Морис Дрюон - Сладострастие бытия
Занятая разговором с таинственными голосами, Санциани продолжала:
– В этот год в моей жизни произойдут большие перемены? Окруженный водой дом? Нет, не понимаю. Я там буду жить... Семь карт... Очень богатый мужчина, с которым я еще не знакома? И я буду счастлива... как никогда до этого не была? Тогда мне не стоит терять надежду.
Ей был предсказан венецианский период ее жизни, а она этого даже не поняла.
Теперь Санциани ухватилась за мысль об этом очень богатом мужчине, с которым ей суждено было встретиться. Откуда он? Чем занимается? Финансист? Боже, как это скучно! Но такой могущественный, что с ним вынуждены считаться многие правительства? Бельгиец, немец, датчанин... Госпожа Шульц точно сказать не могла. Во всяком случае центр его дел находится в одной из северных стран.
– Значит, это там у меня будет этот большой дом, окруженный водой?
Лукреция, подумав о портовых городах Северного моря и Балтики, поморщилась. Это казалось ей маловероятным.
Однако она повторила данные ей советы: воспользоваться этим периодом благополучия для того, чтобы обеспечить себя на будущее, скопить собственные деньги, сделать разумные капиталовложения. Потому что после этого наступят тяжелые времена. Взлеты будут чередоваться с падениями, жизнь пройдет очень бурно...
– Значит, конец моей жизни будет трудным?.. И в каком возрасте это случится?.. Можете говорить, я абсолютно ничего не боюсь. Кстати, я знаю, что умру молодой. Нет? Тогда скажите, в каком возрасте это случится.
На мгновение она смолкла. На лице ее появилась полуулыбка.
– В шестьдесят восемь лет,– прошептала она.– Шестьдесят восемь...
«Если меня возьмут сниматься в фильме,– думала в это время Кармела,– как мне сказать в отеле, что я ухожу от них? И где я буду жить?» Радость была слишком большой, надо было запретить себе такие мечты.
Тут она увидела, как Санциани вдруг выпрямила спину, повернулась к зеркалу и закричала, схватившись ладонями за голову:
– Но ведь мне как раз шестьдесят восемь лет!
И без памяти рухнула грудью на стол.
– Синьора, синьора! – испуганно воскликнула Кармела.
Она похлопала графиню по рукам, затем смочила ее лицо холодной водой.
«Вот так. Я не обращаю на нее внимания, я больше не думаю о ней»,– промелькнуло в ее голове.
Старуха пришла в себя и медленно качнула головой от одного плеча к другому.
– Что с вами, синьора? Что случилось? – спросила Кармела.
– Не знаю. Я ничего не понимаю. В голове словно прошел электрический разряд. Как мне нехорошо...
– Лягте в постель...
За последние дни Санциани сильно похудела, и Кармеле не составило труда уложить ее на кровать.
Затем она подала ей тарелки, и Санциани трясущимися руками и с потерянным выражением на лице принялась есть свою уже остывшую пищу.
Глава VIII
Консьерж Ренато вначале даже не сразу сообразил, о ком его спрашивают, поскольку седовласый господин, задавая вопрос, отвернул голову в сторону.
– Извините, синьор, кого вы спрашиваете?
– Графиню Санциани...– ответил седовласый господин.
– Как мне о вас доложить?
Снова расслышав только слово «Санциани», консьерж подумал, что его вопрос не был услышан, и повторил его. Посетитель, глядя поверх его головы, произнес:
– Граф Санциани, ее супруг...
Консьерж вначале подумал было, что его разыгрывают, и поэтому несколько секунд провел в глупом недоумении. До тех пор, пока седовласый господин не опустил на него свой отрешенный спокойный взгляд.
– Одну секунду, одну секунду, синьор граф,– сказал Ренато.
Позвонив телефонистке отеля, он бросил в трубку:
– Сообщите графине из номера пятьдесят семь, что внизу ее ждет граф Санциани, ее супруг.
Из кабинета вылетел бдительный коротышка администратор и засуетился вокруг посетителя. Не желает ли синьор граф присесть? Графиня в последнее время слегка приболела. Этот визит, несомненно, обрадует ее. Синьор граф был, конечно, в отъезде... Вероятно, за границей? Графиня такая хорошая клиентка...
Движимый страхом и любопытством, коротышка одновременно опасался того, что Санциани пожалуется на него мужу за плохое к ней отношение, и старался заработать возможные чаевые.
– Заведение наше, естественно, уже не то, что было когда-то,– сказал он.– Но мы очень заботимся о графине. Мы приставили к ней лично горничную. К сожалению, она сегодня не работает, сегодня ее выходной день. Но ее подменили, да, там есть другая горничная...
