На день погребения моего - Томас Пинчон

—  Гражданская война? Это была экономика. Политика.

 — Это были боги, которых вы пытались уничтожить, они ждали своего часа, чтобы отомстить. Вы, люди, действительно верите всему, чему вас учат, да?

 — Наверное, мне придется поехать в Кембридж, чтобы поумнеть, — Кит на самом деле не обиделся. Здесь, в тайге, возможности развлечений были ограничены, почему бы не воспользоваться поводом для развлекательного препирательства. — Но как вы ввязались в эти аферы с божественным?

 — Я был религиозным юношей, — ответил Дуайт Пренс. — Это с легкостью могло принять другие формы —  хоровое пение, ношение сандалий, проповеди на перекрестках, но так уж получилось, что один выбор перечеркнул все остальные.

 —  Это то, чего вы хотели?

 — Это то, что произошло. Когда я начал больше времени уделять изучению религий, особенно —  Ислама и Христианства, начал замечать много тесных связей со светской властью, я стал более...хм, пренебрежительно, скажем так, относиться ко всему этому предприятию.

 —  Церковь и государство.

   Пренс пожал плечами.

— Вполне естественно, что Цезарь при любой возможности пытается наладить выгодные отношения с Богом, поскольку оба они преследуют одни и те же цели, не так ли.

  — А вы больше заинтересованы...

 — В договоренностях. Да. Вы могли себе представить, что я молюсь каждую ночь?

 — Но если вы здесь на военной службе не во имя Христа, тогда во имя кого на самом деле?

 — Во имя горстки мужчин в Уайтхолле, о которых вы никогда не слышали и которых никто не узнает в лицо.

  — А денежная выгода?

В смехе Пренса было мало сакраментального, и, кажется, смеялся он неестественно долго.

 — Полагаю, вам нужно поговорить об этом с ними.

Время от времени Кит вспоминал чистоту, жестокую сияющую чистоту озера Байкал, и свои ощущения, когда он стоял на ветру, в котором растворился Хасан, и недоумевал, почему его уверенность не удержала его от падения в это бранчливое оцепенение духа. Учитывая, что на них надвигалось, как он понял позже, убежище банальности оказалось бы благословением и шагом к спасению.

   Взрыв света озарил небеса.

Состоянием на 7 ч.17 м. утра по местному времени 30 июня 1908 года Пажитнов уже почти год работал сотрудником по договору в Охранке, получал пятьсот рублей в месяц, сумму, почти непомерную в те годы в рамках бюджетных ассигнований на шпионаж. Стало быть, огромное воздушное судно немного снизило высоту, его капитан и экипаж в совокупности весили минимум тридцать дополнительных пудов, приблизительно полтонны, и это не учитывая вес камней, которые Пажитнов планировал сбросить на обозначенные цели, камни приходилось тащить в качестве балласта, поскольку здесь, в Сибири, кажется, большинство сооружений были из дерева и кустарников —  эта сложность хоть и беспокоила экипаж с военной точки зрения, не особо влияла на их душевный покой, пока они впервые не увидели с воздуха Иркутск, тут их поразили величественные кирпичные и каменные дома нуворишей-пушников и магнатов-золотопромышленников, кричавших: «Правильно!» и обнимавшихся. Когда нужно было поднять дополнительный груз, русские принципы проектирования предполагали, что нужно просто увеличить подъемную силу и мощность двигателя до необходимого уровня, а поскольку Большая Игра продолжалась уже много лет, контроль веса никогда не был серьезным технологическим вопросом, каковым он являлся для аэронавтов других стран.

В те дни среди низкопоклонников и карьеристов всех уровней Разведки царило беспокойство. После морского поражения у острова Цусима, массовых демонстраций в городах, погромов, кровопролитий и террора возникло прежде невообразимое предположение о том, что Господь оставил Россию. То, что прежде было несомненно и санкционировано Небесами, теперь запуталось в сомнениях и неуверенности, как борьба любого крестьянина с повседневными трудностями, и все, независимо от богатства или должности, действовали вслепую.

 —  Я — военный, а не ученый, — возразил Научный Офицер Герасимов. — Вам лучше обратиться к профессорам.

—  Это подождет, — сказал Пажитнов. — Охранное отделение верит, что это Событие спровоцировано людьми, и они хотят знать, какое оружие было использовано.

Геннадий, умник экипажа, как бы невзначай жестом указал на бревна без коры, проплывавшие внизу.

 —  Спровоцировано человеком? Это? Это сделал не Господь?

—  Генерал Сухомлинов более склонен подозревать китайцев, хотя не исключает и немцев.

— Он, вероятно, задумал очередной проект, связанный с недвижимостью, учитывая, что территория уже очищена бесплатно.

Геннадий притворился, что удивленно смотрит вниз:

 — Действительно, кто все эти люди в костюмах, едущие на верблюдах там внизу? Погодите, да это агенты по продаже недвижимости, едут караваном!

 — Генерал очень хочет знать, как это было осуществлено, —  сказал Пажитнов. — Всё время повторяет: «Вспомните, кто изобрел порох».

Павел Сергеевич, офицер-разведчик, всматривался в необозримые последствия катастрофы.

— Никаких признаков пожара. Ни воронки, ни даже отмели. Это не боеприпасы, во всяком случае, нам такие не известны.

  — А что говорят люди, живущие там?

  —  Что это был Агди, их Бог Грома.

  — Именно это они слышали? Гром?

— Некое звуковое давление... Именно так, кажется, энергия, но перемещаемая латерально.

 — Но совсем не радиально, — сказал Пажитнов. — Руль, поднимемся на триста метров. Хочу показать вам кое-что любопытное.

Они поднялись в небо, из которого полностью исчезли краски, словно в одно ужасное мгновение эти миллионы стволов побелели, и, достигнув необходимой высоты и замерев в воздухе, смотрели вниз, словно иконы святых, нарисованные на внутренней части церковного купола.

  — Похоже на бабочку, — заметил Герасимов.

  —  На ангела, — сказал Павел.

 — Она симметрична, но это не эллипс разрушения, который можно было бы ожидать увидеть.

Пажитнов собрал совещание офицеров, которое, как оказалось, откладывали уже несколько недель. Они собрались в кают-компании и вместе начали волноваться, посменно. Экипаж обрадовался такой расхлябанности и устроил себе нечто вроде выходных. Кто-то играл в шахматы, другие пили. Все курили, некоторые не могли уснуть. Тем, кто спал, снилось, что они играют в шахматы, и, проснувшись, они мучались из-за вопроса, каким психическим расстройством они страдают.

Тем временем застолье в кают-компании приобрело философский характер.

—  Если бы не электромагнитные показатели, я сказал бы, что это метеорит, взорвавшийся на расстоянии пяти миль отсюда. Но почему тогда эта местность так активно излучает радиацию?

—  Потому