Наталья Павлищева - Страшная тайна Ивана Грозного. Русский Ирод
Узкие сухие губы с трудом разлепились:
— У тебя советчиков вон сколько!
Царь в растерянности оглянулся на сверкавшего глазами Адашева и остальных, заслонивших своими телами вход в келью.
— А ты не поговоришь ли со мной?
— Поговорю, сын мой. Да только скажи другим, чтоб вышли, дышать нечем.
Стольник уходил с явной неохотой, но не подчиниться царскому приказу не смог. Оставшись наедине с Иваном, Вассиан попросил, чтоб закрыл дверь и наклонился к нему как можно ближе. Царь просьбе изумился, но вспомнил чудачества Максима Грека и решил, что этому старцу тоже пора на покой.
— Запомни, Иван, на всю жизнь запомни то, что я сейчас скажу! Коли хочешь быть сильным правителем, коли хочешь, чтобы по-твоему было, а не по их, — старец чуть кивнул в сторону двери, — то гони от себя прочь всех, кто умней! Ни одного умника вблизи не держи! Иначе не ты, а они твоим именем править станут! Они тобой крутят и крутить будут, как захотят, ты их холоп, а не они твои!
Старцу было тяжело говорить, рука вцепилась в одежду Ивана, притягивая его ближе. Царю даже стало не по себе: что с этими старцами? Один нелепостями стращает, другой вон какие речи ведёт.
— Ты не людьми, а Богом на царство приведён, значит, перед Богом лишь ответ держать должен. Любая твоя воля или мысль, она от Бога! Возьми Русь сильной рукой, твоя власть — Божья власть!
Долго говорил Вассиан, пока не обессилел. Многое царь и не запомнил даже, но главное запало в душу. Сам Иван был готов к таким речам, перекликались они с внушениями митрополита Макария о божественной сути царской власти.
Вышел царь от старца в раздумье. Никто не слышал речей Вассиана, но все поняли, что сказал нечто важное. Самого Ивана было не узнать, даже Анастасия обеспокоилась:
— Ладно ли, Иван? Что старец сказал?
Муж улыбнулся в ответ:
Ладно, Настя, очень ладно. Многое он сказал, не всё и понял, но понял главное.
— Что?
Иван развёл руками:
— Пока и вымолвить не могу, только знаю, что как всё обдумаю, так и стану великим властителем!
Царица была довольна, если мужу хорошо, то и она рада. Кроме того, рядом не было надоедливого Сильвестра, которому не нравится всё, никаких развлечений не приемлет. Саму царицу корит за то, что часто тяжела ходит, мол, царя совращает на грех плотский! А как не рожать детей, ежели они с Иваном венчаны? И любят друг дружку. Только деткам Бог жизни не даёт, две доченьки были, но обе умерли, и слова «мама» не вымолвив. Одна надежда на сыночка Дмитрия да на тех, что ещё родятся. Они с Иваном молоды и крепки телом, дети ещё будут, и сыночки, и дочки, что бы там ни пел себе этот противный поп! После тех дней, когда царь был между жизнью и смертью, а Сильвестр попросту, как считала Настя, предал и его, и её с сыном, царица тихо ненавидела благовещенского попа. Только и знает, что укорять плотским грехом, а сам!.. До царицы уже доходили слухи, что содомскому греху подвержен Сильвестр. Может, и лгут, но дыма без огня не бывает. Противен ей поп, ох как противен. Точно чувствует Анастасия, что от него исходит дух предательства.
Да что чувствовать, если предал! После той злополучной ночи, когда решался вопрос, кому клятву верности давать, и сам Иван к Сильвестру переменился. Слушать его слушает, вроде и голову преклоняет, но взгляд уже не тот. И на исповедь к другому ходит. А царица уж тем более. Раньше, завидев Сильвестра, всё к ручке под благословение торопилась, чтоб осенил крестным знамением святой отец, а ныне и глаза в сторону отводит. Если б не любил без памяти Иван свою царицу, то давно бы ту со света сжили.
И всё шло хорошо, помолились от души, умных, святых людей послушали, Иван, кажется, голову выше держать стал, ведь услышал от Вассиана то, о чём сам втайне думал. Теперь торопился скорее в Москву.
Беда случилась на берегу Шексны, когда встали на ночной привал. На берегу уже были готовы столы со снедью, с ладьи скинули мостки, чтобы сошли на берег царь с царицей. Поначалу хотели маленького царевича оставить с мамкой на ладье, но потом кто-то распорядился нести и его. Иван сошёл под руку с братом Юрием, за ним следом царица со своей ближней мамкой, потом Адашев, ещё кто-то из бояр. Последней на сходни ступила мамка с царевичем на руках, завёрнутым в одеяльце. Её под руки поддерживали братья царицы.