Санциани позволял шавке тявкать и вилять хвостом, бегая вокруг него, а сам постоянно глядел в другую сторону, что с первого взгляда можно было принять за застенчивость, но было на самом деле всего лишь старой привычкой относиться ко всему с огромным безразличием.
В нем была этакая элегантность, которая свойственна старикам, всю свою жизнь одевавшимся очень шикарно. И это немедленно распознают торговцы и слуги, поскольку это чувствуется как по поведению, так и по одежде. На нем был летний костюм, который он носил лет шесть. Но он был уже в том возрасте, когда люди не снашивают вещи. Он носил белый накладной воротничок, в руках держал шляпу из тонкого фетра. Ногти его были аккуратно подстрижены и ухожены, щеки слегка розовели, а лицо не имело ни единой морщинки, как у человека, который в жизни своей мало над чем задумывался.
– Графиня не отвечает,– сказал консьерж.– Но она, несомненно, у себя в номере. Но желает ли его светлость подняться к ней?
Посыльный, чего раньше никогда не делал, осчастливил графа тем, что предложил свои услуги, взявшись проводить, и самолично вызвал лифт.
Санциани сидела у окна, подложив под спину две подушки. Поскольку Кармела взяла выходной, графиня не ела ничего, кроме чашки кофе с молоком и рогаликов, крошки которых усеяли весь поднос.
– Я проходил мимо...– сказал Санциани, обводя комнату взглядом, словно ища то, что оставил там накануне.
Он не виделся с женой сорок четыре года. И почувствовал, что следовало сообщить более вескую причину своего визита.
– Я узнал, уже не помню от кого, что ты здесь и что не совсем здорова,– снова заговорил он.– И не совсем счастлива. Вот я и подумал...
На самом же деле он прекрасно знал «от кого-то» о том, что жена его вот уже год как проживает в Риме. И ему потребовался целый год для того, чтобы, думая понемногу об этом каждый день, решиться навестить ее. Это был человек, очень медленно принимающий всякие решения. Он наводил справки о ней окольными путями, осторожно. Три месяца назад он даже стоял в полусотне метров от ресторанчика, где она обычно обедала, на улице Боргоньона, только для того, чтобы увидеть ее издали, один только раз. Но он был не в состоянии признаться ей в этом, ни тем более выразить ей чувство жалости, дать и попросить у нее прощения, посочувствовать, сказать, что любит или, скорее, хранит память о любви, которая и толкнула его сегодня прийти к ней.
В нем было какое-то врожденное нежелание глядеть людям в лицо и высказывать свои чувства прямо, и оно с годами только росло. Все то глубокое и точное, что он мог сказать, чтобы выразить свое состояние, было:
– Я поклялся, что никогда больше не увижу тебя. Но теперь прошло столько лет!.. И потом, никогда не надо давать клятв...
Наконец он остановил на ней свой настороженный взгляд. Он, человек, чуждый всякого волнения, не смог удержаться от того, чтобы лицо его на мгновение не перекосилось от боли. Как можно было узнать в этой исхудавшей развалине ту девушку, которую он некогда страстно желал, чьей любви добивался, за которой ухаживал с нежной иронией, чьей руки попросил только намеком и чью руку семейство Торвомани сразу же отдало ему, предупредив только: «Она у нас немного нервная». Где то тело, с которым он, по его мнению, так нежно обращался? Неужели этот призрак – все, что осталось от молодой, очаровательной и опасной женщины, вечно окруженной поклонниками, опьяненной успехом, позади которой шел он, неприметный и озабоченный, не как счастливый супруг, а как надзиратель, которому поручили хранить огромное сокровище? Где те ослепительные волосы, где тот огонь, который когда-то горел в ее глазах? И все-таки это была та самая женщина, и воспоминания не могли переселиться ни в какое другое тело.
– Я была уверена в том, что ты придешь. Я ждала твоего визита,– сказала она, не двигаясь.
Он несколько мгновений простоял молча, потом придвинул к себе стул и сел.
– Как ты могла догадаться?..– спросил он.– Твои чувства всегда удивляли меня.
Он снова стал смотреть куда-то в сторону.
– Но все, что ты можешь сказать, будет бесполезно,– снова произнесла она.– К тебе я не вернусь.
– Речь не об этом, дорогая моя, вовсе не об этом,– ответил он с беспокойством.– Прежде всего, большую часть времени я живу в деревне... Я пришел просто...
Ему не удалось произнести слова: «помочь тебе», и он поэтому снова повторил: «потому что проходил мимо».
– Только не думай, что я останусь одна,– сказала она.– Я нашла такого мужчину, который мне нужен.
