Андрей Посняков - Грамота самозванца
Авторитет матушки Женевьевы после изгнания беса из Мари-Анж укрепился настолько, что настоятельница даже согласилась на встречу с «обрадованными родственниками» избавленной от нечисти девы, сиречь, с Иваном и Прохором. Митрий ей и раньше не был представлен, да и вообще, во всей этой операции выступал в роли самого Вирлуве, а потому имелась вероятность – пусть даже малая, – что аббатиса его узнает. Так что Митрий сидел себе спокойно дома, смывая с себя сажу с помощью Мари-Анж. Уж что они там делали кроме омовений, наверное, можно было догадаться, но Иван с Прохором подобными догадками себя не утруждали, не до того было. Недаром говорится: куй железо, пока горячо. Вот друзья и спешили воспользоваться моментом и надавить на настоятельницу. Сперва пришли с подарками, среди которых была и кой-какая книжица, разысканная Иваном в книжной лавке на рю Экуйер, – естественно, в книжке говорилось о борьбе с дьявольскими происками. Увидев вспыхнувшие неподдельной радостью глаза аббатисы, Иван понял, что своим подарком попал в самую точку. И тут же не замедлил поинтересоваться неким странствующим монахом, братом Гилбертом.
– Да что вы все про него расспрашиваете? – Настоятельница удивилась, но книгу из рук не выпустила – и это, несомненно, значило, что ее расположение к мнимым родственникам мнимой одержимой никуда, слава святому Клеру, не улетучилось.
– Брат Гилберт нам кое-что обещал, – уклончиво отозвался Иван и тут же вновь рассыпался в благодарностях. – О, матушка Женевьева, если бы не вы, если бы не ваши познания и неустрашимость, если бы…
– Ой, бросьте! На все воля Иисуса, – засмеялась монахиня, однако по чуть покрасневшим щекам ее было видно, что похвала пришлась ей по душе. – А про брата Жильбера так скажу – можете его здесь не искать, он давно уже отправился на гору Святого Михаила.
– Куда-куда?
– В монастырь Мон-Сен-Мишель. О, это очень красивое и великолепно укрепленное аббатство, на небольшом островке меж Нормандией и Бретанью. Брат Жильбер как-то поминал, что хочет именно туда отправиться, а вот когда вернется – не сказывал. В нашу-то обитель он заглянул по пути – передать поклон от одного старого знакомца…
Матушка Женевьева поджала губы, глаза ее затуманились, и перед глазами возник облик молодого и красивого прелата. Отец Александр. Александр Рангони… Да, тогда, в Риме, они были так молоды…
Мон-Сен-Мишель. Замок и монастырь на крутой скалистой горе посреди серо-голубых волн. Именно туда и лежал теперь путь трех друзей. Но прежде нужно было отыскать Жан-Поля д’Эвре, ведь своих не бросают, а нормандца все они давно уже считали своим – так уж вышло. И значит, нужно было выручать.
Иван, Прохор и Митрий уселись втроем вокруг небольшого стола у себя в комнате. Мари-Анж, получив оговоренный расчет и поцеловав на прощание всех троих, отправилась обратно в родные места, так что друзьям никто не мешал. Тем лучше думалось…
Рассуждать начали по новой, с того, о чем уже не раз думали. Куда мог запропаститься Жан-Поль? Происки конкурентов, слава Господу, можно было спокойно отбросить как версию, не выдержавшую проверки. Значит, оставались неудачная дуэль, дама и лупанар. Последние два места, впрочем, сразу отбросили – уж оттуда-то Жан-Поль мог бы подать весточку. Оставалась дуэль… Если так, то, конечно, жаль. Хотя нормандец ведь мог и не погибнуть, а просто получить тяжелое ранение.
– Лежит сейчас где-нибудь, – грустно предположил Прохор. – Чахнет.
– Придется искать. – Иван кивнул.
– Поначалу хорошо бы спросить того модника, маркиза де Полиньяка, – подумав, напомнил Митрий. – Хотя…
– Хотя… – повторил Иван. – Хотя в этом сейчас нет никакого смысла, ведь мы разговаривали с ним совсем недавно, как раз о Жан-Поле и спрашивали. Уж если была бы какая дуэль, не может того быть, чтоб такой человек, как маркиз, ничего бы о ней не знал. Город-то маленький!
– Да, значит, не дуэль. Тогда что же? – Митрий почесал за ухом. – Предположим, Жан-Поль не убит, но не может ни дать о себе знать, ни выбраться. Тогда где он, спрашивается?
– Ну, конечно же в тюрьме! – обрадованно воскликнул Иван. – Молодец, Митька! И как это мы раньше об этом не подумали?
Вот в этом направлении и стали теперь размышлять. Естественно, для начала нужно было собрать подробные сведения обо всех имеющихся в Кане узилищах, на что и ушел почти весь день. Собственно, тюрем-то в городе имелось немного, всего три, но ведь каждую нужно было осмотреть, хотя бы издали, составить, так сказать, общее представление.
