Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб
36
Камаль покинул заведение Джалилы в половине второго ночи, когда всё вокруг погрузилось во тьму. Сама же тьма погрузилась в тишину. Он неспешно двигался по направлению к Новой Дороге, оттуда — к мечети Хусейна. Сколько ему ещё осталось жить в этом святом квартале, с которым он утратил всякую связь? Он вяло улыбнулся; от выпитого алкоголя осталось только похмелье в голове. Боль в теле затихла, и он лениво и устало продолжал идти вперёд. Обычно в подобных ситуациях, когда все желания стихали, что-то в глубине души громко взывало к нему, но не раскаяние и не сожаление, а скорее призыв к очищению или просьба освободиться из тисков страстей раз и навсегда, словно отступающие волны похоти обнажили проступавшие под ними голые утёсы аскетизма. Он поднял голову к небу, словно для того, чтобы пообщаться со звёздами, но тут вдруг тишину пронзила сирена воздушной тревоги!.. Сердце его бешено застучало, и сонные глаза расширились от удивления. Инстинктивное побуждение толкнуло его к ближайшей стене, параллельно которой он и направился. Вновь поглядев на небо, он увидел свет электрических прожекторов, что с огромной скоростью передвигались в пространстве, то сталкиваясь, то расходясь в бешеном ритме. Он ускорил шаги, не отделяясь от стены. У него было гнетущее чувство одиночества, как будто он единственный, кто остался на земле!.. Пронзительный свист, который ему прежде никогда не доводилось слышать, пронёсся где-то совсем рядом с ним, и от последующего за ним сильнейшего взрыва земля задрожала у него под ногами. Далеко ли это было, или близко? У него не было времени выяснять сведения о воздушных налётах, поскольку тут же за первым взрывом последовали остальные, от скорости которых дух захватывало. Затем неоднократно стали раздаваться звуки зенитных пушек, и небо заблестело от необъяснимых вспышек, похожих на зарево молнии. Ему казалось, что вся земля сейчас разлетится на части. Он стремглав пустился в бег, больше ни на что не обращая внимания, в сторону Красных Ворот, ища под их древними сводами убежище. Пальба из зениток продолжалась с неистовым бешенством, бомбы точно поражали цели, и дрожала земля. По прошествии нескольких ужасных секунд он достиг прохода в убежище, где скопилось множество людей, от присутствия которых тьма становилась только гуще. Тяжело дыша, он проскользнул сквозь них внутрь. Над атмосферой убежища довлел ужас, а кромешную темноту наполняли бормотание и стоны. Однако вход и выход время от времени озарялись светом, отражавшимся от вспышек на небе. Шум ли от падающих бомб прекратился, или это было всего лишь плодом их воображения? Зенитки же продолжали стрелять в том же бешеном ритме, оставляя в душах людей такой же след, как и бомбы. Вопли, плач, крики, рыдания женщин, детей и мужчин перемешались воедино.
— Это уже новый налёт, непохожий на предыдущие…
— А этот старинный квартал сможет выдержать все эти новые налёты?!
— Избавьте нас от вашей болтовни, и лучше обратитесь к Господу!
— Мы все обращаемся к Господу!
— Замолчите… Замолчите… И да будет Аллах милосерден к вам!
Камаль заметил свет около выхода под сводом, и в этот момент увидел вновь прибывшую группу: ему показалось, что среди них мелькнул силуэт его отца. Сердце его затрепетало. Может ли это и впрямь быть его отец? Тогда как он смог преодолеть такой длинный путь до самого убежища? И тем более как он смог покинуть постель?.. Он прошёл до конца свода, пробиваясь через взволнованные толпы людей. В мерцании света он увидел всю семью в сборе: отца, мать, Аишу и Умм Ханафи!.. Направился к ним, остановился и прошептал:
— Это я, Камаль!.. У вас всё в порядке?
Отец не ответил ему. Изнеможённый, он приткнулся спиной к стене свода между матерью и Аишей. Мать произнесла:
— Камаль?.. Слава Аллаху. Ужасно всё это, сынок. На этот раз не так, как обычно. Нам показалось, что дом того и гляди обрушится на наши головы. Господь наш дал сил твоему отцу, и он встал и пошёл вместе с нами. Я не знаю, ни как он пришёл, ни как мы пришли…
Умм Ханафи пробормотала:
— Милость Господня на нём. Какой ужас творится! Да смилостивится над нами Всемогущий…
Аиша внезапно закричала:
— Когда же замолчат эти пушки?!
