за стол села, пальцем по столешнице водить начала, брови хмуря:
— Мы не собирались. Я с Ринатом этот вечер хотела провести.
— Не удалось? — насторожился: что за Ренат? Он тоже хорош, брат называется — ударился в воспитание сестры, а главное чуть не просмотрел.
— Удалось, — улыбнулась грустно, глянула на него. — Не думай плохого, Коля, не было ничего.
— Ну и… ваше дело, — а мысленно дух перевел. — Поссорились? — разлил чай ей и себе в кружку.
— Нет, мы расстались, — улыбнулась еще шире и печальнее. Николай не знал, что сказать. Успокоитель как и советчик в подобных вопросах из него тот еще был. Здесь бы кстати Дроздов оказался, но он был своими личными делами занят.
— Утрясется, — выдал лояльное.
— Нет, — отрезала. — Не нужна я ему, ты ему нужен.
Николай чуть чаем не подавился:
— Не понял?
— Видишь ли… Мы с ним познакомились, когда ты на свадьбу ездил, и он сразу начал интересоваться с кем живу, как.
"Может бандит?" — насторожился мужчина.
— Он сержант запаса, на заводе у нас работает. Раньше близко не подходил. А тут крутиться начал. Он в соседнем цехе, я его и не видела раньше, — трудно ей разговор давался, а в себе держать сил не было. — В общем, живет он в общежитии, ни угла, ни перспектив.
— Ясно, — дальше можно было не озвучивать. Все просто: молодая, глупая, но с квартирой да еще брат полковник. Выгодная невеста.
— Я специально его к нам пригласила. Посмотреть. Не верила. Подозревала, а не верила.
"И видно не любила".
— Он сразу бродить по квартире стал, как по магазину, прицениваясь. Потом опять о тебе разговор завел: богато живете, может брат и меня куда пристроит. Своим человеком буду… Выгнала.
Николай накрыл своей ладонью ее руку и сжал, успокаивая:
— Валюша, ты сделала правильно. Не сделала бы сама, сделал бы я. Потому что хочу, чтобы тебя любили, а не положение, возможности. Есть такие люди, ничего не попишешь, но людьми их трудно назвать — приспособленцы. Ничего, Валюша, боль пойдет и встретится тебе еще человек, полюбите друг друга, поженитесь, детей народите. А я вам помогать буду, племянников нянчить.