Что случилось, никто и понять не мог. Только вдруг раздался треск и... сходни проломились под ногами женщины. Мамка полетела в воду, всё так же держа царевича на руках! Следом тут же метнулись стоявшие на берегу гриди, вытащили и женщину и младенца быстро, но если мамку ещё откачали, то мальчика не спасли. На Анастасию было страшно смотреть, она стояла, беспомощно разведя руки в стороны, безумными очами обводя остальных, точно спрашивая: «Как же это? Как такое возможно?»
Сам Иван тоже окаменел, он сидел, опустив голову и плечи, не желая говорить ни с кем. Только много позже, когда уже отпели младенца и, завёрнутого в саван, увезли и Москву, царь вдруг произнёс сиплым голосом, обращайся» к жене:
— Сами виноваты... Не велели отцы святые ехать, а мы не послушали...
Анастасия вскрикнула в ответ:
— Нет! Чем Дмитрий виноват? Он младенец совсем!
— Моя вина... моя!.. — застонал царь, схватившись за голову.
Давили мысли одна черней другой. Был сын Дмитрий, кровь от крови, плоть от плоти его, и нет! За что?! И ведь наказан как — не там, за земным порогом, не в бою, а просто и легко, на мостках, по которым до того прошли множество ног, в вяло текущей воде спокойной реки явилось это наказание!
Снова и снова стонал царь:
— Ослушался!.. Ослушался!..
Анастасия впервые не согласилась с мужем. Она не поверила в такое Божье наказание и даже ходила смотреть мостки сама. Но подломленные доски быстро убрали, заменив новыми. Адашев дивился:
— К чему тебе, государыня? Я уже наказал тех, кто худые сходни сделал.
— Я хочу с ними поговорить...
— Да их уже и в живых нет! За гибель царевича взыскано строго!
Вернувшись в Москву, Иван переписал своё завещание, определив наследником, если сыновей больше не будет или они умрут во младенчестве, Владимира Старицкого. А если государь оставит за собой слишком малыми детей, то быть князю их опекуном.
Это порадовало Сильвестра, но озадачило Адашева. К чему такая прыть у царя? Алексея Адашева Владимир Старицкий не слишком жаловал, в отличие от Сильвестра. Адашев только пробурчал:
— Перестарались...
А Иван преклонил колена перед Сильвестром, просил прощенья за своё ослушание, обещал впредь не перечить. Священник был немало доволен, хотя Иван и повидал Вассиана в его обители, говорил с опальным монахом, да только всё равно по их с Адашевым воле повернуло. И ведь как кстати погибель царевича подвернулась, прости Господи! Адашев зубами скрипел на глупого попа: везёт же дуракам! Грех Адашева, а польза вон Сильвестру.
Сам поп всё больше забирал власть над государем. Иван уже жил по его «Домострою». Царица против? Так ведь она мужнина жена, а коли муж священника слушает, то куда Анастасии деваться? Но между царицей и Сильвестром не просто чёрная кошка пробежала, та тихо ненавидела священника, мучаясь своей нелюбовью.
Но Господь сжалился над царской четой, года не прошло — родился второй сын — Иван. После доченька Евдокия, а потом и ещё сынок — Фёдор.
А у царя новый советчик. Узнав про него, бояре совсем взвились. Адашев и сам не больно знатен, а уж Ивана Пересветова привёл так вовсе из долговой ямы! Только таких в царских покоях не хватало! Чем взял царя Ивана этот должник?
Просто в своих челобитных о том, как устроить государство и власть царскую, советчик точно попал в мысли самого Ивана. Пересветов умён, немало повидал на своём иску, он доказывал, что Османская империя победила Византию потому, что та давно управлялась бестолковыми и ленивыми чиновниками, в отличие от сильного единовластного правления Магмет-салтана. Тех же, кто мешает сильной власти, надо огнём жечь, даже не вызнавая их вины! «Царь на царстве грозен и мудр, царство его ширеет, и имя его славно по всем землям». А ради этакой правды еретиков и супротивников можно и на кострах жечь, и в пыточной кровь пускать... И вину их спрашивать не обязательно, виновны уж тем, что против помыслили.
Могли быть лучший бальзам на душу Ивана в тот миг? Нет, он не стал немедля вешать или пытать бояр, больше того, остался в послушании у Алексея Адашева и Сильвестра, но зерно было посеяно в подготовленную почву. Это зерно даст такие всходы, от которых содрогнётся Русь, а руки царя Ивана омоются кровью многих людей, вины которых никто не спрашивал, по тому как виноваты уже только своими мыслями...
Иван Пересветов очень дельно изложил молодому государю проект реформы всей Руси, особенно военной реформы. Через несколько лет он ляжет в основу опричнины, словно Иван Васильевич на досуге вспомни т записки своего тогдашнего советчика. Может, так и было?
