Ниневия - Андрей Евгеньевич Корбут
Настроение царя заметил и Бальтазар, пытавшийся предугадать, чего ему ждать, когда повелитель потребует его для отчета. Начальник внутренней стражи появился на ипподроме, одним из первых, чтобы обеспечить порядок.
Но толпа ликовала, свита низко кланялась, и даже небо не смело бросить тень на землю, по которой ступал властелин Ассирии.
Как только царская чета заняла почетное место, наместник Ниневии отдал приказ горнистам возвестить о начале состязаний. По традиции их открывали скачки на верблюдах. Хотя это было развлечение для толпы, они нравились царю, и Набу-дини-эпиша всегда помнил об этом. И то, что сегодня владыка не проявлял к ним никакого интереса, — а понять это по задумчивому лицу Син-аххе-риба было несложно, — привело главного распорядителя праздника в полную растерянность. Он поспешил обратиться к Бальтазару.
— Есть ли какие-то новости о Нимроде? — встав за спиной начальника внутренней стражи, тихо спросил наместник.
Бальтазар ответил еще тише:
— Мои люди напали на его след. Вчера ночью колесничего видели в северной части города.
— Что он мог делать в этих трущобах? — изумился Набу-дини-эпиша.
— Сейчас меня это мало интересует. Главное — найти его.
— У нас осталось не так много времени. Я даже не знаю, могу ли я начинать без него состязания. Что скажет царь? Я не знаю, что делать… — жаловался наместник.
— Ты доложил царю об исчезновении колесничего?
— Да. Царь решил, что он с Хавой…
— Говорил с ней?
— Принцесса не приняла меня. Однако это ничего не меняет. Она уже здесь, а он до сих пор не появился.
— Может быть, стоит отменить гонки на колесницах? Поговори с Ашшур-дур-панией, чтобы он осторожно спросил об этом у царя.
Царский кравчий в это время находился рядом со своим племянником и уже успел рассказать ему новость, от которой Аракел впал в ступор:
— Нимрод убит?
— Да. И поэтому сегодня ты непременно победишь.
— Неужели это возможно?
— Ты о своей победе?
— О его смерти.
— Все смертны. Так почему это тебя так удивляет?
— Меня? Нет… не удивляет… Но разве это не роняет на меня тень? Ведь сейчас я больше всех заинтересован в его смерти.
Царский кравчий вздрогнул. Как он сам не подумал об этом!
— Нет, нет. Это было бы слишком неразумно. Я бы никогда не допустил ничего подобного, и царю это известно.
Успокоив племянника, дядя хотел тотчас броситься на поиски Бальтазара, чтобы сказать тому, как это важно — поскорее найти «убийц» Нимрода, но Ашшур-дур-панию потребовал к себе царь.
Почти сотня дромадеров[46], поднимая огромное облако пыли, прошли, между тем, первый круг ипподрома, растянувшись больше чем на целый стадий. Воздух оглашали резкие крики погонщиков и рев верблюдов. Толпа подбадривала отстающих и ликовала, когда мимо них проносились лидеры.
— Как восхитительно они бегут! Как они стремительны! Быстрее лошадей! — с горящими глазами наблюдала за скачками Вардия — эламская принцесса и жена Ашшур-аха-иддина, мать его сыновей Син-надин-апала и Шамаш-шум-укина.
Наместник Аррапха[47] Надин-ахе, невысокий сорокалетний моложавый мужчина с орлиным взором, позволил себе не согласиться с молодой женщиной:
— Моя госпожа, у арабов есть пословица: ни один верблюд не догонит коня. Ни один конь не уйдет от верблюда.
Вардия кокетливо улыбнулась, пошутила:
— А ты предпочел бы быть лошадью или верблюдом?
— Я бы хотел стать львом, — схитрил Надин-ахе, которому не понравилось ни одно из сравнений.
— Львом? Львом можно только родиться, — подслушал разговор жены и наместника Ашшур-аха-иддин.
Надин-ахе, уловив в голосе царевича скрытую угрозу, смиренно поклонился.
Ашшур-аха-иддину, сыну Закуту, исполнилось тридцать лет. Он был худощав, не отличался значительной физической силой, хотя и превосходил Арад-бел-ита ростом; орлиный нос и близко посаженные глаза делали его некрасивым. Его вытянутое холодное лицо хранило печать какого-то божественного просветления: принц со всеми — будь это враг или друг, раб или сановник — старался оставаться ласковым и сдержанным. Но в минуты ярости становился похож на бешеного пса — так же брызгал слюной, забывал о том, кто рядом с ним, не слушался рассудка, хватался за меч и мог запросто пролить невинную кровь. При этом принц отличался набожностью, мог часами стоять на коленях, вымаливая у богов милость, никогда не расставался с огромной свитой жрецов, истово верил в их предсказания и разные приметы.
Вардия невинно посмотрела на мужа. Неужели он все еще способен ее ревновать к кому-то! Она была первой, старшей женой царевича, одного с ним возраста, рассудительная, расчетливая и по-прежнему красивая.
Об их браке ходили легенды. Одни поговаривали, будто царевич спас ее от диких зверей, другие утверждали, будто от разбойников, и только Ашшур-аха-иддин знал: вся его отвага заключалась в том, что он, получив благословение отца, осмелился перечить матери. Впрочем, Син-аххе-риб отнесся к своей невестке равнодушно. Вардия хотя и принадлежала к древней Гумбано-Тахридской династии[48], была, скорее, обузой для своих царственных родственников, поскольку не представляла для них никакой ценности: внучатая племянница двоюродного брата царя Элама — не слишком близкое родство.
Единственной же причиной, по которой Закуту противилась выбору сына, был живой и острый ум невестки, что сразу оценила царица. Уж очень ей не хотелось, чтобы кто-то еще управлял Ашшур-аха-иддином. Гнев сменился на милость только тогда, когда принц сдался на уговоры матери и год спустя взял себе вторую жену — сирийскую принцессу Наару. Кто бы мог подумать, что Вардия и Закуту станут после этого союзницами!
Связь между ними укрепилась особенно сильно после третьего брака Ашшур-аха-иддина, когда царевич, на этот раз подчинившись воле отца, женился на юной тринадцатилетней урартской принцессе Ашхен. И влюбился, как простой смертный, до боли, до смертельной тоски, до умопомешательства.
Закуту нашла средство, Вардия — применение ему. После чего Ашхен умерла во время родов, оставив после себя как воспоминание прекрасное дитя любви. Девочку назвали в честь матери.
Этой зимой юной Ашхен исполнилось четыре годика, но она уже успела стать всеобщей любимицей. Отец видел в ней свою утраченную любовь; бабушка баловала внучку, наверное, из прихоти; Вардия лелеяла надежду, что девочка станет противовесом дерзкой и мстительной Шэру-этерат, старшей дочери Наары; Син-аххе-риб, к которому малышка вечно норовила залезть на колени, любил потому, что верил в ее искренность…
Вардия, поглаживая по голове Шамаш-шум-укина, своего младшего сына, осторожно посмотрела в сторону Син-аххе-риба.
— Не помню, чтобы царь смотрел скачки без своих