Немного подумав, Прохор выбрал для себя небольшую каторжную тюрьму на Иль-Сен-Жан, расположенную совсем недалеко от дома зеленщицы Жермен, Митрию досталось узилище для городских недоимщиков, что напротив церкви Сен-Этьен-ле-Вье, ну а Ивану – самое трудное – замок, шато.
Вечером встретились, обменялись впечатлениями. Первым выслушали Прохора, описавшего каторжную тюрьму с ухмылками и частым пожиманием плеч. Было от чего и пожимать, и ухмыляться – по мнению молотобойца, тюрьма для каторжников даже названия-то такого не стоила, «тюрьма», и представляла собой обычный амбар, правда, с крепкой дубовой дверью, охраняемый добродушным пожилым стражником самого мирного вида. Узников Прохору тоже удалось рассмотреть – их как раз к вечеру привели из каменоломни, всего-то пять человек, правда – все в кандалах. Как пояснил охотно распивший с Прохором кувшинчик вина тюремщик, кандалы предназначались вовсе не для предотвращения побега, а служили в целях лучшего собирания милостыни, являющейся, пожалуй, основной составляющей тюремного бюджета. Закованных в кандалы узников жалели больше, соответственно и подавали.
– В общем, не тюрьма, а богадельня, – с усмешкой заключил Прохор. – Оттуда только ленивый не сбежит.
Нечто подобное сквозило и в рассказе Митрия, с той лишь разницей, что недоимщики кормились не только подаянием сердобольных горожан, но и передачами родственников. А так – все один к одному: и ветхое помещение, и ленивая стража, которую с узниками связывали – даже можно сказать – вполне приятельские отношения. Ну, правильно, и те и другие ведь были горожанами Кана, соседями.
– Да. – Выслушав друзей, Иван покачал головой. – Похоже, что только мне повезло, если это можно назвать везением. В замок я не попал, но где расположена тюрьма, узнал. Место неприступное, охраняется строго – кроме тюремных стражей еще и солдатами замка, а уж те службу свою туго знают – мышь не проскользнет. Даже мост подвесной, и тот на ночь поднимают.
– Что ж, совсем нет никакого слабого места?
– Не знаю.
– А Жан-Поль? Он там?
– Тоже пока не вызнал. Но если он в узилище, то точно в шато! Интересно, кто только его туда закинул? Ведь эта тюрьма – для особо опасных государственных преступников.
– Значит, наверное, в ней. Ты придумал, как вызнать?
Иван пожал плечами:
– Так, есть кое-какие мысли. Караул сменяется раз в сутки, вечером, после чего часть отстоявших смену стражников идет в ближайшую корчму. Но гуляют своим кругом – никого чужого за стол не пускают. Видели бы вы их жуткие рожи! Настоящие висельники! – Юноша поежился и вдруг улыбнулся. – Хотя нет, был среди них один вполне приятный и веселый человек, да и тот – палач.
– Палач?!
– Ну да. Завтра вот с ним и встречаюсь. Я ведь там, в корчме-то, громко себя вел: кричал, что студент, вагантов читал… Думаю, раз самому к стражам не подойти, так пусть хоть ко мне кто-нибудь интерес проявит.
– Ну и что, проявили?
– Да проявили… Я ж вам и говорю – палач, – усмехнулся Иван. – Зовут – мэтр Огюстен мне представился как стихотворец, это уж потом, как уходил, кто-то шепнул – палач, мол, это палач. Вот с этим Огюстеном и встречаемся завтра в таверне на рю Эзмуазин, прямо рядом с мостом – вина попьем, стихи почитаем. Как сказал мэтр – очень ему приятно будет пообщаться с ученым человеком.
Выслушав, Прохор покачал головой:
– Ой, боюсь я за тебя, Иване. Не с простым человеком встречаешься – с палачом!
– Ничего, – расхохотался Иван. – Чай, на виселицу он меня сразу-то не потащит!
Таверна называлась незатейливо – «У моста». Небольшое, но вполне уютное заведение: три стола, прилавок, на стенах – золоченые канделябры меж расписных тарелок. Когда Иван заглянул туда, мэтр Огюстен уже сидел за дальним столом и, увидав вчерашнего знакомца, приветливо помахал рукой. Канский палач казался человеком приятным – не высокий, но и не низкий, не худой, но и не сказать чтобы толстый, лицо красивое, круглое, тщательно, до синевы, выбритое, нос слегка вздернут. Высокий чистый лоб с тонкою ниточкою бровей, густые черные кудри – что характерно, ни единого седого волоска, несмотря на возраст: лет тридцать пять – сорок. Блестящие тепло-карие глаза смотрят открыто и прямо, улыбка прямо-таки дышит обаянием. Что еще? Одет добротно, даже с некоторой изысканной небрежностью: камзол темно-синего бархата, крахмальный отложной воротник, расстегнутые на груди – чтобы было видно кружевную сорочку – пуговицы. Нет, определенно – приятнейший человек, весьма и весьма приятнейший.