Камалю показалось, что её голос свидетельствовал о том, что нервы у неё на пределе, и потому он подошёл и взял её руки в свои, словно к нему вернулась утраченная сила духа, едва он оказался среди тех, кто ещё более нуждался в успокоении. Пушки всё так же стреляли в бешеном ритме, хотя темп их начал неощутимо ослабевать. Камаль повернулся к отцу и спросил его:
— Как ваше состояние, отец?
Отец слабым шёпотом ответил:
— Где ты был, Камаль?.. Где ты находился, когда произошёл воздушный налёт?
Он успокаивающе заверил его:
— Я был поблизости от Красных Ворот. Как вы?
Отец дрожащим голосом сказал:
— Один Аллах ведает… Как я оставил свою постель и помчался по улице сюда?.. Только Аллаху известно… Я ничего не чувствую… Когда всё вновь станет как было?
— Мне снять пиджак, чтобы вы могли сесть на него?
— Нет. Я могу постоять. Но когда же всё вернётся в прежнее состояние?
— Кажется, воздушный налёт прекратился. А что до вашего внезапно подъёма, то не бойтесь. Такие сюрпризы часто творят чудеса во время болезни!..
Едва он закончил говорить, как землю сотрясли три последовательных взрыва, за которыми раздались бешеные выстрелы зенитных пушек. Своды убежища наполнились воплями:
— Это прямо у нас над головой!
— Заявите о том, что нет Бога, кроме Аллаха…
— Молчите, чтобы не стало ещё хуже!
Камаль высвободил руку Аиши, чтобы взять за руку отца. Он делал это впервые в жизни. Руки отца дрожали, как и руки самого Камаля. Умм Ханафи распласталась на земле и завопила. Чей-то нервный голос яростно закричал:
— Прекратите вопить! Я убью любого, кто будет вопить!..
Но вопли стали ещё сильнее. Выстрелы зениток теперь слышались один за другим, и в ожидании новых ударных волн нервное напряжение людей нарастало. Ожидание новых сотрясений и взрывов удушало их.
— Бомбардировки закончились!..
— Они остановятся, только чтобы начаться заново…
— Они далеко. Если бы это было близко, вокруг нас не осталось бы ни одного целого дома!
— Бомбы упали в квартале Ан-Нахасин!
— Это тебе так кажется, а вдруг они упали на складе боеприпасов?!
— Эй вы там, слушайте! Разве пушки не затихли?
Да, стрельба затихла, и слышалась теперь только издалека. Потом она стала прерывистой, слышной совсем далеко, и наконец между первым и вторым выстрелом наступил интервал в целую минуту. Воцарилась тишина, распространилась и окрепла. Скованные языки наконец получили свободу, пока молчание не нарушил плачущий в надежде шёпот, который становился всё громче и громче. Люди принялись вспоминать о множестве вещей и вновь оживать. Они переводили с осторожным облегчением дыхание, пока Камаль тщетно пытался разглядеть лицо отца после того, как на мгновение замерцал свет, а потом над ними нависла тьма…
— Отец, всё успокаивается…
Мужчина не ответил, а лишь пошевелил руками, которые всё ещё держал сын, словно желая убедить его, что всё ещё жив…
— Вы в порядке?
Он снова зашевелил руками. Камаль почувствовал такую грусть, что у него чуть не брызнули из глаз слёзы.
Тут раздалась сирена, отменявшая сигнал тревоги…
Со всех сторон убежище наполнилось ликующими криками, похожими на те, что издают дети во время стрельбы из пушек по праздникам. Вокруг стало шумно, люди задвигались то тут, то там, захлопали двери и окна, послышались нервные голоса, а затем собравшиеся в убежище начали покидать его один за другим. Камаль глубоко вздохнул и произнёс:
— Вернёмся…
Отец положил одну руку на плечо Камаля, а другую на плечо Амины и зашагал между ними к выходу. Они начали было расспрашивать его о самочувствии и о возможном влиянии этого опасного приключения, но господин Ахмад остановился и слабым голосом сказал:
